– Капитан! – голос кока. – Юнсон спит, как младенец. Разбудить его? – Нет! Пускай спит. В каюте он один? – Да, капитан. – Отлично! – Капитан взглянул на часы. Через час все уже будет позади, и он с чистой совестью поедет домой, к жене. Отдохнет пару дней… Вот только в пароходство надо завтра заглянуть – те получили от страховщиков какую-то бумажку о том, что за последние десять лет члены экипажа, работавшие на «Гламисе», с подозрительной частотой болели одинаковой болезнью. Что-то там с кровью у них не так… – Курс верный, – сказал лоцман. – Будем надеяться, – пробормотал капитан, – будем надеяться. Десять минут второго. Десять минут назад дверца на настенных часах открылась, оттуда высунулась здоровенная оленья голова и затрубила. Ангус огляделся. Все-таки зря, наверное, он выбрал это место. Сейчас, в дневное время, здесь толкались только безработные и алкоголики, но именно этот бар облюбовали гвардейцы, и если кто-то из полицейских увидит, как он разговаривает с журналистом, то непременно донесет до Макбета. С другой стороны, лучше уж его заметят здесь, где он часто бывает, чем в каком-нибудь подозрительном баре. Однако Ангусу все это не нравилось. Не нравились часы с оленем. И не нравилось, что журналист опаздывает. Ангус давно уже ушел бы отсюда, но это был его последний шанс. – Прости за опоздание. Картавое «р». Ангус поднял глаза. Догадаться о том, что перед ним Уолтер Кайт, можно было только по голосу, потому что лицо он старательно прикрывал капюшоном дождевика. Ангус считал, что Кайт отказывается сниматься для газет и журналов, потому что считал, будто внешность отвлекает от главного – от слов. – Дождь и пробки, – пояснил Уолт Кайт, расстегивая дождевик, с которого на пол уже успела натечь целая лужа. – В этом городе вечно дождь и пробки, – сказал Ангус. – Это обычное наше оправдание, – согласился радиорепортер, усаживаясь напротив Ангуса. – На самом же деле у меня цепь с велосипеда слетела. – Я думал, Уолтер Кайт не лжет, – сказал Ангус. – Радиорепортер Кайт никогда не лжет, – Кайт криво улыбнулся, – а вот за простым смертным Уолтером такой грех водится. – Вы пришли один? – Да, иначе и быть не могло. Давай выкладывай, что у тебя за новости, о которых нельзя рассказать по телефону. Ангус вздохнул и приступил к рассказу. От тревоги, охватившей его, когда он рассказывал обо всем Леноксу и Кетнес, не осталось и следа. Возможно, потому, что жребий уже был брошен и назад пути не оставалось. Он говорил теми же словами, что и в «Эстексе», а еще рассказал о встрече с Леноксом и Кетнес. Не утаил от Кайта ничего, выложил все. Имена. Подробности операций в клубе и в Файфе. Рассказал о приказе сжечь труп младенца. Пока он говорил, Кайт взял салфетку и принялся оттирать с пальцев черные масляные пятна. – Почему я? – спросил Кайт, вытаскивая новую салфетку. – Потому что тебя считают храбрым и неподкупным репортером, – ответил Ангус. – Отрадно, что меня считают таким, – сказал Кайт, пристально глядя на Ангуса. – И говоришь ты красивее, чем большинство молодых полицейских. Ангус пожал плечами: – Я изучал теологию. – Это объясняет и то, как ты говоришь, и причину, по которой ты затеял все это. Ты надеешься совершить благодеяние и спасти свою душу. – Вы ошибаетесь, господин Кайт. Я не верю ни в спасение, ни в Бога. – Ты встречался с другими журналистами? – Кайт усмехнулся: – С неподкупными или продажными? Ангус покачал головой. – Хорошо. Потому что я займусь этим делом, только если оно будет полностью моим. Так что ни слова никому из журналистов, ни единому. Договорились? Ангус кивнул. – Как мне тебя найти, Ангус? – Мой телефон… – Никаких телефонов. Только адрес. Ангус написал на грязной, заляпанной машинным маслом салфетке адрес и вернул ее Кайту. – Что теперь? Кайт тяжело вздохнул – так вздыхают те, кто знает, что их ждет тяжелый труд. – Сперва мне нужно кое-что проверить. Это дело серьезное. И мне не хотелось бы оказаться орудием в чужих руках или пешкой в чьей-то игре. – Я играю ради правды и ради того, чтобы остановить Макбета. Кайт опасливо огляделся, и Ангус понял, что заговорил чересчур громко. – Если это правда, значит, ты лжешь, когда говоришь, будто не веришь в божественное, – сказал журналист. – Бога не существует. – А как же божественное, спрятанное в самом человеке? – В человеке, Кайт, есть лишь человеческое. И желать добра – так же свойственно человеку, как грешить. Кайт медленно кивнул. – Тебе виднее, ты теолог. Я тебе верю, но то, что ты мне рассказал, нужно проверить. И тебя самого тоже. – Он поднялся и принялся застегивать дождевик. – Как по-твоему, когда ты сможешь выпустить этот материал? – Ангус глубоко вздохнул: – Я не доверяю Леноксу, он наверняка настучит обо всем Макбету. – Я брошу все силы, – ответил Кайт, – за два дня можно много чего успеть. – Он вытащил бумажник. – Благодарю, но я сам заплачу за кофе. – Ну, как хочешь. – Кайт убрал бумажник. – А ты знаешь, что в этом городе ты – животное редкое? – Да, исчезающий вид, – грустно улыбнулся Ангус. Он проводил глазами репортера, а когда тот исчез за дверью, огляделся. Похоже, до них никому из посетителей дела не было. Два дня. Ему нужно продержаться два дня. Сейтон не любил Капитоль. Ему не нравились широкие проспекты, величественные старые здания, в которых заседали всякие брехуны, зеленые парки, библиотеки и опера, уличные художники, маленькие готические церквушки и гигантский собор, открытые кафе и их улыбающиеся посетители и пышный национальный театр, где ставились претенциозные пьесы, в последнем акте которых властный король непременно погибал. Поэтому Сейтон стоял, повернувшись спиной к городу и глядя на море. Они находились в портовом отделении полиции, а «Гламис» уже зашел в порт. – Вам точно не нужна помощь? Уверены? – спросил полицейский с эмблемой полиции Капитоля на униформе. Перед их приездом разгорелся спор о том, кто имеет право проводить операции в порту, однако комиссар столичной полиции пошел на уступки. Как он сам сказал, отчасти оттого, что речь шла об убийце полицейских, а отчасти потому, что операцию планировалось провести на борту морского судна. – Спасибо, но да, я уверен, – ответил Сейтон. – Хорошо, но если вы его возьмете и сойдете с ним на берег, мы вынуждены будем забрать его. – Естественно. Главное – следите за трапом и судном. – От нас не уйдет, старший инспектор. – Столичный полицейский показал на две весельные лодки метрах в пятидесяти от причала, в которых сидели переодетые рыбаками полицейские, готовые прыгнуть в воду, если Дуфф вздумает добраться до берега вплавь. Сейтон кивнул. Он вспомнил, как совсем недавно стоял вот так в другом порту. И тогда от помощи отказался сам Дуфф, этот упрямый придурок. Сейчас же они поменялись ролями – и скоро Дуфф это поймет. И. Сейтон отведет ему на это несколько мучительно долгих секунд. Столичная полиция и не подозревала, но Макбет приказал не просто доставить Дуффа на берег, а принести. В мешке, как и полагается трупу. Судно причалило к берегу, и белая пена, похожая на шампанское, выплеснулась на асфальт. Сейтон зарядил свой «MP-5». – Олафсон, Рикардо, готовы? Двое гвардейцев кивнули. Они изучили план судна и знали, где находится каюта, в которой спит Дуфф. Моряки сбросили два троса – один спереди, другой сзади, – а портовые рабочие накинули их на кнехты и затянули. Борт судна мягко ударился о прибитые к причалу шины, и те сердито заскрипели. На причал опустился трап. – Вперед! – скомандовал Сейтон. Они выскочили на причал и взбежали вверх по трапу. Моряки изумленно смотрели на них – судя по всему, капитан до последнего хранил тайну. Гвардейцы спустились вниз, мимо каюты штурмана. Вниз. Снова вниз. Они остановились перед каютой с номером «12» на двери. Сейтон прислушался, но услышал лишь собственное дыханье и рев корабельного мотора. Рикардо прошел дальше по коридору и остановился, осматривая все остальные двери на тот случай, если Дуфф услышал их и спрятался в другой каюте. Сейтон зажег фонарик и кивнул Олафсону, а потом вошел внутрь. Фонарик оказался лишним – в каюте оказалось достаточно светло. Дуфф лежал на нижней полке, повернувшись лицом к стене и с головой укрывшись одеялом. Сверху из-под одеяла торчала зеленая шапка. По словам капитана, Юнсон никогда ее не снимал и вечно натягивал до самых глаз, прикрытых огромными очками. Лишь однажды шапка сползла, и капитан заметил шрам. Сейтон вытащил пистолет, который собирался вложить Дуффу в руку, и дважды выстрелил в стену. На мгновение грохот оглушил его, и уши Сейтона наполнил неприятный звон. Дуфф вздрогнул и напрягся. Сейтон склонился к его уху.