– Он наверху, в репетиционной комнате, – сказал Курт, все еще улыбаясь. – Я не знаю, вы что, хотите автограф? Извините, но я сейчас немного занят, так что если… – Все нормально. У меня есть то, что нам нужно, – сказали глаза из-под капюшона. – В смысле?.. Дальше он не договорил. Курт вдруг почувствовал что-то мокрое на лице. – Не воспринимайте это на свой счет, – донесся издалека голос, который всего несколько секунд назад был рядом. Но что за чертовщина?.. Курт ясно увидел свою сигарету, но она была уже не в его руке. У нее появились крылья, и она летела на четвертый этаж. Все еще дымясь, она постучалась в окно и попала в кухню, где смешалась с фольгой и стала трубочкой из оригами, похожей на колибри, сидящую на дереве, полном меда и наждачной бумаги, а затем она запела во весь голос. Губами, говорящими по-португальски. 2 17 Мунк проснулся от телефонного звонка и не сразу понял, где находится. На мгновение ему показалось, что он снова в своем бывшем доме в Реа, но быстро понял, что это был сон. Он уснул в одежде дома на диване. Засиделся в офисе, и у него просто не осталось сил добраться до кровати. Часы на кухонной стене показывали пятнадцать минут восьмого. Значит, сколько часов он проспал? Три? Телефон замолчал и тут же зазвонил снова. На дисплее – Анетте Голи. Мунк сел, все еще в полусне, и нажал на зеленую кнопку. – Проснулся? – С трудом, – покашлял Мунк. Он потянулся за пачкой сигарет на столе, но вспомнил, что пообещал самому себе. Постараться не курить до завтрака. Идею бросить курить он давно похоронил, но можно хотя бы немного ограничить себя. – Я говорила с Вольфгангом Риттером. Он может принять вас сегодня, чем раньше, тем лучше. Голос Анетте звучал так, словно она давно на ногах. – Ок, – кивнул Мунк, протирая заспанные глаза. – Я звонила Мии, она готова. Кстати, Миккельсон дал ответ. – И что же? – Нам дадут столько людей, сколько нужно. Удивительно, но он горячо откликнулся и готов нам дать все что угодно. – Супер, – сказал Мунк, начав немного просыпаться. – Дай Карри людей, сколько ему нужно, чтобы прочесать ее дом. Пусть стучат во все двери. Я знаю, что от Крипоса ходили туда, но хочу, чтобы мы сами опросили всех еще раз, ладно? – Будет сделано. И да, Лиллиан Лунд хочет поговорить с тобой, позвони ей. – Хорошо. Ты в офисе? – Да. Не была дома сегодня. – Буду на месте позже, – сказал Мунк и положил трубку. Полноватый следователь поднял руки вверх и потянулся. Диван оказался слишком жестким. У Мунка задеревенело все тело. Да он и не очень-то натренирован для такого. Надо было все же добраться до кровати, а это типичная ошибка новичка. Новое дело, работаешь сутками, забываешь поспать, забываешь поесть, и ему стоило бы не забывать, что такие дела редко бывают спринтом, в основном, это марафон. Он сходил в душ и едва успел надеть чистую одежду, как телефон снова зазвонил. Мунк удивился, увидев, кто звонит. Мириам? Он как отец автоматически заволновался. Тот жалкий темный страх где-то внутри, который будто бы не хотел исчезнуть насовсем. Так рано? Что-то случилось? – Привет, Мириам, – улыбнулся Мунк. – Уже встала? Как дела? Он терпеливо ждал ответа. Знал, что ей нужно время, чтобы подобрать нужные слова, чтобы правильно все произнести. – В…все нормально, папа. А… а у тебя? – У меня отлично, – сказал Мунк, все же потянувшись за сигаретой: ему нужно было за что-то ухватиться. Он так ею гордился, и было больно слышать ее такой. Она так мужественно боролась с последствиями травм. Как же это на нее похоже, упрямая девочка, и, конечно, не подавала вида, как тяжело ей это дается. И, кроме того, было так приятно слышать, как она снова обращается к нему «папа». После стольких лет размолвки, в течение которых она почти не разговаривала с ним. Когда их взглядам изредка доводилось встретиться, ее глаза излучали ненависть. Все было настолько ужасно, что она уже практически решила запретить ему видеться с внучкой. Но теперь это время позади. Слава богу и хвала. Для него не могло быть большего счастья. Но слышать, как ей приходится бороться? Ему пришлось взять себя в руки. – Получилось вчера позаниматься? – П…приходил… физиотерапевт. Х…хороший прогресс, кажется. Н…немного тяжелые руки, но… н…ноги стали намного с…сильнее. – Отлично. Прекрасно, Мириам. Очень рад это слышать. Марион у вас? – С…спит, – заикаясь, ответила дочь. Мунк слышал, какие она прилагает усилия, чтобы говорить. Вообще ему бы хотелось, чтобы дочь положила трубку и отдохнула, но было очевидно, что у нее что-то на сердце, поэтому он дал ей продолжить. – Он…на сказала, что ты купишь ей л…лошадь. – Да, я обещал, просто лошадка для ее куклы, – быстро сказал Мунк. – Не…не нужно ее так б…баловать, ладно? Я п…пытаюсь воспитать ее так, чтобы она не была такой… такой… – Извини, – прервал ее Мунк, чтобы она не тратила сил впустую. – Д…да, это важно… – Конечно, Мириам. Я буду держать себя в руках, обещаю. Просто, ну, ты знаешь, я просто не могу сказать ей нет. Мириам тихо рассмеялась. Это согрело Мунка. Он улыбнулся и закурил. – Л…ладно, – продолжила дочь. – Н…но я не за этим звоню. – А зачем? На телефоне высветился новый вызов. Людвиг Гренли. К счастью, Мунк научился отклонять вызовы так, чтобы не отключиться от текущего разговора. Холгер Мунк был старой школы и завел себе смартфон только тогда, когда его заставили. – Я… я решила выйти замуж, – произнесла Мириам спокойно. – Летом. – Что-что? – Я выхожу замуж, – сказала Мириам, на этот раз четче. – Вот как? Это?.. Раньше Мириам была помолвлена с врачом из Сандефьорда, отцом Марион, внучки. Со стороны казалось, что у них хорошие отношения, но большего Мунк сказать не мог, они с тем парнем не особенно общались. Теперь эти двое разошлись, и Марион жила неделю здесь, неделю там. Поначалу Мунк заартачился, он не хотел, чтобы у малышки было два дома, но внучка ничего не имела против: «О, дедушка, у всех же два дома, ты разве не знал?» Не по годам рассудительный шестилетний ребенок. Конечно, вся в мать. «Нет, я этого не знал, Марион». «Сейчас это совершенно обычное дело, дедушка, и поэтому у меня два дня рождения и в два раза больше подарков на Рождество, и так решил король». «Вот как, да, значит это все добрый король?» «Да, точно. Он живет в замке, и когда флаг поднят – это чтобы все видели, что он дома, а не на даче».