Выпустив солдата, Малефисента резко ушла вверх и повернула в сторону башни. Когда она увидела стоящую на вершине башни королеву Ингрит, гнев на мгновение ослепил её – но лишь на мгновение, после чего голова тёмной феи стала холодной и ясной. Ингрит, подбоченившись, стояла в центре смотровой площадки и с непроницаемым лицом наблюдала за творившимся внизу хаосом. Со всех сторон королеву окружали телохранители с мечами на изготовку. Здесь же стояли две громоздкие катапульты. Заряженные бочонками с красной пылью, они были направлены прямо на Малефисенту. Красной пыли и смерти от неё Малефисента не боялась: лишь бы – и это самое главное – успеть вначале добраться до Ингрит. Зависнув в воздухе, тёмная фея смотрела вниз, на злую королеву. В развевающемся на ветру платье, с растрёпанными волосами Ингрит была ещё больше похожа на впавшую в бешенство злую ведьму. «Что могло наполнить эту женщину такой ненавистью?» – подумала Малефисента, и внезапно в её голове мелькнула неприятная мысль о том, что у неё самой, как это ни странно, есть с Ингрит нечто общее. Ненависть. Жажда мести. И разница между ними лишь в том, что начала эту войну не Малефисента. Её начала Ингрит. Сделав крутой вираж, Малефисента зашла с другой стороны башни, всё так же не сводя глаз с королевы. Двое охранников шагнули вперёд, прикрыв собой Ингрит. Букашки! Небрежным движением пальца Малефисента смахнула их в сторону. Теперь осталось всего лишь два телохранителя. Пока Малефисента, сидя в Обители, оправлялась от своей раны, у неё было много свободного времени, чтобы поразмышлять о том злополучном обеде и обо всём, что на нём случилось. А случилось то, что Ингрит умело использовала раздражительный нрав и мрачную репутацию Малефисенты против самой тёмной феи. Действуя ей на нервы, заставила показать своё единственное слабое место – любовь к Авроре. Вспомнив об этом, Малефисента, парящая в воздухе над башней, уже подняла руку, чтобы одним магическим ударом навсегда покончить с Ингрит, но... ... но её остановили слова королевы. – Убить меня очень легко, – сказала Ингрит, указывая пальцем на занесённую над ней руку Малефисенты. – Один взмах руки – и твоя месть совершится. Просто и быстро. Примитивно. Нет, что ни говори, а вы, феи, гораздо более предсказуемые существа, чем люди. В ответ Малефисента обнажила клыки и ещё выше подняла руку, но раздался новый голос: – Нет, Малефисента! Нет! Повернув голову, Малефисента увидела вбежавшую на вершину башни Аврору. Лицо у неё было перепачкано грязью, платье порвано, но взгляд... Взгляд Авроры оставался, как всегда, твёрдым и добрым одновременно. Посмотрев на них двоих, Ингрит злобно усмехнулась: – Или почти такие же предсказуемые. Не обращая внимания на королеву, Аврора метнулась вперёд и встала между Малефисентой и Ингрит. – Я пыталась сделать тебя не той, какая ты есть, – мягко сказала она, глядя прямо в глаза тёмной фее. Малефисента легко смогла прочитать во взгляде Авроры боль и раскаяние. – Я буду вечно винить себя за это, – продолжила Аврора. – Но я знаю, кто ты, и знаю, что есть другой путь. – Ты не знаешь меня, – приподняла красиво изогнутую бровь Малефисента. «Ты сомневалась во мне. И поверила ей», – едва не добавила она, но проглотила эти горькие слова, потому что у неё в голове вновь зазвучал голос Коналла, вступая в борьбу с её гневом, ослабляя его. Надежда. Коналл говорил, что Малефисента и Аврора дарят ему надежду. Он верил в силу любви Малефисенты к Авроре и в конечном итоге пожертвовал жизнью ради того, чтобы они могли воссоединиться. Может ли она допустить, чтобы его жертва была напрасной? Заметив, что Малефисента начинает колебаться, Аврора медленно протянула ей руку и сказала: – Нет, я знаю тебя. Ведь ты моя мать. Малефисента резко вскинула голову, не сводя с Авроры глаз. Мать. Это слово эхом повторялось у неё в голове, а вместе с ним замелькали выхваченные из глубин памяти воспоминания. Аврора-ребёнок. Аврора-девушка. Аврора –- юная женщина. Аврора нежно обхватывает рог Малефисенты своей пухлой детской ручкой. Затем нахлынул новый поток воспоминаний, совершенно иных, но тоже рождённых всё тем же словом. Юные феи, которые учатся летать. Прикосновение крыла Коналла и его влюблённый взгляд, когда они сидели с ним у костра. Малефисента так долго считала себя монстром, что никак не могла понять, почему Коналл поверил в неё и доверился ей. А ведь она не была чудовищем, как назвала её Ингрит. Она была матерью. Другом. Товарищем. А ещё она всегда была и всегда останется защитницей. Почувствовав перемену в настроении Малефисенты и воспользовавшись её замешательством, Ингрит моментально схватила стоящий рядом с ней огромный арбалет, положила палец на спусковой крючок, злорадно улыбнулась – и выстрелила. В воздухе расплылось, окружив Малефисенту, красное облако, при виде которого Аврора вскрикнула как от боли. Спустя мгновение мир перед глазами Малефисенты исчез, и она из феи сама превратилась в облачко пыли. Упав ничком, Аврора рыдала, не сводя глаз с того места, где только что была Малефисента. Теперь здесь ничего не осталось – только облачко тёмной пыли, которое медленно рассеивалось на ветру. Услышав шаги, Аврора подняла голову. После всего, что только что случилось, любое, даже самое незначительное движение давалось ей с болью. Перед ней стояла Ингрит с торжествующей улыбкой на лице. – Знаешь, что делает человека великим вождём, Аврора? – спросила Ингрит: её совершенно не трогали слёзы Авроры, капающие с её щёк на каменную поверхность башни. – Способность внушать страх в своих подданных, а потом обращать его против своих врагов. – Она помахала рукой так, словно хотела разогнать висящую в воздухе красную пыль. Аврора молча смотрела на неё, не в силах ни говорить, ни пошевелиться. – И я рассказала своим людям сказку о злой ведьме, которая заколдовала принцессу, и о моём сыне, который спас юную красавицу своим поцелуем истинной любви. У Авроры округлились глаза. Эта женщина ещё безумнее, чем ей казалось. И это была не вся сказка, а только её часть. Искажённая часть истории, которая изображает Малефисенту злодейкой. Естественно, что после этого люди стали ненавидеть тёмную фею и верить своей королеве, которая открыла им правду. А она использовала доверие людей и обратила его против них самих. Ингрит была воплощением абсолютного зла. Она, а не Малефисента, была настоящей злой ведьмой. – Ты считаешь меня чудовищем, – словно прочитав её мысли, кивнула Ингрит. – Но всё, что я сделала королю, Малефисенте, моему сыну... я делала во имя Ульстеда. – Продолжая говорить, она приблизилась к краю башни и остановилась. Теперь носки её туфель оказались рядом с пальцами Авроры. – А вот это, – закончила она, указывая на облако красной пыли, бывшее когда-то Малефисентой, а затем на разрушения, вызванные на земле войной, – всё это дело твоих рук. Ты предала свой род, и ты заплатишь за это. Наклонившись, Ингрит схватила запястье Авроры и заставила её, преодолевая боль, подняться на ноги. Затем, не обращая внимания на сопротивление Авроры, Ингрит подтащила её к самому краю башни. Аврора буквально волочила ноги по земле, и оставалось лишь удивляться, какой сильной на самом деле оказалась хрупкая на вид королева. Впрочем, всё дело, наверное, было в ненависти, которая, как известно, туманит разум и удесятеряет силы. Становилось ясно, что Ингрит собирается сбросить Аврору вниз, где та насмерть разобьётся о камни на глазах у солдат, фей и даже Филиппа, которого Аврора успела заметить стоящим на парапете соседней башни. Пока Ингрит тащила Аврору к краю, начал подниматься ветер. Осевшая на вершине башни красная пыль закрутилась в воздухе маленькими смерчами, но Ингрит не замечала этого – всё её внимание было приковано к собравшейся у подножия башни толпе. – Малефисента мертва! – прокричала королева. Солдаты приглушенно крикнули «Ура!», изображая радость, а оставшиеся в живых феи горестно ахнули. Ингрит услышав тех и других, ещё шире улыбнулась и торжественно провозгласила: – Отныне мы с вами никогда больше не будем жить в страхе. – Отойдите от меня, – сказала Аврора. Её мутило от слов Ингрит. Как может эта женщина радоваться, глядя на такие разрушения, такие жертвы?! Аврора попыталась вырваться, но хватка Ингрит была крепка. – Ульстед наконец обрёл свободу, – ликующим голосом воскликнула Ингрит, но одновременно с её словами над толпой поплыло облако красной пыли. Она завихрилась в воздухе, слипаясь, меняя очертания – вначале медленно, затем всё быстрей разрастаясь и становясь всё плотнее. – Что происходит? – растерянно пробормотала себе под нос Ингрит. Аврора расслышала её, но даже не взглянула на королеву. Всё её внимание было приковано к облаку красной пыли. И тут облако начало принимать свою окончательную форму. Вначале она была трудноуловимой, расплывчатой, неопределённой, но затем прямо на глазах Авроры частицы того, что недавно было Малефисентой, сложились в огромную птицу феникс. Аврора ахнула. Малефисента трансформировалась. Её любовь и самопожертвование пробудили древнее, дремавшее внутри неё существо, которое, как и его предки, возродилось из пепла. Издав грозный клич, феникс расправил крылья. Птица повернула голову и нашла взглядом Ингрит. Королева испуганно отпрянула, прочитав в глазах феникса свой смертный приговор. Стоящие за её спиной охранники побросали оружие и в панике стали отступать от феникса, от которого заструились волны магической энергии, окутывая башню и землю внизу мерцающим зелёным туманом. Аврора смотрела на Малефисенту – на феникса – со слезами на глазах. Птица была великолепна – грозная, могучая, и несмотря на пылавший в глазах феникса гнев, Аврора чувствовала, что в этой птице воплотилось всё лучшее, что было в душе Малефисенты. А в следующую секунду Ингрит резко толкнула Аврору в спину. Девушка вскрикнула и камнем полетела вниз. Ветер засвистел в ушах Авроры, смахнул слезинки с её щек. Со страшной скоростью мелькали каменные стены башни. Волосы Авроры развевались, облака, плывущие в высоком небе, манили её. Земля приближалась. И вдруг, перекрывая свист ветра, раздался птичий крик и захлопали могучие крылья. Спустя мгновение эти крылья обхватили Аврору, и со страшным стуком она вместе с фениксом – Малефисентой – рухнула на жёсткую землю. Аврора застонала и открыла плотно зажмуренные глаза. В голове у неё была только одна мысль: Малефисента! Повернув голову, Аврора увидела, что лежит на земле в объятиях крыльев феникса. Она выбралась наружу, поднялась на ноги и, не сводя глаз с феникса, сделала несколько неуверенных шагов. Птица лежала неподвижно, не шевеля своими прекрасными крыльями и не открывая глаз. А затем в один миг всё резко изменилось. Феникс открыл глаза, птица поднялась и тут же взмыла в воздух – так на глазах у всех легенда стала явью, и наблюдавшие за этим уцелевшие в сражении тёмные эльфы почтительно склонили головы. Но птица феникс не просто возродилась – она вновь трансформировалась. Крылья стали руками. Перед всеми вновь была Малефисента. Та же самая? Нет, другая. Взгляд стал другим – мудрым, спокойным. И кроме крыльев у неё теперь появился птичий хвост – напоминание об отдавшем ей свою силу фениксе. С радостным криком Аврора бросилась к своей матери. Обняла её, крепко прижалась и зарылась лицом в её перья. Малефисента нежно обняла свою дочь и тихо сказала, гладя её по голове: – Ну, здравствуй... козявочка. И тут Аврора разрыдалась. Она плакала о той, которую едва не потеряла. По тому, что навсегда потерял Филипп. Оплакивала всю тьму и боль, случившуюся по вине Ингрит. Горькие поначалу, её слезы постепенно превратились в слёзы радости. Ведь Малефисента вернулась. Вернулась к ней, несмотря ни на что. Вернулась, потому что любит её. И пусть Малефисента думает, что хочет, но Аврора теперь больше чем когда-либо была уверена в том, что нет на свете магии сильнее, чем любовь. Услышав шаги, Аврора неохотно оторвалась от Малефисенты. Подошедший к ним Филипп протянул руки, и Аврора перекочевала в его объятия. Так они и стояли какое-то время на глазах у людей и волшебного народца с вересковых топей, пока Филипп не спросил её: – Ну, а что дальше? Аврора посмотрела на Филиппа, на Малефисенту, на собравшуюся вокруг них толпу. Сколько ужаса пришлось испытать им всем за сегодняшний день! И что теперь нужно сделать, чтобы загладить совершенное Ингрит преступление? Что? И тут улыбка расплылась по лицу Авроры. Глубоко вдохнув, она сделала несколько шагов навстречу толпе и громко объявила: – Два наших мира объединятся. Прямо здесь, прямо сейчас! Филипп встал рядом с ней, кивнул и тоже улыбнулся. Авроре не нужно было ничего ему объяснять, он и так знал, о чём она думает. Филипп расправил плечи и громко провозгласил: – Мы больше не позволим страху разделять нас! Сегодняшний день станет началом новой эпохи. Отныне мы будем идти по жизни вперёд и вместе! Обрадованные, феи и люди захлопали, а Аврора обернулась, чтобы взглянуть на Малефисенту. К своему немалому удивлению, она увидела подошедшего к тёмной фее Ликспитла. В своих ручках он держал веретено. То самое. Аврора с интересом ждала, что же будет дальше. Она знала, что Ликспитл долгое время был самым преданным слугой Ингрит. Зачем он здесь, да ещё с веретеном? Хочет уколоть Малефисенту? Или пытается загладить свою вину и помочь им всем на их новом пути вперёд? – Мне кажется, это ваше, – сказал пикси, отвечая на немой вопрос Авроры. Малефисента протянула руку и взяла веретено. При свете дня этот деревянный предмет выглядел таким безобидным, словно и не принёс столько горя, хотя, если взглянуть на всё с другой стороны, именно он свёл их всех вместе. И Аврору с Малефисентой, и Филиппа с Авророй. А вскоре сведёт вместе и оба их королевства. – Проклятия никогда не исчезают сами, -–- добавил Ликспитл, пока Малефисента разглядывала веретено. – Они только снимаются. Малефисента кивнула и лёгким движением пальца заставила веретено подняться и повиснуть в воздухе. А Аврора тем временем говорила, обращаясь к толпе: – Сегодня здесь состоится свадьба. И это будет не просто соединение двух сердец, двух людей, но союз двух королевств. Приглашаются все. Все могут чувствовать себя в полной безопасности. Добро пожаловать! Воздух наполнили громкие крики, и под их аккомпанемент Малефисента выпустила из кончика своего пальца зелёный луч. Он ударил в веретено, заставив его разлететься на тысячу кусочков. В тот же миг замок и его окрестности накрыла волна магической энергии, изменившая всё вокруг и вернувшая всему первоначальный, естественный вид. В саду моментально расцвели цветы, среди них запорхали яркие бабочки. Посреди усыпанной гравием дорожки, вымахав до самого неба, огромная плакучая ива опустила до самой земли длинные тяжёлые ветки. Пропало, ушло наконец без следа столько лет висевшее над этим местом проклятие.