— Егорка, это же я! — отозвался Порфирьич и двинулся навстречу хозяину. — Ты что, не узнал меня? — Ох, правда ты, Порфирьич! А какого ж ты черта ворота сам отворил? — Чтобы тебя не затруднять. — Да ты что, думаешь, что я совсем беспомощный? — Плавунцов нахмурил густые брови. — Думаешь, что не могу в собственном доме ворота открыть? — Да нет, я ничего такого не думаю. Я вообще-то приехал тебя с днем варенья поздравить, и не с пустыми руками… Порфирьич достал из сумки бутылку, повернулся ко мне и добавил: — А еще я к тебе девушку привез, симпатичную! — Девушку? Симпатичную? Ну, коли так, тогда я тебя прощаю! И где же она? Я выбралась из машины и подошла к Плавунцову. Протянула ему свою коробку. — Поздравляю вас! — Ох, девушка, было бы с чем! День рождения — это только напоминание о том, что жизнь упорно движется к концу, и этот конец уже не за горами… — Ну, ну, не надо такого пессимизма! — Это Вера, — представил меня Порфирьич. — Вместе со мной в газете работает. — Хорошее имя! Ну, ребята, располагайтесь! Порфирьич загнал машину во двор. Плавунцов проехал в своем кресле по саду к беседке, которая пряталась в густых кустах жасмина. В беседке был стол и несколько стульев. Хозяин съездил в дом и привез стаканы, хлеб, сыр и хрусткие крепенькие огурцы. Порфирьич разлил коньяк и предложил выпить за славное журналистское прошлое. Я только пригубила коньяк, но даже эта микродоза придала мне еще больше куража, и я спросила: — Егор… можно, я вас буду называть просто по имени? — Не только можно, но и нужно! — Так вот… мне сейчас поручили статью… это моя первая большая статья, и там всплыли события десятилетней давности в поселке Нечволодово. А Порфирьич сказал, что вы там бывали и знаете о тех событиях больше всех. — Нечволодово… — проговорил Плавунцов, и помрачнел. — Было дело… это ведь из-за этого самого Нечволодова я таким стал… — он похлопал руками по своим неподвижным ногам. — Да? А Порфирьич говорил, что это был несчастный случай, что вы под машину попали. — Да, случай был, несомненно, несчастный. И под машину я попал, только мне немножко помогли. — И это было как-то связано с Нечволодовым? — Однозначно… — Так что там такое случилось? Плавунцов посмотрел на меня из-под кустистых бровей и криво усмехнулся: — Ох, Вера, не нужно ворошить то старое дело… видите, до чего оно меня довело? — Но мне нужно знать, что тогда случилось. Видите ли, мы столкнулись с человеком по фамилии Попеляев, и он каким-то образом связан с событиями в Нечволодове… — Иван Попеляев? — Да, Иван Антонович. Егор нахмурился. — Тот еще мерзавец… а где он сейчас? — Он заместитель директора Михайловского замка. — Вот как! Надо же, такая приличная работа… до чего же изворотливый тип! В огне не горит и в воде не тонет! — Так все же, что там случилось? Расскажите мне! Может быть, нам удастся задним числом вывести Попеляева на чистую воду. — Да, справедливость должна наконец восторжествовать! Егор взглянул на свой опустевший стакан. Порфирьич правильно понял этот взгляд и плеснул изрядную порцию коньяка. Плавунцов выпил его одним глотком и решительно проговорил: — Значит, так… слушайте. Поселок Нечволодово находится в очень живописном месте. Рядом с ним протекает полноводная речка Серебрянка, по берегам которой раскинулись зеленые луга, березовые рощи. Просто рай земной. Но в самом поселке люди жили небогато. Работы там не было, только автобаза да лесопилка. Вот этой-то лесопилкой владели братья Скорняковы — крепкие мужики с темным, почти уголовным прошлым. На своей лесопилке они делали неплохие деньги, но, как водится, мечтали о большем. И тут с ними связалась какая-то московская фирма, которая занималась строительством коттеджных поселков. Видимо, под Москвой слишком большая конкуренция, и эта фирма решила попытать счастья в Ленобласти. И приглянулась этим москвичам райская местность возле поселка Нечволодово. Все бы хорошо, но то самое место, где москвичи задумали развернуть свое строительство, было занято участками и домиками нечволодовских жителей. Тогда они связались с братьями Скорняковыми и предложили им взаимовыгодную сделку. Братья убедят местных жителей продать свои участки, и за это москвичи поделятся с ними частью прибыли от своего проекта. Скорняковы взялись за дело с энтузиазмом. Для начала они обошли всех владельцев участков и предложили им эти участки продать. Мол, что за эту землю держаться? Работы в Нечволодове нет, до города добираться тяжело и долго, а так можно получить неплохие деньги и перебраться поближе к цивилизации. При этом Скорняковы показывали пухлые пачки денег, такие пухлые, каких в Нечволодове отроду не видели, и прозрачно намекали, что такое выгодное предложение случается нечасто и нужно соглашаться, пока не поздно. Тех, кто помоложе, удалось уговорить. Им так и так надоела деревенская жизнь, грязь и слякоть летом, сугробы зимой, сортир во дворе. Давно хотелось перебраться в город. Да и деньги в руках братьев Скорняковых выглядели соблазнительно. Не хотелось думать, что в городе этих денег хватит ненадолго, жилье на них не купишь… хотелось хоть раз в жизни пожить красиво, приодеться, посидеть в настоящем ресторане, а не в деревенской забегаловке. Но молодежи среди нечволодовских жителей было немного. Бо́льшая часть участков принадлежала старикам и старухам, которые прожили в поселке всю жизнь и надеялись здесь же и окончить свои дни, перебравшись в конце на деревенское кладбище, к многочисленной родне. Деньги, конечно, выглядели соблазнительно, но переезд в город их не привлекал. Город их вообще пугал, ничего хорошего они от него не ждали. Можно было, конечно, на скорняковские деньги купить дом в другой деревне, но кому хочется трогаться с обжитого места на старости лет? С такими людьми Скорняковы заговорили по-другому. Для начала они кому-то одному разбили окна, другому спилили двадцатилетнюю яблоню, у одной упорной старухи задушили кота и бросили его на крыльцо. В общем, дали понять, что жизни для них в Нечволодове не будет. И получился простой выбор: или согласиться на предложение Скорняковых, продать дом и переехать в другую деревню, а то и в районный дом престарелых, или столкнуться с большими неприятностями. Так или иначе, но за пару месяцев упорные братья уговорами или угрозами освободили почти все участки. Почти. Потому что один участок, как назло, находившийся в самой середине будущего коттеджного поселка, принадлежал Николаю Проскурину, крепкому и упорному старику. Проскурин был заядлым охотником, в молодости ходил и на рысей, и на волков, а однажды даже на медведя. У него было охотничье ружье и верный пес Пират — здоровенная кавказская овчарка. Так что, когда Скорняковы попытались запугать старика — им пришлось драпать с его участка под яростный лай Пирата, а Проскурин стрелял в воздух над их головами. Но братья не собирались сдаваться. На кон были поставлены слишком большие деньги. Они поговорили с главой поселковой администрации Иваном Попеляевым, пообещали ему за содействие приличное вознаграждение, а может, и процент от будущих доходов. Попеляев был в отдаленном родстве с упорным Николаем. Впрочем, в Нечволодове почти все друг другу родня — троюродная, четвероюродная, хоть какая-то. Так что Проскурин не удивился, когда Иван Антонович нанес ему родственный визит, и сердитого Пирата посадил на цепь, чтобы не нервировал редкого гостя. Удивился Николай, когда родич поставил на стол бутылку коньяку… вот примерно такую! — Плавунцов выразительно взглянул на бутылку. Порфирьич правильно понял намек и наполнил его стакан. Егор выпил разом половину, захрустел огурцом, затем продолжил: — Да, это Николая, должно быть, очень удивило, потому что Попеляев был по жизни скуповат. Но отказываться от дармовой выпивки было не в правилах старого охотника. В общем, выпили, заговорили о погоде, о видах на урожай, и тут Попеляев неожиданно сменил пластинку. Он начал уговаривать родича уступить Скорняковым, продать им дом и участок и переехать в другое место. — А то в дом престарелых… — закинул он удочку. — В Василькове есть хороший дом… будешь жить на всем готовом… Проскурин от таких слов сперва онемел.