А вот сама Ингрит никакого страха перед Малефисентой не испытывала – сейчас Аврора очень хорошо поняла это. И делать Аврору своей дочерью никакого желания у королевы не было – всё это одно притворство, игра, целью которой было вывести Малефисенту из душевного равновесия. Что ж, свою роль Ингрит сыграла просто блестяще. Никому и в голову не пришло присматриваться к тому, как прижимается королева к своему мужу, побледнев и вроде бы дрожа от страха. И на то, что могло при этом быть спрятано в широком рукаве её платья, тоже никто внимания не обратил. И не заметил, как внезапно поморщился от боли король, когда острый кончик веретена уколол его в руку перед тем, как вновь спрятаться в рукаве королевы. Ещё бы, ведь тогда все не сводили глаз с Малефисенты, с окружившего тёмную фею зелёного магического тумана – а тут им ещё напомнили о проклятии, которое она наложила много лет назад... Отлично сыграла Ингрит, просто превосходно. Всех провела! И Аврора оказалась не лучше остальных, тоже попалась на этот крючок. И на это веретено тоже. Поняв всё это, Аврора вскрикнула от боли и упала на колени. Горе и гнев переполняли её, и было стыдно вспоминать, как она кричала на Малефисенту, приказывая ей снять заклятие, которого тёмная фея не накладывала. Она, Аврора, повернулась к своей крёстной спиной – точно так же, как в своё время сделал это её отец король Стефан. Она предала Малефисенту! Она доказала ей, что люди -– это злобные, лживые и холодные существа, с которыми лучше не иметь никакого дела. Что она наделала?! Нет. Что Ингрит заставила её наделать?! Что-то мощное рождалось, прорастало сквозь гнев Авроры. Решимость. Взглянув свежим глазом вокруг, она увидела спешащего к ней Ликспитла. Размахивая как мельница руками, он кричал, чтобы Аврора убиралась прочь. И теперь она рассмотрела всё, что её окружает. Что это за место, в котором она очутилась? Позади суетливого маленького человечка на полках рядами стояли стеклянные банки. И в каждой из них – фея. – Украденные феи! – задохнулась от неожиданности и гнева Аврора. Она присмотрелась к Ликспитлу и удивлённо добавила: – Но ты... Ты же сам пикси! – Как вы смеете обзываться! – негодующе фыркнул Ликспитл. Не обращая внимания на его протестующие крики, Аврора схватила Ликспитла и задрала на нём рубашку. На спине человечка, на том месте, где когда-то росли его крылья, алели два параллельных шрама. – Они отняли у тебя крылья! – ужаснулась Аврора. Отрезать крылья! Это было самое худшее, что мог сделать человек с любой феей. Однако этот пикси, судя по всему, работает на Ингрит... – Как тебя зовут, пикси? – Э-э... Ликспитл, – ответил наконец человечек. – И я не пикси. Я аристократ. Аврора вдруг почувствовала странную жалость к этому созданию. Королева отняла у него крылья, держит здесь, в подвале, словно заключённого. А он продолжает на неё работать, предавая своих сородичей. Почему?! Словно прочитав её мысли, Ликспитл ответил: – Она обещала мне, что, когда погибнет последняя фея, я стану свободен и смогу уйти. – Погибнет?! Последняя фея?! – в ужасе повторила Аврора. – Но мы должны освободить их! – Она подошла ближе и, указав на банки рукой, умоляюще заглянула в глаза пикси. – Они этого не заслужили! Их место на вересковых топях! – Как и твоё место тоже, Аврора. Не узнать голос Ингрит было невозможно. Аврора повернулась и увидела королеву, бесшумно передвигающуюся в полумраке лаборатории. Глаза у неё были холодны, как и голос, когда она добавила: – Потому что ты человек, который предал свой народ. За спиной Ингрит шагали два вооружённых охранника – руки на эфесе меча, за спину закинут арбалет. – Это вы! – воскликнула Аврора. – Вы наслали проклятие на короля! Если Аврора ждала, что сейчас Ингрит начнёт плакать, каяться и признавать свою вину, то она очень сильно ошиблась. – Он выполнил то, что от него требовалось, – всё так же холодно и спокойно сказала королева. – Как вы могли! – ахнула Аврора. У неё в голове мелькнула картинка: безжизненно лежащий на постели король, рядом с ним – убитый горем Филипп. Глядя на невозмутимую женщину с ледяным сердцем, она потрясённо покачала головой. А может, у неё вовсе и нет сердца? На Ингрит взгляд Авроры не произвёл ровным счётом никакого впечатления. Она прошла дальше, провела пальцем по выстроившимся в ряд стеклянным банкам, задержалась на секунду перед булькающей на огне ретортой. – Может быть, ты и считаешься королевой, Аврора, но ты ещё слишком молода и глупа. Управлять страной, знаешь ли, несколько сложнее, чем прыгать козой, воткнув пару цветочков себе в волосы. Аврора открыла рот, чтобы возразить, но суровый взгляд королевы заставил её замолчать. И Ингрит продолжила. Теперь, понизив голос, она принялась рассказывать историю своей жизни: – Когда я была совсем юной, королевство моего отца граничило с вересковыми топями. Однажды выдалась особенно лютая зима, и все наши посевы вымерзли, а вслед за этим начали умирать от голода наши люди. А за нашими стенами, на топях, жили не тужили... феи, и у них всего было в достатке, – слово «феи» она произнесла через силу и с явным отвращением. – Мы с братом рассчитывали, что они помогут нам – мы же этого заслуживали, правда? Тем более что мой отец, король, попросил их об этой услуге. Сам король попросил, а не решил отнять силой! – Ингрит немного помолчала, остановившись возле одной из банок. Сидевшая в ней фея испуганно попятилась назад, но сразу же ткнулась спиной в стеклянную стенку. Глядя на это, королева криво ухмыльнулась и заговорила вновь: – Договариваться с ними отец послал моего брата. И что ты думаешь? Эти твари, которые и разговаривать-то толком не умеют, только пищат да хрюкают, – они убили его! – Я не верю, – покачала головой Аврора. – Наш народ испугался, – не обращая внимания на её слова, продолжила Ингрит. – Моего отца свергли, и в стране начался хаос. Чтобы всё привести в порядок, мне пришлось выйти замуж за короля Джона из Ульстеда, ещё одного слабака, помешанного на терпимости и гуманности. – Королева сжала кулаки, её лицо побледнело сильнее обычного. – А теперь моего собственного сына заклинило на идее жить в мире и дружбе со всеми! Но я такого «мира» не допущу! – Она приблизилась к Авроре, и та инстинктивно отступила назад. Ингрит разжала кулаки и ладонями разгладила на себе платье, стараясь успокоиться. Вспышка её гнева прошла, и королева вновь превратилась в невозмутимую ледяную статую. – Я собираюсь совершить то, чего до меня не смог сделать ни один мужчина, – сказала она. – Что ж, порой великие дела требуют чисто женского ума. – Королева повернулась, собираясь уйти, и небрежно бросила своим охранникам: •– А теперь отведите её и заприте. Война начинается. Аврора не успела и глазом моргнуть, как солдаты уже схватили её под руки и поволокли из лаборатории. За спиной Авроры неистово бились в стеклянных банках феи – её подданные, – пытаясь прийти на помощь своей королеве – но разве они могли её спасти? Да и она для их спасения сделать ничего уже не могла. Вскоре охранники втолкнули Аврору в её комнаты и заперли за нею дверь. Аврора сразу же подбежала к окну. Мощённый камнем двор замка виднелся где-то далеко-далеко внизу: выпрыгнешь – разобьёшься насмерть. Она оказалась в ловушке. А вот Ингрит была на свободе и готовилась навсегда расправиться с волшебным народцем. «Малефисента! Ну, где же ты, Малефисента!» – в отчаянии думала Аврора, колотя кулачками в запертую дверь. Но никто не услышит её криков и не придёт на помощь – уж об этом-то Ингрит наверняка позаботилась. Ну почему же Малефисента не возвращается?! Аврора сердито пнула дверь ногой. Одной ей не справиться. Невозможно будет видеть, как погибают все, кого она так любит, – но как, как, как ей остановить Ингрит без помощи Малефисенты?! Аврора дала волю слезам и заплакала навзрыд. День её свадьбы, который должен был стать самым счастливым в её жизни, стал самым чёрным для неё днём. Филипп сидел в спальне короля Джона и смотрел на неподвижное тело отца. В комнате было темно. Задёрнутые по приказу королевы плотные шторы не пропускали ни солнечного света, ни шума снаружи. В призрачной серой полутьме висящие на стенах головы охотничьих трофеев казались ещё более загадочными и страшными – они словно смотрели вниз, удивляясь, что когда-то лишивший их жизни король сейчас отчаянно цепляется за свою собственную, ускользающую от него жизнь. Филипп осторожно взял отцовскую руку и накрыл её своей ладонью. Рука короля Джона, с просвечивающими сквозь прозрачную кожу синими прожилками вен, стала такой хрупкой. Всю жизнь Филипп думал о своём отце как о человеке несгибаемом, никогда не унывающем, бесконечно влюблённом в жизнь. Действительно, король Джон во многом – почти во всём! – был полной противоположностью своей жене, королеве Ингрит. Именно с отцом были связаны все лучшие воспоминания Филиппа – его первые шаги, первая попытка усидеть верхом на лошади, возвращение домой после первой одержанной в бою победы. И вот сейчас этот замечательный человек проигрывал свою самую главную битву, противником в которой была его смерть. – Я хочу лишь одного: чтобы ты не уходил, чтобы был рядом со мной, – тихо сказал Филипп и немного помолчал, словно ожидая, что вот-вот совершится чудо, и отец откроет глаза и воскликнет, весело улыбнувшись: «Конечно, сынок! Куда ж ты без меня!» Но король не открывал глаз, не улыбался и лежал по-прежнему молча и неподвижно. Что ж, теперь Филиппу придётся рассчитывать только на себя. – Я надеюсь, что ты сможешь гордиться мной, – сказал принц, поднимаясь на ноги. Взяв шпагу, он вложил её в ножны, собираясь идти по своим делам. И тут рука короля вдруг, соскользнув, упала на кровать, и широкий рукав отцовской полотняной сорочки задрался вверх. Услышав шорох, Филипп встрепенулся и оглянулся назад. Неужели отец услышал его?! Неужели очнулся, пришёл в сознание?! Но король лежал всё так же неподвижно, только соскользнувшая вниз рука была обнажена. Филипп подошёл, чтобы поправить задравшийся рукав. Наклонившись, он увидел на руке отца скрытую до этого рукавом маленькую красную точку. Под ней уже образовался бугорок, и кожа вокруг него покраснела. Это очень напоминало укус осы – Филипп по своему опыту знал, что это такое. Вроде бы и оса насекомое маленькое, и укус совсем небольшой, но болит потом эта красная точечка не один день, и кожа вокруг неё краснеет, и немеет всё внутри от осиного яда. Но откуда здесь могла взяться оса? Окна закрыты, да ещё задёрнуты плотными шторами. Вряд ли она могла залететь сюда с улицы. Но если это не оса, то что? Филипп опустил отцовскую руку и собрался уйти, но его задержала всплывшая из далёких закоулков памяти картинка. Бугорок. Красная точка. Покрасневшая кожа. Филипп тряхнул головой. Нет, не может такого быть. Это слишком невероятно, слишком фантастично, чтобы оказаться правдой. И уж точно не отменяет свадебной церемонии, на которой, увы, не будет его отца. ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ КОНАЛЛ УМИРАЛ. МАЛЕФИСЕНТА НЕ ОТХОДИЛА ОТ НЕГО С ТОЙ САМОЙ МИНУТЫ, КАК ЕГО ПОЛОЖИЛИ ПОД ВЕЛИКИМ ДЕРЕВОМ. Оставалась рядом с ним, когда он корчился от боли и когда затих, и теперь, когда он судорожно ловил последние глотки воздуха, тоже была здесь. Малефисента положила руку на грудь Коналлу. Остальные эльфы медленно выстраивались вокруг стен святилища. Малефисента старалась не слушать, о чём они переговариваются, однако у неё был слишком острый слух, да и Борра не слишком старался приглушить свой голос. – Коналл хотел мира. – Малефисента не видела Борру, но легко могла представить его покрасневшие, полные гнева глаза. – А они нашпиговали его тело железом. Настало время нам самим объявить людям войну. Наша великая битва с ними начинается. Другие эльфы, поддерживая его, одобрительно загудели, а Малефисента замерла в нерешительности, не отрывая застывших пальцев от груди Коналла. Война?! Но Коналл не хотел войны, это Малефисента знала наверняка. Он был добрым, умевшим прощать, искавшим мирный путь в отношениях с людьми. Но, с другой стороны, Борра тоже по-своему прав. Люди убивают фей – так неужели феи должны сидеть сложа руки и покорно дожидаться, пока их уничтожат?! – Сегодня империя людей падёт! – продолжал Борра. – И мы не будем милосердны к ним! Едва отзвучал призыв Борры, как на смену ему пришёл громкий звук хлопающих крыльев: воины покидали святилище. Настало время предъявить счёт королеве Ингрит и её людям. Ингрит была в восторге. После долгих лет ожидания и тщательной подготовки она могла наконец привести в исполнение свой давнишний план, осуществить свою заветную мечту и отомстить феям. Все мешавшие этому преграды убраны с дороги. Аврора заперта в своей спальне, а весь волшебный народец в эту самую минуту охранники заканчивают загонять в церковь. Благодаря усилиям Ликспитла пыльца гробоцветов готова к использованию. Всё просто великолепно. Даже сообщение Персиваля о том, что в их сторону направляется стая крылатых фей, Ингрит нисколько не взволновало. Что ж, пусть летят. Красного железного порошка хватит на всех, и порошку этому совершенно наплевать, какая ты фея – большая или маленькая. Конец будет один. До ушей Ингрит долетели звуки органа, и она улыбнулась, живо представив Герду, сидящую за огромным, во всю стену, инструментом. А феи тем временем занимают места, с нетерпением ожидая той минуты, когда в проходе между скамьями появится их обожаемая королева вересковых топей. И невдомёк им, дуракам, что это начало массовой бойни, а не свадебной церемонии. По задумке Ингрит – которая сама объявила свою идею гениальной, – как только Герда заиграла, мехи начали накачивать воздух в большие органные трубы, заранее заполненные изготовленной Ликспитлом с помощью гробоцветов красной железной пылью. Когда давление в трубах достигнет нужного уровня, эта пыль будет выброшена в воздух – и... прощай навек, волшебный народец вересковых топей! Чем громче звучала музыка, тем радостнее становилось на сердце у Ингрит. Ловушка захлопнута, и феям никуда из неё не деться. Красная пыль уже начала кружиться в воздухе и оседать вниз. Как только она коснётся фей, они, одна за другой, будут трансформироваться, и вскоре вся церковь превратится в свалку мёртвого мусора. Истребление волшебного народца началось. Ингрит сделала это! Она победила! Аврора колотила в окно своей спальни, наблюдая за тем, как внизу входят в церковь последние феи. После того как они вошли, охранники крепко заперли за ними тяжёлые двери, наглухо отрезав им путь на свободу. Аврора ещё сильнее заколотила по стеклу, но всё было напрасно. Её никто не слышал. А если стоящие возле дверей спальни охранники и слышали её, так им было приказано не обращать внимания на этот шум. Аврора опустила руки, прижалась лбом к холодному стеклу и на мгновение закрыла глаза – а когда вновь открыла их, то ахнула. Быстро поморгала, даже ущипнула себя, чтобы убедиться, что это не галлюцинация. По небу, быстро приближаясь к замку, неслась стая тёмных фей. Как и Малефисента, они были великолепны. Размах их крыльев был не менее трёх метров, и даже на большом расстоянии Аврора ощущала силу фей. В её груди затеплилась надежда. И сразу же мелькнула мысль: «А нет ли среди них Малефисенты?» Аврора кружила по своей спальне, лихорадочно просчитывая различные варианты. Да, тёмные феи могущественны, но вряд ли им удастся победить Ингрит исключительно своими силами. Значит, нужно помочь им. Но как?