Джоди смотрит на меня, потом переводит взгляд на машину. Эмма машет ей со своего сиденья. – С чего это ты вдруг намылился в Лондон? – Сэм спросил, нельзя ли ему будет как-нибудь туда съездить, – пожимаю плечами я. – Вот мы и собрались. Идем, Сэм, пора ехать. Джоди обнимает его и открывает рот, намереваясь сказать что-то еще, но осекается. Я беру Сэма за руку и веду в машину. – Ну что, готов к приключениям? – говорит Эмма, когда он забирается на заднее сиденье. – Думаю, да, тетя Эмма. – Вот и славненько, только я же тебе говорила: не зови меня тетей, мне же не семьдесят лет. Мы оставляем машину у вокзала Темпл-Мидс и сквозь сутолоку перед входом пробираемся к платформам. Шум поездов, гомон толпы, нечленораздельные объявления сливаются в многоголосый гул и эхом отдаются под высокими викторианскими сводами. Я вытаскиваю наушники и помогаю Сэму надеть их. – Держи меня за руку, – повторяет он. – Крепче. Крепче. Наш поезд уже подали к перрону; посадка в самом разгаре. Мы находим сиденье со столиком, Сэм устраивается у окна и принимается разглядывать закопченные вокзальные сооружения. Эмма вытаскивает из своей видавшей виды полотняной торбы свежий номер «Мэри Клер». – У тебя все в порядке? – спрашиваю у Сэма. – А мы будем ехать быстро? – Да, довольно быстро. – А ремни безопасности здесь есть? – Нет, они не нужны. – А это безопасно? – Да. Тебе не о чем беспокоиться. Сэм отворачивается обратно к окну. Я смотрю на него, на моего маленького мальчика, на его светлые волосы, уже начинающие темнеть, спутанные и взъерошенные, на его распахнутые глаза, перескакивающие с одного непривычного зрелища на другое, на руки, беспрестанно теребящие наушники. Вагон все больше заполняется пассажирами, и Сэм, обернувшись, внимательно их рассматривает, заинтригованный этим странным ритуалом. Звучит предупреждающий сигнал, двери закрываются, колеса со стоном приходят в движение, и вот мы уже едем, набирая скорость, навстречу тускло разгорающемуся дню. Поначалу Сэм сидит практически неподвижно, уткнувшись носом в окно, и смотрит на пробегающие за окном городские пейзажи. Однако очень скоро новизна проходит, и он начинает беспокойно ерзать: то рисует, то играет на моем айпаде, то разглядывает остальных пассажиров – и все по новой. Не в состоянии усидеть на месте, он подскакивает каждый раз, когда двери вагона открываются и закрываются. – Мы уже почти приехали, да? – спрашивает он то и дело. – А куда едет та тетенька? Я заранее нарисовал схему наших действий в столице, вроде тех, что Джоди делает для Сэма на каждый день, с той разницей, что мои художества поистине ужасны. Трафальгарская площадь, здание Парламента, Тауэр и, наконец, музеи. Мы просматриваем его несколько раз; Сэм повторяет последовательность, как будто подбадривая себя. Книжку про Лондон он взял с собой, и мы разглядываем картинки, пока за окнами проносятся бесконечные поля. Потом он на некоторое время пересаживается к Эмме, и та комментирует то, что читает в своем «Мэри Клер», вслух. – А что же она тогда носит? Он в хорошей форме. О, а я купила себе похожую шляпу, когда была в Австралии. Этот встречается с ней, но она была замужем вот за этим. Сэм проявляет неподдельный интерес, даже когда Эмма принимается экзаменовать его на знание имен знаменитостей. Когда поезд останавливается в Рединге, в вагон вваливается группка мужчин средних лет с банками пива; в полный голос новые пассажиры обмениваются несмешными шутками. Сэм немедленно перебирается ко мне и вцепляется в мою руку. Так мы и едем до самого конца. Лондон встречает нас привычным хаосом на вокзале Паддингтон. Там шумно и многолюдно, в воздухе стоит густой всепроникающий запах грязи и двигателей электровозов. Бесконечные пассажиры скапливаются перед информационными табло, затем наперегонки устремляются к платформам, толкаясь и работая локтями в попытке пробраться сквозь волнующееся людское море в зале. Прибывший Хитроу-экспресс изрыгает полчища туристов с чемоданами всех цветов радуги, размерами больше напоминающими холодильники. Сборщики благотворительных податей уже тут как тут – подстерегают зазевавшихся и неосторожных. Беру Сэма за руку и вслед за Эммой устремляюсь сквозь бурлящую толпу на улицу. Он вцепляется в свои наушники, и я наполовину веду, наполовину тащу его на автобус. – Если все вороны улетят из Тауэра, он рухнет, – сообщает Сэм. Входим в автобус и поднимаемся по лесенке на второй этаж. О чудо – передние сиденья оказываются свободными, так что мы плюхаемся на них, и я беру Сэма на колени, чтобы ему было лучше видно. Не в состоянии переварить масштаб, шум и бешеный ритм столицы, Сэм сидит в полном молчании, разинув рот от изумления. Его пальцы поочередно стискивают то сиденье, то меня, то снова наушники в цикле сенсорного самоуспокоения. Внезапно на меня накатывает волна ужаса, что моя затея была неправильной, что у Сэма психологическая травма и мы должны немедленно возвращаться обратно. Бросаю взгляд на Эмму на соседнем сиденье, но она уже уткнулась в телефон и не видит ничего вокруг. Автобус ползет по Эджвер-роуд с его кальянными и магазинами электроники, потом выезжает на Оксфорд-стрит, широкие тротуары которой запружены чудовищными толпами одержимых покупательской лихорадкой. И лишь свернув на Риджент-стрит и очутившись в веренице автобусов, важно проплывающих мимо роскошных витрин дорогих магазинов, мы вновь нарушаем молчание. – Сэм, у тебя все в порядке? Он не отвечает, и я стучу пальцем по наушнику. Сэм оборачивается ко мне: – Что? Я высвобождаю его ухо: – У тебя все в порядке? Как тебе Лондон? – Слишком много всего сразу происходит! – кричит он. – Мне страшно! Он забивается ко мне под мышку и принимается теребить петли моей куртки. – Все в порядке. Лондон – это почти как Бристоль, только больше, – говорю я. – И всяких стремных чуваков в нем тоже больше, – подает голос Эмма, одновременно тыкая пальцем в экран телефона. Мы выходим из автобуса и медленно идем на Трафальгарскую площадь. Сэм крепко сжимает мою руку. Кажется, он вот-вот расплачется, но потом вскидывает голову, и его глаза изумленно распахиваются при виде Колонны Нельсона. Он хочет немедленно присесть на парапет фонтана и достать книгу про Лондон, чтобы проверить, насколько фотографии совпадают с реальностью. Рассказываю ему, что раньше можно было прямо на площади купить птичий корм и покормить голубей, но потом это запретили: они слишком много гадили. На мой взгляд, этот исторический факт способен заинтересовать любого восьмилетку. Эмма фотографирует нас с Сэмом у фонтана. Мы идем к зданию Парламента, выводя из себя других пешеходов тем, что все втроем держимся за руки. И снова Сэм желает провести скрупулезное сравнение реального места с его фотографиями в книге и выражает недовольство тем, что Биг-Бен показывает совсем другое время, нежели на снимке. – Нет уж, мы не будем ждать здесь до семи часов! – восклицает Эмма. В конце концов мы поспешно идем дальше, потому что толкотня и шум действуют Сэму на нервы. – Слишком быстро, – жалуется он. – Здесь все слишком быстро. Садимся на другой автобус и едем вдоль набережной Темзы, глядя на пассажирские суденышки, утюжащие речную гладь. На каждой остановке Сэм выглядывает в окно и спрашивает, почему люди выходят и куда они идут. Эмма дает ему свой телефон и показывает наш маршрут на гуглокартах. Следующая остановка наша. Выходим из автобуса и идем пешком, пока не оказываемся у внешних стен Тауэра. Увидев башни на фоне потихоньку темнеющего неба, Сэм с визгом тычет пальцем – на то самое здание, которое мы с ним вдвоем создали в «Майнкрафте». – Лондонский Тауэр! – кричит он и в полном восторге хватает Эмму за руку. – Ну что, внутрь пойдем? – спрашиваю я. Поначалу он с энтузиазмом кивает. Но чем ближе мы подходим, тем гуще толпа. По площади с воплями носятся ребятишки, затевают возню; дорогу нам преграждает группа туристов, фотографирующихся на телефон. Сэма со всех сторон толкают и пихают. Настроение у него очень быстро изменяется. – Мне это не нравится, – говорит он негромко. Эмма берет его за руку. – Сходи посмотри, большая там очередь или нет, – говорит она мне. Ворота высятся впереди, отбрасывая длинную тень. Толпа подхватывает меня и увлекает за собой; оборачиваюсь, чтобы проверить, вместе ли еще эти двое. Быстро нахожу взглядом Эмму – она пытается сделать селфи со стражем в красном камзоле, однако Сэма рядом нет. Останавливаюсь как вкопанный. Накатывает внезапная паника. Оглядываю толпу, но Сэма нигде не видно. Бегом бросаюсь обратно, петляя сквозь толпу, как кролик. – Сэм! – кричу я. Когда я оказываюсь рядом с Эммой, меня уже трясет. – Ты видишь Сэма? – кричу я. – Ты должна была за ним присматривать. – Он не мог уйти далеко. Принимаемся оглядываться, пытаясь высмотреть в толпе маленького мальчика. Отчаянно соображаю, что делать, как вдруг замечаю на земле знакомый предмет. Это наушники Сэма. В ужасе подбегаю к ним, поднимаю и снова кричу. Ужас внезапно обретает вполне зримые очертания. – Сэм! В моей черепной коробке, как ошпаренные, мечутся мысли. Куда он пошел? К дороге? К реке? Может, уже пора привлекать полицию? Может, кто-то его увел? Время растягивается до бесконечности, гул толпы отступает куда-то далеко, отодвинутый разверзающейся бездной ледяного ужаса. Это чувство, знакомое каждому родителю: тошнотворный, до темноты в глазах, страх потерять своего ребенка. Смутно припоминаю тот раз, когда это случилось в супермаркете – убийственные десять минут, когда мы бестолково метались между стеллажами, – но то был магазин рядом с домом. А это Лондон. Здесь нет стойки информации. – Господи, Эмма, ты же держала его за руку! – кричу я. – Я выпустила его всего на секунду! – огрызается она, но в ее голосе я тоже слышу тревогу. – Твою мать, ну что за безответственность! И тут я слышу знакомый звук, доносящийся откуда-то поблизости. Никогда еще я не был ему так рад. Это плач Сэма. Он стоит у стены в обществе пожилой женщины. Она задает ему какие-то вопросы и озирается; на ее лице написана живейшая озабоченность. Я бросаюсь к ним, и Сэм наконец замечает меня. Он вырывается из рук своей спасительницы и с ревом бежит ко мне. Подхватываю его на руки и прижимаю к себе. – Хочу домой, хочу домой! – рыдает Сэм. Но я ничего не могу ему ответить, я все еще в шоке, страх еще не отпустил меня, и такое чувство, что ноги подо мной готовы подогнуться в любой миг. Ищу взглядом ту женщину, но она уже растворилась в толпе. К нам подходит Эмма. – Уфф, – вздыхает она. – И что мне с вами делать? Она обнимает меня за пояс, но я отворачиваюсь от нее. – Алекс, все в порядке, он с нами. Этого больше не повторится. Смотрю на нее, но ничего не говорю. Пересохло в горле, и я сам не представляю, чего могу наговорить ей сгоряча. – Пойдемте, – говорит она. – У меня есть идея. Она увлекает нас прочь, мимо Тауэра, к проходу над рекой, а оттуда на Тауэрский мост. Бреду за ней, как в тумане, Сэм все еще всхлипывает. Его наушники снова на нем, точно какой-то талисман. – Можно перейти реку по мосту и устроить пикник на том берегу, – предлагает Эмма. – Оттуда лучше всего видно. – Ладно, – говорю я, – хорошо. Мы переходим Темзу, покупаем в одном фургончике с уличной едой кофе и пару буррито, находим скамеечку с видом на реку. Сэм затих, но когда я даю ему приготовленный с утра Джоди пакет с сэндвичами с сэром и пиккалилли и чипсы с маринованным луком, которые сшибают с ног одним своим запахом, он наконец слегка оживляется.