Визит продлился чуть дольше часа – и почти все это время Илья играл. Беседы же толком и не было, но настоящей злости на этого человека Тори все равно не чувствовала. Илья не виноват в том, что она не может добиться своей цели. Покинув его дом, они направились обратно к Ксении. На этот раз на кухне не задержались, прошли в основную комнату – здесь картин было гораздо больше. Они успокаивали Тори не хуже, чем музыка, заставляли поверить, что все не так уж плохо и выход обязательно найдется. Вот за это Малахитовый Лес ей как раз нравился. – Ну как тебе Илья? – полюбопытствовала Тори, разливая по чашкам малиновый чай. От чая пахло летом. – Кажется, ты ему понравилась! – Он смотрел на меня как мышь на кошку. – Но он же на тебя смотрел! Для него это уже огромное достижение. У него… своеобразные отношения с людьми. – Я заметила. – Но мне это даже нравится, – признала Ксения. – Илья всех воспринимает по-своему, и я для него не фрик в маске, а просто соседка… просто человек. Они теперь встречались часто, беседовать могли обо всем на свете – о дурацкой вернувшейся моде на кружева, приближающемся тепле и о том, когда же в лесу наконец появится земляника. Однако о своем прошлом Ксения говорить точно не хотела и маску никогда не снимала. Тори могла бы выяснить, что произошло с Ксюшей, безо всяких откровений. Для этого достаточно было забить в строку поиска имя Ксении и что-нибудь вроде «несчастный случай». Если трагедия продвинула продажи ее картин, об этом должны были много писать, интернет любит такое. Только вот Тори этого не хотелось. Для нее было не так важно, что именно сделали с Ксенией, как художница после этого выглядит и сумел ли кто-то из вездесущих папарацци сделать жуткие снимки. Зачем, какой от этого толк? У каждого должно быть право определять, как много можно сообщить о себе остальным. И Ксения это право заслужила, как никто другой. – Ты и для меня просто человек, – указала Тори. – Да, я знаю, я вижу… Но для тебя это по-другому. Для тебя это усилие разума: ты проводишь то, что видишь, через фильтр понимания, что человека определяет не только внешность. А Илья… у него реально нет представления, как должны выглядеть нормальные люди. Он этого просто не осознает! – Откуда ты знаешь? Он что, рассказал тебе? – Нет, конечно, – серебристо рассмеялась Ксения. – Разве он похож на человека, который способен рассказать о себе так много? – Ну, если бы это сказала я, было бы чертовски похоже на оскорбление! – Что оскорбительного в правде? Илья особенный, только и всего. Он ведь не просто талантливый, он гений, а для гениев другие правила. Это я выяснила во время общения с ним, ну а еще мне кое-что рассказала о нем Лидия Сергеевна, когда поняла, что мы стали друзьями. Здешнего психолога Тори по-прежнему обходила стороной – и планировала продолжить в том же духе. При этом любая информация, полученная от этой женщины, могла оказаться вполне ценной, так что Тори спросила: – Что она о нем рассказала? – Он синестет. Ну, помимо прочих странностей. Хотя кто из нас без странностей? – Синестет? – удивленно повторила Тори. – Если честно, странно, что психолог так легко выдает диагнозы, пусть даже друзьям… – Синестезия – это не совсем диагноз, – пояснила Ксения. – Это особенность психики, но это не болезнь. Я не сумею так красиво объяснить, как Лидия Сергеевна, но суть понимаю. У Ильи сбито восприятие информации, которую он получает от разных органов чувств. Как я представляю, он слышит звук – и видит при этом определенный цвет, или наоборот. Или видит что-то, а чувствует при этом вкус. То есть, какую-то информацию он получает реально, вот как мы с тобой, а какую-то его мозг, отфильтровав, пропускает через другие органы чувств. – Я о таком слышала, но никогда не встречала людей, у которых действительно так происходит. – Как будто их много! Нет, их мало, и у всех синестезия выражена по-разному. Но у Ильи очень сильно, он как будто живет в другом мире. Так что ему трудно… Лидия Сергеевна потому и рассказала мне все. Ты ж не подумай, что она ходит и за чашечкой кофе обсуждает с первым встречным то, что знает о своих пациентах! Просто она понимает, как Илье трудно на самом деле, и она объяснила мне его состояние, чтобы я правильно ко всему относилась и не злилась просто так. Тори сильно сомневалась, что Ксения стала бы злиться и без объяснений – не тот характер. С соседкой Илье точно повезло, сложно было найти более понимающего человека даже в этом поселке. Но радоваться за них не получалось, потому что задача самой Тори по-прежнему оставалась трудной. Интересно, этот Илья ее сегодня хотя бы слушал? Имя запомнил? Узнает, если встретит на улице? Если у нее что и получится, то точно не за пару разговоров. Она сделала глубокий вдох и медленно выдохнула. Рано еще паниковать или сдаваться, она и не из таких ситуаций выкручивалась. Тори решила, что подумает об этом завтра, а пока вернулась в настоящий момент. Взгляд сам собой устремлялся к портретам – в гостиной Ксения хранила лучшие из них. Илья тоже здесь был, яркий, разноцветный, словно собранный из тысяч стеклянных осколков. Тори понятия не имела, как называется такая техника, да и не важно это. Похоже, Ксения сумела понять его правильно: она видела перед собой человека хрупкого и закрытого, хранящего внутри нечто такое, что мало кто мог понять. И силой это никак из него не вытянешь – потому что сила уничтожит стекло. Были здесь и другие обитатели поселка, в том числе совсем незнакомые Тори, наверняка давно съехавшие. Однако человек на центральном портрете узнавался сразу. Эта картина была самой большой, удивительно живой, как будто объемной, более совершенной, чем фотография. Черный фон создавал эффект глубины, из-за этого казалось, что мужчина на портрете улыбается тебе, он видит тебя и вот-вот сойдет с холста в комнату… – Лев Градов? – поинтересовалась Тори. Просто чтобы начать разговор, в подтверждении она не нуждалась. Младшего из братьев Градовых достаточно было увидеть хотя бы один раз, чтобы запомнить на всю жизнь. Высокий, с идеальной фигурой, широкоплечий – статуи греческих богов, и те завидовали бы. Черты лица гармонично мужественные, необычно красивые, вызывающие желание рассматривать его, ждать, когда это лицо озарится широкой улыбкой – конечно же, совершенной. Градов отличался бледной кожей без единого изъяна, эффектным контрастом к которой выступали чуть вьющиеся черные волосы, длинные ресницы и четкие линии бровей. Чувствовалось, что Лев для этого ничего не делал, он разве что в спортзал регулярно наведывался, а вот ко всяким косметологам – вряд ли, ему просто повезло. Естественно, это давно уже заметили, и если какой-нибудь журнальный список самых красивых мужчин страны обходился без него, на редакторов такого журнала начинали косо поглядывать психиатры и бесчисленная армия поклонниц Градова. Тори его красоту воспринимала отвлеченно, как удивительное творение природы – и не более того. А вот для Ксении все обстояло иначе, картина сразу выдавала это. Лев Градов и без того был привлекателен, но в портрете сразу считывался взгляд влюбленной женщины. Да уж, не повезло ей… С такими связываться – себе дороже, они и совершенной красавице все нервы сожгут. А уж на правильное общение с таким человеком, как Ксения, у Градова и вовсе такта не хватит. Тут застенчивость художницы стала для нее основой самосохранения: ей лучше было наблюдать за кумиром издалека и никогда не общаться напрямую, чтобы спастись от разочарования. Ксения заметила, куда направлен взгляд гостьи, отвернулась. Наверняка смущенно покраснела, но маска надежно это скрыла. – Ты знакома с ним? – поинтересовалась Тори. – Немножко. Мы как-то общались, он тут очень часто бывает и старается со всеми хотя бы раз встретиться лично. Очень хороший человек! – Не сомневаюсь. А его брат? Тори задала вопрос – и тут же удивилась ему. При чем тут вообще Роман Градов, он как влез в этот разговор? Его портрета на стене не было. – Его я не знаю, – ответила Ксения. – Видела издалека, но он ни с кем просто так не говорит, только если к нему обратиться. А мне это зачем? Мне кажется, он очень неприятный! Тори лишь усмехнулась, спорить она не собиралась, но для себя отметила, что старшему из братьев Градовых не повезло с родней. Сам по себе Роман не был «неприятным» – скорее обычным. Внешне даже симпатичным, в общении просто человеком, привыкшим отдавать приказы и по какой-то причине вечно настороженным. Но это сам по себе. Рядом с обаятельным, улыбчивым и красивым братом он представал собственным отражением в кривом зеркале. Победа или поражение в сравнении с кем-то зависят от того, с кем ты стоишь в одном ряду. Положение Романа Градова было безнадежным. Впрочем, вряд ли его это хоть сколько-то волновало, тут отстраненность от мира шла ему на пользу. Но для художницы, которая в лицах читала истории, все это не имело значения. Да и потом, Тори до сих пор не понимала, зачем вообще упомянула своего соседа, и это ей не нравилось, она поспешила сменить тему разговора. Ксения была только рада – она не хотела говорить о Градовых по собственным причинам. Тори задержалась у нее еще на час, потом отправилась к себе, но по пути заглянула в коттедж, который в Малахитовом Лесу называли общим. Там располагались кафе, небольшой магазин, кабинет врача и зал отдыха – единственное в поселке место, где был свободный доступ в интернет. Отказ от виртуальной жизни – одна из важных особенностей Малахитового Леса, которой все поначалу возмущались, а потом учились наслаждаться. Здесь Тори не была исключением: в первые дни ее еще напрягала возможность остаться без связи и упустить что-то важное. Но потом она рассудила, что для по-настоящему срочных сообщений хватит и телефонной связи, а почту и мессенджеры вполне достаточно проверять раз в сутки. Без интернета ей даже проще было сосредоточиться на задании, только так возможно справиться с неожиданными проблемами вроде этой проклятой синестезии. Теперь же можно было и отвлечься. Интернет заработал, как только она вошла в здание, и смартфон тут же запиликал сигналами сообщений. Надо же – во все возможные мессенджеры! Сначала Тори насторожилась, решила, что произошло нечто серьезное и теперь ее разыскивают все знакомые. Однако быстрая проверка показала, что больше дюжины сообщений пришло от одного человека – и все они, с разной степенью вежливости, требовали перезвонить ему. Перезванивать не хотелось, потому что такая настойчивость не умиляла, а раздражала. Однако Тори рассудила, что лучше покончить со всем сейчас и не отвлекаться на Николая минимум сутки. Он, конечно же, был всем недоволен. – У тебя хоть какая-то совесть есть? Что с тобой не так? – Если я начну перечислять по пунктам, нам дня не хватит, – вздохнула Тори. – Ты чего-то хотел? А ты хотел, иначе ты бы не настучал столько сообщений. – Ты уехала из Москвы! – Ну да. И что? Без меня столица рухнула? – Почему ты меня не предупредила? – Потому что мне чуть больше восемнадцати и я никого ни о чем предупреждать не обязана. Тебе это понадобилось или что? – Зоя ушла из дома, – сухо сообщил он. От этих слов, таких безобидных, вроде как самых банальных, веяло холодом. Воспоминания о боли, криках и липко засыхающей на руках крови уже царапали душу острыми коготками, но Тори усилием воли загнала их обратно. С Николаем она продолжила говорить все так же спокойно: – Ну и что? – Тебя это совсем не волнует? – поразился Николай. – Смотря что ты подразумеваешь под словом «это». То, что опекун за ней не следит? Очень волнует. Спать сегодня не буду. – Я не обязан круглые сутки за ней следить! Врачи сказали, что ей можно гулять, вот я ее и отпускаю! Обычно она возвращается! – Может, еще вернется. – Может быть. Но меня напрягает, что тебе на это плевать! – Да? А знаешь, что напряжет тебя еще больше? Если я приеду на поиски и встречусь с ней на какой-нибудь ночной улице. Вот тогда будет занятно! Тебе рассказать, что в таких случаях делают, Коля? В полицию идут и заявление пишут. – Три дня еще не прошло… – Это не для тебя сказочка, ты опекун. Вот этим и займись, а до меня больше не докапывайся. Если вдруг понадобится что-то вроде денег, не требующее моего личного присутствия, звони, а не пиши. – Ну и стерва же ты… – Как будто ты не знал. Их разговоры всегда заканчивались примерно одинаково, но сегодня на душе остался особенно неприятный осадок. Может потому, что в этом поселке прошлое обрело новую силу – Тори ведь знала, что тот самый человек по-прежнему рядом, он просто пока остается невидимым. А может, все дело в неудачном знакомстве с Ильей Шведовым, вразумить которого будет куда сложнее, чем она ожидала. В любом случае оставаться одной ей сейчас не хотелось. Она чувствовала: черные воспоминания воспользуются ее одиночеством, они не станут скрестись в дверь, они будут бросаться на эту дверь всем телом. Возможно, выбьют ее, окажутся на свободе, тогда остаток дня и ночь пройдут совсем уж паршиво. Нужно отвлечься, сделать это можно по-разному… Поговорить с кем-то, например. Круг общения, впрочем, пока оставался ограниченным. Идти обратно к Ксении было бы странно, они распрощались минимум до завтра. Обратиться к психологу? Нет уж, спасибо. Тори, так ничего и не решив, вдруг обнаружила, что с пешеходной дорожки сворачивает не к своему дому, а к соседнему. Выбор был откровенно неудачный: Градов ее, вероятнее всего, пошлет без права на помилование. Но если все-таки снизойдет до разговора, это отвлечет ее больше, чем беседы с другими обитателями поселка. В этом Тори не сомневалась, хотя причин для такой веры вроде как не имелось. Увы, проверить эту теорию ей так и не удалось. Градов ей попросту не открыл. В какой-то момент Тори решила, что он заметил ее из окна и отсиживается, но быстро поняла, что это совсем не его стиль. Даже если бы он не хотел говорить с ней, он бы просто заявил об этом, причем не стесняясь в выражениях. Получается, Романа не было дома. Вроде как это нормально – человек все-таки на отдыхе… Вот только Тори помнила, как он уходил – утром, чуть раньше ее, она тогда только собиралась в гости к Ксении и заметила его случайно. Он шел в сторону леса… неужели еще не вернулся? А может, вернулся и снова куда-то ушел.