– У-у-у! – тянет он. – Я хочу, чтобы ты смотрел, как я играю! В его тоне слышатся капризные нотки, которые нередко перерастают в истерику, и я немедленно напрягаюсь. Однако на этот раз он отрывается от игры и в упор смотрит на меня с выражением, больше всего напоминающим разочарование. Меня переполняют беспокойство и нетерпение – я понимаю, что потом мне будет стыдно за то, что бросил его, но говорю себе, что лучше уйти, пока я окончательно все не испортил и он не устроил истерику. Впрочем, если честно, мне просто хочется уйти. Просто до смерти хочется. – Мне пора идти, – повторяю снова. Он с размаху хлопает свободной рукой по кровати, и на миг мне кажется, что он сейчас швырнет джойстик на пол. – Так нечестно! – вопит он. Однако этим все и ограничивается. Сэм вновь погружается в игру. Медленно отступаю назад, не сводя глаз с его лица, на котором застыло слегка недоуменное выражение. На нежной коже играют цветные отблески. Он сидит почти вплотную к экрану и выглядит настолько сосредоточенным, что на долю секунды мне вдруг кажется, будто он и сам часть пейзажа. Бесшумно прикрываю за собой дверь и направляюсь в нашу спальню. Кровать не заправлена, сбитые простыни комком валяются посреди матраса вперемешку с несколькими безнадежно измятыми платьями. Корзина с грязным бельем, как обычно, переполнена настолько, что вещи усеивают пол. Не особенно задумываясь и не задерживаясь, не концентрируясь ни на одной до боли знакомой детали обстановки, я открываю нижний ящик нашего массивного дубового гардероба и принимаюсь запихивать белье и рубашки в свою сумку. Такое чувство, будто я совершаю грабеж. Прихватываю с прикроватной тумбочки несколько книг – биографию Изамбарда Кингдома Брюнеля (я живу в Бристоле, тут шутки про Брюнеля всегда актуальны), сборник рассказов Рэймонда Карвера, парочку детективов – и торопливо удаляюсь, спеша по лестнице вниз, точно ребенок, испугавшийся воображаемых привидений. Глава 7 Во вторник вечером я еду через весь город к Мэтту с Клер в их огромный домище в элитном жилом комплексе на северо-восточной окраине города. Это классический район обитания среднего класса, менеджеров средней руки – тщательно спланированное скопление просторных домов, спроектированных с таким расчетом, чтобы каждый в своем бежевом единообразии все же слегка отличался от остальных. Некоторые трехэтажные, другие поменьше и с эркерами, этакий безумный кивок в сторону классических домов тридцатых. Замысел заключался в том, чтобы сымитировать неповторимый дух архитектурного многообразия, присущий классическому британскому предместью, но здесь каждая каменная стена, каждый двухместный гараж, каждая деревянная изгородь буквально бьет по глазам своей новизной. Это город для людей, которые боятся городов. Мэтт пригласил меня посмотреть матч Лиги чемпионов. Играют «Барселона» с «Ювентусом». Он даже не то что позвал, он умолял меня прийти. Я прекрасно все понимаю. Ему хочется спокойно посмотреть футбол, только обычно ему не дают, потому что у них с Клер четверо ребятишек от года до восьми и каждый вечер у них дома превращается в унылый конвейер смены подгузников, купаний и книжек на ночь. Клер же до смерти хочется узнать, как я держусь, возможно, чтобы потом доложить об этом Джоди, так что Мэтт выторговал себе небольшую передышку в обществе меня и двадцати двух футболистов мирового класса. Клер с Джоди выросли вместе. В детстве они были друг другу как сестры. Потом обе каким-то образом ухитрились примерно в одно и то же время перебраться в Бристоль. Джоди сражалась с Сэмом, когда все ее подруги еще продолжали тусоваться, но год спустя Клер родила Табиту. Они тогда в шутку именовали себя безответственными малолетними мамашами. Потом Клер родила Арчи, бросила работу менеджера в ресторане, и эта двоица организовалась в сеть родительской взаимопомощи в миниатюре. Очень скоро они поняли, что совершенно необходимо установить между нами с Мэттом дружеские отношения, потому что так они смогут видеться гораздо чаще – такова уж психодинамика дружбы между взрослыми людьми. Так что мы с ним немало времени провели вдвоем в пабах, пока Сэм был маленьким, а у Мэтта детей было всего двое. Мы сидели за столом, слишком уставшие, чтобы шевелиться, пытаясь исподволь выудить друг у друга подробности наших семейных неурядиц – главным образом посредством универсального языка «пацанской чуши». Например: – Кажется, «Ливерпуль» в этом сезоне опять пролетел. – Да уж, им нужны по крайней мере два новых защитника и один полузащитник. – Кстати, о полузащитниках: я три ночи толком не спал и теперь не помню, где живу. – А при чем тут полузащитники? – При том, что мне нужна поддержка. Ну и все в том же духе. Хотя мы с Мэттом довольно-таки разные. Он пухлый и милый, заразительно смеется и совершенно беззастенчиво носит футболки постоянно. Работает он консультантом по внедрению программного обеспечения, зашибает кучу бабла, которое все подчистую уходит на детей. Сначала это было органическое детское питание и навороченные коляски из тех, в каких, если верить снимкам в глянце, возят своих отпрысков знаменитости. Теперь это уроки игры на фортепиано, дорогущие наборы «Лего» и ежегодные поездки в Диснейленд в Париж. Он – типичный отец из среднего класса. Ультраобразцовый отец. Намотает слинг, даже не задумываясь. По правде говоря, я не вполне уверен, задумывается ли он вообще о чем-нибудь. Они с Клер не читают газет, не смотрят новостей и практически никуда не ходят. В их глазах реальный мир существует для каких-то других людей. Они живут в герметично запаянном пузыре родительства, в призме, в которую все прочие события втягиваются и уничтожаются. В черной дыре семейственности. Впрочем, в этом они чертовски хороши. Мэтт способен поменять два подгузника одновременно, не прерывая при этом конференции по «Скайпу» с каким-нибудь программистом из Бангалора. Но, что меня радует, в их доме творится ровно такой же кавардак, как и в нашем. Даже еще хуже. Мэтт открывает мне дверь, и уже в прихожей начинается игрушечная демилитаризованная зона. По полу разбросаны полураздетые Барби и Кены, их крохотные одежки валяются повсюду, как после особенно разнузданной вечеринки в игрушечном особняке «Плейбоя» производства фирмы «Фишер-прайс». На лестнице лежит поверженный «Лего»-монстр АТ-АТ из серии «Звездные Войны», изрыгая пластмассовые кирпичики прямо в ядерно-розовую спортивную машину Барби. Пол устлан ковром из сотен пластиковых солдатиков – грозная полоса препятствий для неосторожного, отважившегося вступить в эту комнату босиком. Диван в гостиной трагически пал жертвой нашествия орды мягких игрушек. Книжные полки давным-давно превратились в перевалочный пункт для полчищ диснеевских дивиди. Сбоку от них стоит игрушечная кухня, заваленная маленькими металлическими кастрюльками, сковородками и пластиковыми овощами, как будто – в разгар этой безумной битвы – какой-то осененный мишленовскими звездами шеф-повар расшвырял кухонную утварь в припадке ярости по поводу игрушечного кот-де-беф. – О, я вижу, вы прибрались к моему приходу, – иронизирую я. – Ну, это ж надо напрягаться, – пожимает плечами Мэтт. Беспорядок завораживает меня. Я считаю, что по нему можно сказать очень многое. Перефразируя Толстого (пардон), все аккуратные дома похожи друг на друга, каждый неряшливый дом неряшлив по-своему. В нашем доме кавардак всегда был из-за нашей с Джоди неорганизованности и пристрастия к разному барахлу, которое вываливалось отовсюду, а вещи Сэма лишь добавляли в общий беспорядок нотку цвета. Здесь же имеет место захват территории детьми. Враждебное поглощение. Пока я размышляю обо всем этом, одновременно пытаясь отыскать место, куда можно было бы сесть, не опасаясь раздавить какую-нибудь игрушку или вляпаться в варенье, в комнату врывается старшая дочь Мэтта, Табита, в компании как минимум четырех подружек. Все они одеты в костюмы героинь из «Холодного сердца», визжат и смеются. По пятам за ними несется Арчи, облаченный в поразительно схожий с оригиналом костюм штурмовика из «Звездных войн», размахивая ружьем, которое издает целую гамму отвратительно громких и резких лазерных звуков. Он принимается носиться вокруг них, каждые несколько секунд переключаясь на новую жертву с произвольностью маньяка и доводя ее до леденящих душу воплей. Потом эта гоп-компания в полном составе устремляется к дивану и принимается с визгом и писком на нем скакать, после чего спрыгивает и уносится в столовую, а оттуда в кухню, сметая все на своем пути, – оглушительный живой смерч, сопровождаемый пластмассовой оружейной пальбой. – Бог ты мой! – восклицаю я. – Что это было за светопреставление? – Ну да, – кивает Мэтт. – Это моя жизнь, все верно. С этими словами он широко улыбается. Он так недвусмысленно доволен своей участью, что мне хочется обнять его и не отпускать. В конце концов мы с горем пополам расчищаем себе местечко на диване, убираем костюм Бэтмена, свисающий с телевизора, и садимся. На пороге появляется Клер. На ней аккуратная рубашка в клетку и джинсы, из которых она не вылезает. Свои длинные волосы она остригла некоторое время назад, устав от исследовательского к ним интереса их с Мэттом полуторагодовалых девочек-близняшек. В руках у нее я, к радости своей, вижу две банки «Стеллы Артуа». – Привет, Алекс, – тепло здоровается она. Я поднимаюсь ей навстречу, и мы изображаем принятое у среднего класса неловкое вежливое объятие (упаси вас бог в самом деле прикоснуться друг к другу!). – Как ты? – Да все в порядке. Все в порядке. – Вот, выпей пива. Ты сейчас живешь у Дэна? – Да, пока что так. А там посмотрим. – Пока что? – Клер, я не знаю. Джоди тебе что-нибудь говорила? Клер протягивает вторую банку пива Мэтту, и глаза их на миг встречаются. Этого мига мне вполне хватает, чтобы понять: даже доли правды мне никто никогда не расскажет. – Да не особенно. Она расстроена, но… ей нужно время и свободное пространство. – Ясно. – Но у тебя все в порядке. – Ну да. То есть не то чтобы в порядке, но я держусь. Что-нибудь придумаю. Мне хочется спросить, есть ли у меня шансы в ближайшее время вернуться домой. Хочется выяснить, не могу ли я сделать что-то такое, дабы мне позволили вернуться. Но почему-то я не могу заставить себя задать этот вопрос. Слишком многое зависит от ответа. – Так, ладно, – говорит она. – Смотрите свой футбол, а я пойду уложу близняшек. Она бросает на Мэтта многозначительный взгляд, такой специальный взгляд, в котором явственно читается: «Поговори с ним лучше ты». Но мне ничего не грозит, потому что он не станет разговаривать со мной на эту тему. Во всяком случае, в подробностях. – Ладно, – говорит он. – Как Сэм? Ничего себе затравка для разговора. Я на миг ошарашен. – Да нормально. С ним никогда не знаешь наверняка, что из происходящего он понимает, а что нет. Сложно сказать, что он думает. Я знаю, когда я накормил его не тем ужином, или дал ему не тот джемпер, или слишком слабо затянул липучки на кроссовках. Но я не знаю, скучает он по мне или нет. Не знаю, понимает ли он, что… Я осекаюсь. Мы молча утыкаемся в телевизор и делаем вид, что внимательно слушаем предматчевый анализ. – «Барселона» порвет их, как тузик грелку, – произносит наконец Мэтт. – Ты прав, – соглашаюсь я. – Как тузик грелку. – Я имею в виду, у «Ювентуса» хорошая защита, но не уверен, что у них хватит сил на контратаку. Делаю большой глоток пива. Мэтт что-то набирает на телефоне, сосредоточенно сведя брови. Когда я пытаюсь бросить взгляд на экран, он незаметно отворачивает его чуть в сторону от меня. Не очень-то и хотелось. Вновь принимаюсь рассуждать о защите «Ювентуса». – Иногда никакого спасения нет, – говорю я. – Приходится просто сдерживать напор и надеяться на чудо. – Ну, в футболе чудеса действительно случаются, – отзывается Мэтт. – Да. Да, они в футболе действительно случаются. Барселона выигрывает: 3:0. Глава 8 На следующее утро на работе Чарлз собирает нас на совещание. Его лицо ничего не выражает, заплывшие глаза налились кровью. То ли он пьян, то ли у него скверные новости. Мы собираемся в центре офиса, Дэрил разворачивается на своем стуле и откидывается на спинку, поминутно заглядывая в телефон, как старшеклассник в комнате отдыха. – Как вам известно, в этом году у нас возникли проблемы с выполнением плана, несмотря на подъем на рынке, – с трудом ворочая языком, сообщает Чарлз. Значит, он пьян и у него скверные новости. – Это касается не только нашего отделения, остальные тоже немного не дотягивают. – Он дает нам некоторое время переварить услышанное. – А теперь не паникуйте раньше времени, мы все знаем этот бизнес, иногда бывают спады, которые нельзя объяснить. Мы делаем свою работу, заключаем сделки и трудимся на благо наших клиентов, но нам противостоят несколько очень напористых и изобретательных конкурентов. – Еще одна драматическая пауза. То ли он вообразил себя на церемонии вручения «Оскара», то ли его сейчас стошнит. – И в настоящее время мы ведем переговоры с одним из этих конкурентов. «Урбан шик». Они заинтересованы в приобретении нашего бизнеса. Кто-то из собравшихся в зале громко ахает. Дэрил наконец-то отрывается от своего телефона. – Переговоры пока что находятся в самой начальной стадии, так что, повторюсь еще раз, паниковать не стоит, – продолжает Чарлз, взмахивая рукой в жесте, который, видимо, задумывался как успокаивающий, но на самом деле выглядит так, как будто он пытается удержать равновесие на краю пропасти. – Однако я должен вас предупредить. Не исключено, что грядут перемены. Перемены. На птичьем языке менеджмента это означает увольнения. Это мягкий синоним сокращению. Или отбраковке. Судя по выражению лиц, никто не удивлен. Мы все загружены работой, но загружены недостаточно, принимая во внимание бум на рынке недвижимости. Все разбредаются по своим местам. Я направляюсь к себе в кабинет и закрываю за собой дверь. Уже собираюсь включить компьютер, когда мне на телефон приходит эсэмэска от Джоди. Ты не мог бы сегодня вечером приехать посидеть с Сэмом? Клер хочет со мной увидеться. Не могу найти няню.