– Ничего, все всегда смотрят. Это же странно. Думаете, она мне нравится? Нет. В ней не слишком удобно, зимой холодно, летом жарко. Я бы с удовольствием ее сняла и почувствовала на коже теплый весенний ветер. Но сделать я этого не смогу… не решусь больше. Никогда. Потому что другой человек принял решение за меня и навсегда отнял у меня весенний ветер. Но если спросить того человека обо мне, как думаете, что он скажет? – Не знаю… – Что я чудовище, – спокойно произнесла Ксения. – Я сама виновата в том, что со мной случилось – он скажет это и приведет с десяток доказательств. И, несомненно, я виновата в том, что он еще долго не выйдет на свободу. Это подтвердит вся его семья. Получается, все их голоса будут против одного моего голоса. Простое преимущество большинства. Но меняется ли от этого истина? – Нет. – Вот и я о том. Не верьте вы этим словам… – А чему тогда верить? – Тому, что чувствуете. И вроде как она все правильно говорила, а Лев все равно чувствовал растущее недовольство. Во-первых, он уже поверил, что Виктория опасна, и ему не хотелось все переосмысливать заново – хотя бы потому, что насчет его брата Ксения ошиблась. А во-вторых, ему просто становилось неуютно рядом с ней. Его не раз обвиняли в том, что он использует женщин, манипулирует ими, вот только правдой это не было. Лев никогда не стремился управлять женщинами осознанно, в миг, когда он клялся в любви, он действительно любил, когда делал комплименты – действительно верил, что та, к кому он обращается, прекрасна. С Ксенией настроиться на эту волну не получалось, Градов-младший вообще не смог до конца убедить себя, что рядом с ним живой человек, а не какой-то причудливый робот. Так что он поспешил откланяться, хотя видел, что задел этим художницу. Ему было все равно, хотелось снова остаться одному, раз никто толком не сумел ему помочь. Уходя, Лев не смотрел по сторонам и даже не заметил, что с соседнего участка за ним наблюдают. Впрочем, Илья был только рад остаться незамеченным. Лев Градов ему не слишком нравился. Лев не только ярко светился, он еще и мигал. Как тревога. От него рябило в глазах и быстро начинала кружиться голова. Это вовсе не означало, что брат Романа – плохой человек, но находиться рядом с ним было неприятно. А еще больше Илье не нравилось то, что этот человек заходил к Ксюше. Зачем? Она светится очень нежно. Он сияет слишком ярко. Им не нужно быть рядом, непонятно, к чему это приведет. Жаль, Ксюша не поймет, если Илья попытается ей объяснить. Но Лев ушел сам, так что можно пока промолчать и думать про музыку. А вот брат Льва Градова – другое дело. Он Илье как раз нравился. Роман Градов светился зеленым, иногда – серебристым, или вот синим с черными прожилками, но это было не очень хорошее сияние. Зеленым и серебристым все-таки чаще. Роман пришел через некоторое время после своего брата – Илья не знал, сколько часов прошло, не следил за этим. Да и все равно ему было, он просто обрадовался, потому что не виделись они очень давно. Вместе с Романом пожаловала и Виктория, подружка Ксюши. Такого Илья не ожидал и поначалу смутился, потому что она все еще оставалась для него непонятной. Да, она помогла Роману когда-то, но разве это так уж много значило? Получается, много, раз они были вместе. А еще… Илья не сразу заметил это, он долго присматривался, а потом убедился. Рядом с Романом новая девушка начала светиться по-другому, не так, как рядом с Ксюшей или когда она оставалась одна. Она была то розовой, то фиолетовой, то вдруг такой же серебристой. И когда они оба светились серебристым, Илья не мог не поражаться такому удивительному сочетанию. Это сияние являлось той музыкой, которую ему хотелось создавать. Жаль, что сами они были не в состоянии заметить и оценить эту гармонию. Только оба настраивались на серебряное сияние, как кто-то из них смущался, отстранялся, вспыхивал другим цветом. Илью это раздражало, ему хотелось снова увидеть свет, приносящий музыку. Объяснить это он не брался: Роман бы его не понял, а девушке Илья доверял куда меньше. Поэтому он перехватил Ксюшу, тоже заглянувшую к нему в гости, и увел ее за собой на кухню. У Ксении был шанс понять, она знала о нем больше, чем другие, и, кажется, не считала сияние людей фантазией. Ксюша внимательно выслушала Илью и смеяться не стала. – Может, и не совсем точно, но я тебя понимаю, – сказала она. Ее голос снова звенел колокольчиками, маленькими, круглыми. – Я тоже люблю гармонию цвета, и мне не нравится, когда эту гармонию портят непонятным ярким пятном. Ты хочешь снова увидеть это сияние? – Хочу. – Это можно устроить… Помнишь тот вальс, который ты подарил мне на мой прошлый день рождения? Глупый вопрос, обидный даже. Конечно, Илья помнил. Это был вальс подснежников – история про нечто хрупкое, ранимое, с упрямой верой в лучшее пробирающееся через ледяную броню. Доказывающее, что жизнь воскресает даже тогда, когда все кажется промерзшим насквозь и навеки завершенным. Белая мелодия со всполохами зеленого и голубого. – Сыграй этот вальс, – попросила Ксюша. – Остальное я устрою. Думаю, у меня получится, но ненадолго, так что ты смотри в оба, если тебе так уж важно увидеть это сияние. Илья пока ничего не понимал, но согласиться было не так уж сложно. Музыка делала его уверенным. Если Ксения и Илья поняли друг друга сразу, то понять их перешептывания со стороны было куда сложнее. Сначала Тори просто радовалась тому, что ее план начал воплощаться раньше, чем она ожидала, да еще и безо всяких усилий. Роман сам предложил заглянуть к Илье, ей только и оставалось, что с готовностью согласиться. Эти двое действительно оказались друзьями. Естественно, Илья не начал вести себя как нормальный человек, не протянул руку для рукопожатия, да и обниматься с гостем не бросился. И все равно несложно было догадаться, что он рад видеть Романа и даже скучал по нему. Что ж, это увеличивало то влияние, которое было у Градова на него – и груз, который Тори предстояло принять на совесть, если у нее все получится. Однако прямо сейчас ей не нужно было ничего менять, это ее несколько успокаивало. Они все устроились в гостиной, скоро к ним присоединилась Ксения, заметившая приход гостей из окна. И все было нормально, пока Илья не уволок художницу на кухню. – Как думаешь, что у него случилось? – тихо спросила Тори. – Бесполезно гадать. Я уже привык к тому, что Илью нужно воспринимать просто как стихийное явление. – Ты говоришь так, будто он сумасшедший… – Вовсе нет, – покачал головой Градов. – В некотором смысле, он куда свободней меня или тебя. Вот об этом ей как раз хотелось расспросить поподробней, Тори просто не успела – хозяин дома вернулся в гостиную и сразу направился к роялю. Ксения же подошла к ним, и, хотя ее лицо по-прежнему невозможно было увидеть, Тори насторожилась так, словно увидела многозначительный взгляд. – Почему у меня такое ощущение, что вы что-то спланировали? – поинтересовалась она. – Неожиданно коварное. – Коварное? – показательно удивилась Ксения. – Мы? Никогда! Просто я уговаривала Илью сыграть для вас… – Вообще-то, это он тебя утащил, а не ты его, – напомнила Тори. – Он не всегда знает, как нужно принимать гостей, я дала подсказку. Но я предложила сегодня сделать нечто большее, чем показательное выступление. У Ильи, да и у меня тоже, редко бывают в гостях пары… – Мы не пара! – поспешно и неоправданно громко заявил Градов. – Ну, вы – мужчина и женщина, это вполне тянет на танцевальную пару. Вот я и уговорила Илью сыграть что-нибудь такое, подо что можно танцевать. Вальс. Он сказал, что вы умеете, Роман Андреевич. – Зато я не умею, – призналась Тори. – Так это и не важно. Если мужчина умеет, женщине достаточно просто прислушиваться к его телу. – Мы все еще о танце говорим? – не сдержалась Тори. Но Ксения и не думала смущаться: – Пока о танце. Слушай, я же говорила тебе, как Илья воспринимает мир… Так почему бы не дать ему красивую картинку, чтобы он написал новую музыку? Илья не обращал на их спор никакого внимания. Он уверенно устроился за роялем, коснулся тонкими длинными пальцами клавиш – и началась магия. И вроде как Тори следовало подготовиться к этому, она уже слышала, как талантливо играет Шведов. Но иногда подготовиться просто нельзя. Каждая гроза – это новая гроза, каждая весна похожа и не похожа на предыдущую. Пожалуй, Градов был прав, сравнив Илью со стихией. Его музыка была такой же прекрасной и такой же непредсказуемой, она превращалась в нечто большее, чем звук. Эту мелодию хотелось слушать, касаться ее, стать ее частью… И теперь возможность танцевать под нее не казалась Тори такой уж плохой идеей, но девушка была уверена, что ее спутник ни за что не согласится. Это же совсем не в его духе – взять и посвятить время чему-то столь бесполезному и не приносящему выгоды. Но Градов в очередной раз ее удивил. Он первым поднялся с дивана и протянул Тори руку. – Правда, что ли? – поразилась она. – Конечно. Почему нет? Или ты против? – Я… Я не против. Его ладони все еще были перемотаны бинтами. Это не удивляло, повязки по-прежнему меняла Тори, она знала, что самые серьезные раны уже затянулись. И все равно поначалу было страшно коснуться его, взять за руку – как будто это могло навредить. Но Градов поторопил ее, привлек к себе, и она решила, что смысла нервничать попросту нет. Градов действительно умел правильно двигаться, тут Ксения не соврала – хотя Ксения никогда не врет. Тори же танцевать не училась, да и вообще не помнила, когда ей доводилось делать это в последний раз. В школе, что ли? Или в студенчестве?.. Странная получилась жизнь: слезть по водосточной трубе со второго этажа ей было проще, чем танцевать с мужчиной. Так что в первые минуты выходило как-то неуклюже, неловко. Тори старалась двигаться правильно, нервничала и неизменно ошибалась: нельзя преуспеть в том, чего совсем не умеешь. Но, признав это, она решила расслабиться, прильнула к своему партнеру всем телом, и от этого действительно стало легче. Теперь она чувствовала каждое его движение в самом начале, в миг, когда мышцы только-только теряли покой. Она предугадывала, что будет дальше, и следовала за этим движением, как за подсказкой. Тори не напрягалась, хотя раньше она верила, что без усилий ничего толкового не получится. А оказалось, что порой нужно просто расслабиться, подчиниться потоку – и все придет само. Не всегда. Но бывает. Эта гармония, этот расслабленный успех даже приносили ей удовольствие. Тори в принципе всегда радовалась, преуспевая, а теперь это оказалось совсем уж неожиданным. Музыка окутывала их обоих теплой пеленой, ливнем из лепестков весенних первоцветов, создавая отдельный мир, уютный, особенный и маленький, способный вместить только двоих – но для двоих и предназначенный. Тори не сдержалась, подняла голову, чтобы посмотреть в глаза своему партнеру, и увидела, что он тоже смотрит на нее. И улыбается – так, как, ей казалось, он не умел. Если бы эта музыка, живая, проникающая солнечными лучами под кожу, оборвалась резко, стало бы даже больно. Но Илья бы так не поступил, не допустил бы, чтобы его музыка причиняла боль. Вальс утих плавно, медленно, и Тори вдруг обнаружила, что стоит не посреди отдаленного леса, мерцающего переливами лунного света, а все в той же гостиной, в окружении тех же людей. Она почувствовала, что краснеет. Глупо вот так забываться – в ее возрасте, при ее профессии… при ее планах. Но оказалось, что умение забыться порой не признает ограничений. А потом все заканчивается, приходится признать, что ты стоишь слишком близко, недопустимо близко, и отступить, даже если не хочется. – Ну как, получилось? – спросила Ксения. Сначала Тори решила, что художница обращается к ней, интересуется, понравился ли танец. Иначе и быть не могло, какие еще варианты? Однако ответил Ксении почему-то Илья, который вроде как ничего нового сделать и не пытался. – Да, – сказал он. – Ты была права. Все получилось идеально. Глава 20 Все шло не так, как планировал Роман. Хотелось обвинить в этом Викторию, да не выходило. Кто предложил зайти к Илье, хотя знал, что это окажется бесполезно для их поисков? А на танец этот проклятый кто согласился? Теперь Градов и сам не понимал, как так вышло. Но в тот момент только это и казалось правильным… а потом музыка закончилась, Виктория отстранилась, и остался только холод там, где она прижималась к нему. Хорошо еще, что свои проблемы он привычно умел скрывать. Роман не сомневался, что никто не заметил его смущение, в гостях он продолжил спокойно и вполне убедительно улыбаться. Жаль только, что эмоции подавить куда сложнее. Откуда они только берутся, лезут и лезут, как тараканы… Он вспоминал слова Аллы и своего брата, присматривался к Виктории, ожидая, когда она изменит поведение, когда попытается чего-то от него добиться. Тогда и смущение легко было бы преодолеть: это не он ведет себя глупо, это она его подтолкнула.