– Никаких соображений? Да ладно? Целый убойный отдел следователей, и никого… – Малькольм знал, что у Свенона были контакты в полиции, – подал голос тот, что раскачивался на стуле. – Он знал, что Свенон все равно нашел бы его дочь. – Отлично, начало положено. – Дуфф принялся мерить шагами кабинет. – Давайте предположим, что Малькольму показалось, будто дочь он спасет, только если будет слушаться Свенона. Или сам умрет так, чтобы у Свенона больше не было причин убивать его дочь. Верно? Судя по глазам присутствующих, они не понимали, куда он клонит. – Так что если Малькольм, как написано в письме, не хочет жить, если потеряет дочь или станет соучастником убийства Дункана, то почему бы ему не покончить жизнь самоубийством сразу и спасти их обоих? Все удивленно уставились на него. – Разреши мне? – спросила Кетнес. – Да, конечно, старший инспектор. – Ты все хорошо разложил по полочкам, но человеческая психика так не работает. – Разве нет? – спросил Дуфф. – А по-моему, как раз так она и работает. Поэтому тут с его так называемым самоубийством как-то не сходится. Человеческий мозг всегда обрабатывает имеющуюся информацию, оценивает достоинства и недостатки и приходит к неоспоримому логическому выводу. – Если этот вывод неоспоримый, то почему мы часто сомневаемся, что посупили правильно? Даже когда ничего нового не узнаем? – Сомневаемся? – Да, старший инспектор Дуфф. – Кетнес смотрела ему прямо в глаза. – Знаешь, люди с сильно развитой эмпатией нередко считают, будто поступили не так, как следовало бы, и хотят все исправить. Нельзя исключать, что Малькольм был именно таким человеком. Дуфф покачал головой: – Сожаление – признак болезни. Эйнштейн однажды сказал, что признак безумия – это когда кто-то много раз решает одну и ту же задачу и каждый раз приходит к разным результатам. – Значит, утверждение Эйнштейна можно опровергнуть, потому что со временем выводы, к которым мы приходим, меняются. Не потому, что у нас появляется другая информация, а оттого, что мы сами меняемся. – Люди не меняются! Дуфф заметил, что все остальные уже очнулись и с интересом следят за ними, возможно, догадываясь, что их перебранка не связана с убийством. – Может, Малькольм изменился, – предположила Кетнес, – может, смерть Дункана его изменила. Этого исключать нельзя. – А еще нельзя исключать, что он написал предсмертную записку, кинул свой жетон в море и свалил, – возразил Дуфф. – Люди на такое тоже вполне способны. Дверь открылась, и в кабинет заглянул инспектор из Отдела по борьбе с наркоторговлей. – Дуфф, тебя к телефону. Говорят, это срочно и что дело касается Малькольма. Требуют именно тебя. Леди стояла посреди спальни и смотрела на мужчину, спящего в ее кровати. В их кровати. Было уже больше девяти часов, она давно позавтракала, а этот по-прежнему спит как сурок, накрывшись шелковой простыней. Она присела на край кровати, погладила Макбета по щеке, потрепала по черным кудрям и слегка тряхнула за плечо. Он приоткрыл глаза. – Комиссар полиции! Пора вставать. Город горит! Вместо ответа он застонал и перевернулся на другой бок, спиной к ней, и Леди рассмеялась. – Который час? – Слишком поздно. – Мне приснилось, что сейчас воскресенье. – Тебе вообще много чего снится. – Да, этот чертов… – Что? – Да ничего. Мне сначала показалось, что я слышу колокол, предупреждающий о шторме. А потом понял, что это церковный перезвон, который зовет к искуплению, исповеди и крестинам. – Я же просила не говорить этого слова. – Какого – крестины? – Макбет! – Прости! – У тебя меньше двух часов до пресс-конференции, все будут сидеть и недоумевать, куда подевался их комиссар полиции. Он спустил было ноги с кровати, но Леди остановила его, обхватила ладонями его лицо и пристально посмотрела в глаза. Зрачки опять были крошечными, словно булавочные головки. Она выдернула у него из брови чересчур длинный волосок. – И к тому же у нас ужин вечером, – продолжила она, разглядывая его брови, – надеюсь, ты не забыл? – Обязательно было устраивать его сразу после смерти Дункана? – Ну, это не праздничный ужин, а деловой. Нам же нужно что-то кушать, милый. – А кто придет? – Все, кого я пригласила. Бургомистр. Некоторые твои коллеги. Она заметила в голове у Макбета седой волос, но ее длинные красные ногти никак не могли ухватить его. – Мы будем обсуждать соблюдение законов об игровой деятельности. В сегодняшней газете на первой полосе написали, что в «Обелиске» откровенно занимаются проституцией и поэтому его нужно быстрее закрыть. – Знаешь, ты хоть сто статей закажи у своего дружка-главреда, все равно его газету никто читать не будет. – Ну и что? Зато у меня теперь муж – комиссар полиции, – сказала она и вырвала наконец седой волос у него из головы. – Больно! – Тебе бы побольше седых волос, начальникам это идет. Поговорю сегодня с моим парикмахером, он тебе немного виски подкрасит. – У меня все равно висков не видно. – В том-то и дело. Нужно состричь волосы, чтобы они были видны. – Ни за что! – Ну, знаешь, может, бургомистр Тортелл считает, что должность комиссара должен занимать мужчина в летах, а не сопливый юнец. – А что, тебя это беспокоит? Леди пожала плечами: – Вообще-то нового комиссара полиции назначает бургомистр. И мы должны быть уверены, что он ничего не выкинет. – На него повлиять будет непросто. – Если из-за Тортелла у нас возникнут сложности, можно припугнуть его. Но пока, любимый, думать об этом рано. – Ну хорошо. Кстати, насчет сложностей… Она замерла. Знакомая интонация в его голосе. – Ты от меня что-то утаил, дорогой? – Банко… – Что с ним? – Я начинаю сомневаться, стоит ли ему доверять. Мне кажется, что он строит какой-то хитрый план для себя и Флинса. – Он на секунду задержал дыхание, а потом выпалил: – Вчера, вместо того чтобы убить Малькольма, Банко отправил его в Капитоль. Оправдался тем, что, мол, не убив его, мы ничем не рискуем. Леди поняла, что он ждет ее отклика, однако она промолчала, и Макбет заметил, что его рассказ не произвел на нее никакого впечатления. На это она улыбнулась: – Меня это отчего-то не удивляет. Ну и что, по-твоему, он задумал? – Банко клянется, что жутко запугал его и что теперь Малькольм будет молчать как рыба, но у меня такое ощущение, что эти двое что-то затеяли. Что-то, что позволит Банко достичь большего, чем он получит, останься он со мной. – Господи, дорогой, неужели ты думаешь, что старый добрый Банко метит в комиссары полиции? – Нет-нет, руководитель из Банко никудышный. А вот сын его, Флинс… Я всего лишь на пятнадцать лет его старше, и к тому времеи, когда я уйду в отставку, сам Флинс поседеет и состарится. Так что лучше быть наследным принцем при ком-то постарше. Например, при Малькольме.