— Не знаю, — замялась миссис Айрес. — Сказал, разболелась голова. Но выглядел он ужасно: полуодетый, весь в испарине и дрожал как осиновый лист. Я пристально посмотрел на нее: — Он был… пьян? Спрашивать было неловко, но ничего другого в голову не пришло. Ничуть не смутившись, миссис Айрес покачала головой: — Нет-нет, дело не в том, я уверена. Не знаю, что произошло. Сначала он просил побыть с ним и схватил мою руку, точно маленький. А потом вдруг передумал и велел мне уйти. Чуть ли не вытолкал из комнаты. Я сказала Бетти, чтобы дала ему аспирин. В таком виде он не мог появиться перед гостями. Пришлось выдумать оправдание. Что еще мне оставалось? — Надо было позвать меня. — Я хотела, но он бы не позволил. Естественно, я думала о том, как это будет выглядеть. И еще боялась, что он появится в зале и устроит сцену. Сейчас я почти жалею, что он не пришел. Тогда бы бедная девочка… Голос ее осекся. Повисло тягостное молчание, и я вновь вспомнил вчерашний вечер: лязг собачьих зубов, вскрик и булькающий вой. В то время с Родом творилось что-то неладное, и он не нашел в себе сил выйти из комнаты, хотя наверняка слышал поднявшуюся суматоху, когда я нес девочку в кухню, чтобы зашить ее щеку. Думать об этом было тяжело. Я взялся за подлокотник: — Может, я с ним поговорю? — Не надо! — подалась вперед миссис Айрес. — Вряд ли он захочет. — Что в этом плохого? — Вы же видели, нынче он сам не свой: весь дерганый, подавлен. И так весь день. Я буквально умолила его посидеть с нами. Каролина не знает, в каком состоянии он был вчера. Думает, у него разыгралась мигрень и он улегся в постель. Наверное, ему стыдно. Я… ох, доктор, я все время вспоминаю, каким он вернулся из госпиталя! Она опустила голову и вновь принялась вертеть кольца. — Мы с вами об этом не говорили… — сказала она, пряча глаза. — Его тогдашний врач назвал это депрессией. Но мне казалось, дело не только в ней. Он то впадал в ярость, то куксился. Сквернословил. Я его просто не узнавала. И это мой сын! Так продолжалось очень долго. Я никого не приглашала в дом. Стыдилась его! Пожалуй, ничего нового я не узнал. Летом Дэвид Грэм обмолвился о прежних «неладах с психикой», да и нынешнее поведение Родерика — работа на износ, внезапные приступы раздражительности — говорило о том, что проблема до конца не решена. — Мне жаль Рода, — сказал я. — И жалко вас с Каролиной. Знаете, я много работал с ранеными… Миссис Айрес меня перебила: — Понимаю, ему еще повезло. — Я не о том. Выздоровление странная штука, у каждого оно идет по-своему. Ничего удивительного, что Родерик злится на свое увечье. Он же молодой крепкий парень. Случись такое со мной в его возрасте, я бы тоже злился. Так много получить от рождения, а затем так многого лишиться — здоровья, внешности и в определенном смысле свободы. Мои слова ее не убедили. — Дело не только в злости, — покачала она головой. — Война как будто его изменила, сделала совсем чужим. Он словно ненавидит себя и окружающих. Ох, как подумаю обо всех наших мальчиках и тех злодеяниях, что их просили совершить во имя мира… — С этим покончено, — мягко сказал я. — Он еще молод, он поправится. Вы прочитали книгу в ознакомительном фрагменте. Выгодно купить можно у нашего партнера.