Часть 22 из 53 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Потом он вскочил и заорал:
— Я… в богадельню? Да ты, Ванька, совсем, что ли, сдурел? А ну, проваливай из моего дома сей же час! А то Пирата спущу!
Попеляев не хотел сдаваться, он очень рассчитывал на обещанные деньги. Поэтому не ушел тотчас, как бы следовало, а попытался урезонить Проскурина:
— Дядя Коля, не заводись! Ты сперва обдумай мое предложение. Что уж в нем такого ужасного?
— Убирайся прочь, Ванька! Убирайся, а то пристрелю! — С этими словами Проскурин схватил свою двустволку и направил ее на родственника.
Тут Попеляев не на шутку перепугался. А нет никого опаснее, чем перепуганный трус.
Он схватил со стола недопитую бутылку коньяка и с размаху хватил Проскурина по голове.
Николай вытаращил глаза, хотел что-то сказать — но вместо этого грохнулся на пол.
— Дядя Коля, ты что? — Попеляев склонился над родственником, пощупал пульс…
Пульса не было.
Николай Проскурин умер.
Тут Попеляев еще больше испугался.
Он уже не думал о деньгах — в пропасть катилась вся его карьера и сама жизнь. На горизонте замаячила зона…
Он позвонил братьям Скорняковым: мол, вы меня в это дело втравили — теперь выручайте.
Братья приехали, осмотрели место действия, переглянулись.
Потом принесли канистру с бензином, щедро полили все вокруг и подожгли.
Попеляев смотрел на них с ужасом, но постепенно успокоился: братья явно знали, что делают.
Результат оказался для них вполне удачным: осмотревший дом участковый, чтобы не усложнять себе жизнь, постановил, что имел место несчастный случай. Николай Проскурин, который прилично выпивал и курил как паровоз, по пьяному делу задремал с горящей папиросой. Папироса упала, загорелся домотканый коврик, и скоро весь дом сгорел вместе с хозяином.
К удовольствию братьев Скорняковых, Попеляева признали наследником покойного, и он тут же продал участок с обгорелыми остатками дома.
— А что Пират? — спросила я.
— Пират, к счастью, выжил, его соседи к себе забрали потом.
— Интересная история, — проговорил Порфирьич. — Только ты уж прости, Егорка, но вот что странно. Николай Проскурин умер, Попеляев вряд ли кому-то обо всем этом рассказал, тогда откуда же ты знаешь, что все было именно так? От Пирата, что ли?
— А история-то еще не закончена, — Егор скупо улыбнулся.
Как вы знаете, меня отправили в Нечволодово, чтобы разобраться, что там произошло. Поступили многочисленные сигналы, что при строительстве коттеджного поселка были какие-то серьезные злоупотребления, прежних владельцев участков выселяли угрозами и чуть ли не силой. В итоге, правда, доказать ничего не удалось — свидетелей запугали, а никаких значимых улик не было.
Но по ходу расследования я столкнулся с пожарным инспектором, который осматривал дом Николая Проскурина.
Человек он был пьющий, но честный. Частое сочетание в наших широтах…
Порфирьич понял намек и подлил рассказчику коньяка.
— Так вот, как-то мы с ним сидели за… рюмкой чая, и он рассказал, что в доме Проскурина кое-что его насторожило.
Во-первых, были признаки того, что в доме перед пожаром Проскурин был не один.
На столе и под столом были осколки стекла.
Инспектор не поленился и сложил все эти осколки, как пазл, и вышло, что это — осколки двух разбитых стаканов. Двух, а не одного. И на обоих стаканах были обнаружены следы спиртного. Значит, Проскурин перед смертью выпивал, причем не в одиночку. Был у него в тот день собутыльник…
Второй момент — если Проскурин перед смертью выпивал, что подтверждает наличие стаканов и присутствие алкоголя в крови, то где бутылка? Куда она делась? Не унес ли ее собутыльник Проскурина, побоявшись, что на ней могут быть отпечатки его пальцев или следы крови покойного?
Был еще и третий подозрительный момент. Очень даже подозрительный.
В доме пахло бензином. А такой запах — это явный признак поджога. Особенно если учесть, что у Проскурина не было ни машины, ни мотоцикла. Зачем ему, спрашивается, бензин?
Еще одна деталь. Рядом с телом Проскурина лежало ружье. Ну скажите, зачем человеку ружье, когда он выпивает?
Ну, допустим, это ничего не значит, мало ли что придет в голову пьющему человеку. Но в деле имелся еще один подозрительный момент — у Проскурина не было характерной синюшности кожных покровов, какая бывает у человека, задохнувшегося дымом. Он, конечно, обгорел, но смерть наступила по другой причине, и по многим признакам к моменту пожара Николай был уже мертв. И была у покойного травма головы, которая, скорее всего и послужила причиной смерти.
Все эти улики в совокупности говорили о совершенно другой картине происшествия, нежели официально признанная.
Проскурин незадолго до смерти с кем-то выпивал. Что уж там между ними случилось, неизвестно, возможно, Николай схватился за ружье, но только собутыльник хватил его по голове, скорее всего бутылкой, отчего Проскурин и умер.
После осмотра дома пожарный инспектор обошел соседей.
В деревне ведь всегда найдется кто-то, кто все видел, — нашлась и на этот раз глазастая старушка, которая в день смерти Проскурина работала на своем огороде и видела, как к дому охотника подъехала машина Ивана Попеляева…
Инспектор еще удивился — чего это Попеляев на машине приехал, если живет в пяти минутах ходьбы?
На это свидетельница ответила ему следующее:
— Ванька Попеляев, как начальством стал, очень много о себе возомнил. Пешком ходить ему стало несолидно. Скоро он от дома до сортира будет на машине ездить!
Пожарный инспектор записал все свои сомнения и явился к непосредственному начальству.
И тут ему прописали по первое число.
— Ты что тут понаписал? Дело закрыто, и нечего тут свои домыслы разводить!
— Но улики…
— Какие еще улики? Это все исключительно твои выдумки! Тебе что, неприятности нужны? Здесь большие люди скоро появятся, большие деньги в наш район принесут, а мы им такую подлянку подкинем? Сказано тебе — дело закрыто!
— А зачем тогда меня туда посылали?
— Затем, что так положено! Затем, что такой порядок! Раз имел место пожар — значит, должен быть акт осмотра места происшествия пожарным инспектором в твоем лице! Так что вот тебе час времени, порви то, что ты тут накорябал, и напиши другой акт — который подтверждает выводы следствия.
Инспектор еще колебался, и тут ему припомнили многочисленные прегрешения — пьянки на рабочем месте, нетрезвое вождение, нарушения трудовой дисциплины…
— В общем, если не одумаешься, будешь уволен, причем не по собственному желанию, а по статье! И тогда другую работу в наших местах тебе нипочем не найти!
И пришлось инспектору написать, что все признаки указывают на отсутствие злого умысла, — потерпевший под влиянием алкогольного опьянения заснул с горящей папиросой в руке, отчего и произошло возгорание…
Вот такой акт он подписал, но кошки у него скребли на душе, и когда он все это мне рассказал, ему вроде полегчало.
Очень хотелось ему хоть с кем-то поделиться своими соображениями.
Вот тогда-то он мне и рассказал, как, по его мнению, дело было — ту историю, которую я вам только что изложил.
И вышло у него очень убедительно, очень на правду похоже. А если что-то похоже на правду — скорее всего, это правда и есть.
Я его рассказ записал, но никаких доказательств у меня, понятное дело, не было. А без доказательств с такими обвинениями выступать нельзя, сами понимаете.
Ну, для начала я решил лично поговорить с той бабкой, которая в роковой день видела машину Попеляева.
Нашел ее дом — не дом, собственно, а место, где тот дом прежде стоял. Потому что сам дом уже снесли, и когда я пришел, там работал экскаватор, расчищал место под строительство. Экскаваторщик, конечно, про бывшую хозяйку ничего не знал, но я поспрашивал соседей — тех, кто еще не успел переехать, и они сказали, что тетя Маня, как звали ту наблюдательную старушку, продала дом Скорняковым и переехала к племяннице во Всеволожск.
Я не поленился, съездил во Всеволожск, благо это было недалеко, нашел дом тети-Маниной племянницы.
И застал в этом доме поминки.
Племянница и ее семья провожали в мир иной ту самую наблюдательную тетю Маню.
Ко времени моего визита были выпиты уже несколько бутылок водки, и родственники усопшей, по-видимому, забыли, ради чего собрались. Они пели нетрезвыми голосами «Славное море, священный Байкал», «Вот кто-то с горочки спустился» и прочую застольную классику.
Один из родственников уже завалился под стол, и оттуда доносился богатырский храп.
Только сама племянница покойной была относительно трезвой, поскольку ей приходилось подавать на стол. Она-то, всхлипывая, поведала мне, какая тетя Маня была чистенькая да аккуратненькая, как она помогала ей по дому.
— И пожить-то она у нас не успела, недели не прошло, как переехала, и прямо на улице померла! Меня соседи позвали, я «Скорую» вызвала, да поздно, она уже холодеть начала! А ведь раньше ничем не болела!
Тут в глазах племянницы что-то вспыхнуло, и она спросила меня:
— А что это все моей тетенькой интересуются?
— Кто это все?