– Все, кто приходит сюда, видят только бумаги, папки и печати и думают, будто моя работа – скучнейшая регистрация фактов. Я думаю иначе. Я вижу работу загадочных человеческих законов, слышу, как боги рождений сражаются с Парками, обрезающими нить жизни, я вижу глазами Пифагора и Галилея вселенную, которой управляют только цифры, единственные носители истины, обеспечивающие вечную смену людей, поколений. Вы, наверное, один из немногих, кто может меня понять, ведь, по сути, работа у нас одинаковая. Вы ведь тоже учитываете покойников, даже раньше меня, вы ведь тоже живете в мире дат рождения и смерти. Вы-то можете меня понять, не так ли? Я утвердительно кивнул. Он вернулся за стол, вспомнив, для чего я пришел: – Сожалею, что вы уходите ни с чем, но сами видели – никаких близнецов, никаких свидетельств о смерти. Чем еще могу быть полезен?.. – Благодарю вас, вы и без того были слишком добры. Мопассан вернулся во вселенную жизней и смертей, браков и разводов, в мир чисел, расставленных по заранее установленному порядку. Я же отправился обратно на кладбище, что в переводе было суть то же, что отдел записей гражданского состояния. Если женщина в черном была близнецом Эммы, то они наверняка были не из Тимпамары. Возможно, иностранки, но это никак не вязалось с захоронением на кладбище, предназначенном исключительно для жителей городка. В запасе оставалась другая гипотеза – в могиле никто не захоронен, это была мистификация. На центральной аллее я пересекся с Неддой Виллапино, толкавшей перед собой детскую коляску, и по аналогии вспомнил, что говорил Мопассан относительно мертворожденных детей, и представил, что когда-нибудь человеческое милосердие позаботится и о них, и что наступит день, когда в каждом городе будет кладбище нерожденных детей, ряды маленьких безымянных памятников, как напоминание о тысячах не случившихся жизней, которые наверняка бы стали лучшей частью человечества. 18 Кроме Марфаро и Мопассана, был еще один человек на свете, который мог бы помочь мне узнать, кто захоронен в могиле с фотографией Эммы. Это был Грациано Меликукка, шестнадцатый смотритель кладбища Тимпамары, который после падения с груши был прикован к инвалидному креслу и в городе больше не появлялся. Он жил в деревне, сразу за поселком Пьо́ппи Ве́кки. Его самоизоляция и нежелание видеть людей не позволяли мне его беспокоить, но, не считая того, что мне нужна была срочная информация о безымянной могиле, он был моим предшественником, которого я ни разу не видел, не спрашивал советов и не слышал рекомендаций, и это обстоятельство казалось мне в высшей степени странным. Посему на следующее утро после разговора с Мопассаном я решил навестить его в рабочее время, визит вполне совмещался с исполнением моих профессиональных обязанностей. Грациано жил вдвоем с женой, с тех пор как их сын уехал учиться в Неаполь. Калитка была распахнута. Меня поразила высокая трава, которая росла вдоль дорожки к дому. Я позвонил в дверь. Тишина. Снова позвонил. Послышался шум, потом скрип колес. Потом снова гробовая тишина. – Кто там? Задорный голос Грациано, который я раньше изредка слышал в баре, стал резким и хриплым. – Астольфо Мальинверно, – назвался я, не добавляя ничего больше. Уточнение, что я кладбищенский смотритель, показалось мне неуместным. Снова тишина. Потом послышался поворот ключа и дверь открылась. Я увидел совершенно другого человека: похудевшего, небритого, нестриженого. Он посмотрел на меня искоса: – А вы что здесь забыли? – Извините за беспокойство, мне нужно с вами поговорить. – Минутку. Он вернулся в дом, взял с кресла легкий плед, покрыл им ноги и вернулся к двери. – Я постоянно мерзну… Пойдемте под навес. Навес находился за домом. Два раза крутанув колеса, он был уже там. Притормозил возле столика, указав мне на деревянную табуретку. – Не знаю, почему, но я был уверен, что рано или поздно вы объявитесь. – Я должен был сделать это гораздо раньше, мне нужно было о многом вас расспросить, но не хотелось вас беспокоить. – Как вы там? Освоились? – Да, даже не надеялся. Первое время чувствовал себя не в своей тарелке. – Я думаю, привыкши жить среди книг… Когда я узнал, что вместо меня назначили вас, я никак не мог понять, почему. Но вы, кажется, справляетесь неплохо, впрочем, работа немудреная. В ту минуту вернулась жена, ходившая за покупками. Она бросила пакет на дорожке и направилась к нам. Обняла мужа за плечи. – Вот это сюрприз! – сказала она, глядя ему в глаза. – Могу я чем-то вас угостить? – Благодарю, я ничего не хочу, – сказал я, улыбкой смягчив свой отказ. – Ну, тогда разговаривайте, не буду мешать, – она отправилась в дом, сияя от радости, которую мне было не понять. – С тех пор как это случилось, немногие приходят меня навестить. Даже лучшие друзья – и те путь забыли. Жена переживает, твердит, что надо появляться на людях, пойдем, дескать, в бар, она меня отвезет, но я пока еще не готов. Он осмотрелся вокруг и погрустнел. В большом саду виднелись деревья, срезанные под корень. – Я еще не готов к новой жизни. – Ко всему привыкаешь, – сказал я, глядя на свою хромую ногу. Он тоже на нее посмотрел. – Полагаю, вы ко мне не за советами пришли, – резкость в голосе пропала. – За ними в том числе… Я кое-что хотел у вас спросить. Вынул из кармана фотографию Эммы без рамки и протянул ему. – Напоминает она вам кого-нибудь? Он внимательно всмотрелся. – Никого. С чего бы? – Это фотография с могилы, вы такую не помните? Он вновь посмотрел. – Где она расположена? Буква сектора ничего ему не говорила, поэтому я постарался обрисовать это место. – Нет, точно уверен, что не помню… Да и как упомнить среди стольких лиц? Значит, и с вами это случилось. – Что вы имеете в виду? – Выбор. Ходишь днями среди могил в окружении незнакомых лиц, одни наслаиваются на другие и кажутся все на одно лицо, а потом вдруг взгляд чуть дольше задерживается на какой-то одной, то ли пленившись ее красотой, то ли красивым именем, и так каждый день, даже когда идешь домой, думаешь о ней, поэтому она становится как будто знакомой. Я подумал, какое лицо он видел в эту минуту, дорогое ему и совсем безразличное мне, возможно с соседней с Эммой могилы, которое я ни разу не удостоил вниманием, как он ни разу не обратил внимания на Эмму. – В жизни бы не подумал, что мне будет недоставать кладбища. В продолжение его мысли я у себя спросил, что будет со мной, если меня однажды уволят с этого места. – Хотите вернуться? Он решил, что я свихнулся. – О чем вы? – Можем съездить, если хотите. – Я надеялся, что увидев ее могилу, он, может, что-нибудь припомнит. Подошла жена, она, видимо, слышала наш разговор через открытые окна. – Грациано, милый, воспользуйся приглашением Мальинверно, – стала она умолять, – ты не можешь сидеть взаперти. Он колебался: – Я пока не готов.