Сказав это, с высоко поднятой головой, покинула столовую, тем более, что поесть я уже не успею, так как до начала пары оставалось меньше трех минут. Понюхала выпечку, стала зачинщиком и свидетелем нестандартной пасхи и хватит на сегодня. Глава 32 — Ты опять хочешь поцарапать мой лёд? — насмешливо спросил Вадим, видя, как я крадусь вдоль борта по месту, где несколько минут назад прошелся ресурфейсер. — Ну, я только чуть-чуть? — показала крохотное расстояние между пальцами. — И ты, всё равно, каждое утро еще на раз проезжаешь, так что никто и не заметит, что тут была я. — Ладно, — снисходительно улыбнулся парень и закрыл за собой последний борт. — Минут двадцать еще можешь побалдеть тут, но потом, если я о тебе забуду, то закрою тут на ночь. Поняла? — А я тебя за это лезвием коньков на чипсы порежу, а потом сверху еще твоим комбайном проеду. — Ты его даже не заведешь без моей помощи, — усмехнулся он в ответ. — Не мешай мне тебя запугивать, — состроила строгую рожицу. — Бойся, давай! — Ой, боюсь-боюсь! — притворно заверещал парень и, подняв ладони перед лицом, стал отступать назад. — Ладно, Маша, двадцать минут и закрываемся. — Хорошо. Махнула парню рукой и, когда он исчез с поля моего зрения, оттолкнулась от борта, параллельно переключая песни в телефоне, чтобы найти ту самую, что позволит расслабиться и уйти в себя. Когда с нужным треком удалось определиться, а оба наушника оказались в ушах, дала себе волю скользить, как вздумается телу. Просто захотелось стать ведомой движению лезвия, которое точно знает, чего оно хочет. В отличии от меня… С каждым новым шагом, с каждым новым поворотом я всё глубже уходила в свои мысли, но при этом всё больше чувствовала внутреннюю свободу. Так происходит каждый раз, когда я остаюсь наедине с собой, льдом и коньками. Я обретаю внутренний уют. Да, я не реализовала себя как спортсменка мирового уровня, не реализовала какие-то детские мечты и фантазии связанные с фигурным катанием, но тот факт, что я легко к этому отношусь, не вспоминая о тех временах с обидой, уже говорит о том, что это была не моя мечта. Возможно, мечта родителей, а если быть точнее — мамы, которая хотела воплотить свои мечты через меня, но увидев, что их воплощение чревато для меня всё большими и серьёзными травмами, она решила отступиться. Даже страшно вспомнить, сколько было пролито слез во время тренировок; сколько раз был отбит копчик, прежде чем я научилась безопасно для себя падать; сколько раз я выбивала пальцы рук и даже ломала их, пытаясь препятствовать соприкосновению лица со льдом. Но, всё равно, каждый раз глотала слёзы, натягивала на лицо улыбку, потому что никто не должен видеть, каких жертв стоит зрелище, ведь всё должно быть красиво, и выходила на лёд, собирая призовые медали юношеских соревнований. Было интересно, было поучительно и, без сомнений, закалило мой характер. Возможно, по этой причине я легко адаптировалась в новой школе, когда мы переехали из этой области в другую и так же легко теперь стала своей в универе. Не все, конечно, так гладко как мечталось, но могло быть и хуже. Спорт из моей жизни, разумеется, никуда не ушел. Оставив коньки на гвоздике, я увлеклась волейболом. Хоть надо мной и смеялись по причине того, что я мелкая и щуплая, я смогла доказать всем и, прежде всего самой себе, что особых преград для меня, в общем-то, и нет. Их, по большому счёту, ни для кого нет, стоит только захотеть. А все преграды они в головах: страхи, неуверенность, боязнь показаться смешным и нелепым, особенно, в период обучения чему-то новому… Умения сжать зубы и стойко идти к своей цели, не обращая внимание на мнение и насмешки толпы — самое ценное, что мне дал спорт. Толпа не решает, кем ты должен стать, что тебе нужно делать и как прожить свою жизнь, потому что это только твоя жизнь и ничья другая. Только ты волен выбирать свой путь и стойко идти по нему, как бы не было трудно и больно. Толпа остается на обочине, в центре твоей дороги жизни только ты. Я сейчас нахожусь в центре катка. Перевожу дыхание, усмиряю бешено бьющееся в груди сердце, а там за бортом… Кудрявая башка. Улыбается. Это такой намёк судьбы на то, что мне, кажется, есть с кем разделить свой жизненный путь? — Ты что здесь забыл? — сняла с головы наушники, оставив их на шее, и подъехала к борту, за которым стоял Соколовский, опираясь о него локтями. — Маленький злобный гном, — со смешком произнес Стас и поставил передо мной на борт бумажный пакет. — Бургер тебе привез. Ты же в столовой так и не поела, а после пар сразу в ледовый сорвалась. Голодная, поди? — Ничего я не голодная, — захорохорилась, глотая слюну. Всё бы ничего, вот только желудок оказался со мной не согласен, спалив всю контору голодным урчанием на весь каток, в котором именно сейчас стояла гробовая тишина. Стас ехидно улыбнулся кончиками губ и опустил голову, беззвучно сотрясая плечами. — Заткнись! — остановила его взмахом руки. Достала из пакета бургер и жадно вцепилась в него зубами, почти закатывая глаза от удовольствия. — Сок, — взяв из, вероятно, бездонного кармана своей куртки коробочку с соком, Стас вставил в нее трубочку и протянул мне. — Жуй-жуй, глотай! — Угу, — промычала я в качестве спасибо. Прожевала, отпила немного сока и, чтобы от багрянца на щеках не лопнула голова, решила скрасить молчание изысканным диалогом. — Чё приперся-то? — Заткнуть твою обиду бургером, — повёл Стас плечом, с довольной мордой, наблюдая за тем, как я активно жую. — То есть извиниться пришел? — Да, — ответил он просто, без отговорок. — Простишь придурка? — Придурка — да, а с тобой дебилом, что делать? — Шишкина, — сузил он глаза, понизив тон. — Я могу перепрыгнуть через борт и хорошенько тебе навалять. — Рискни последними зубами, Соколовский. — Ну, ты сама напросилась, — произнес он сдавлено и очень резво перепрыгнул через борт. В следующую секунду он уже стоял рядом со мной на льду, нависая грозной кудрявой скалой с дерзким прищуром темных глаз. — Омномном! — изрекла восхищенно, откусывая бургер. — Дожевывай и начинай щемиться. — Ха! — Я не шучу, — покачал он головой и сделал ко мне еще шаг. Вернула половину бургера в бумажный пакет и отряхнула руки от крошек. Сделала еще пару глотков сока и откатилась назад, когда Стас, словно незаметно, сделал еще шаг ко мне. — Тебе за мной, всё равно, не угнаться, Соколовский, — подразнила его, отдаляясь все больше и больше. — Не думаю, — покачал он головой и продолжил неторопливо шагать за ускользающей мной по льду. — То, что ты не думаешь, давно известный факт, — не удержалась от колкости и тут же пожалела об этом, когда Стас взмахнул руками и, поскользнувшись, упал на спину. — Стас! В два шага преодолела расстояние между нами и упала перед парнем на колени, молясь о том, чтобы у него не было сотрясения. Пока я ощупывала его лицо и приводила в чувство, бормоча что-то невнятное, вокруг меня сомкнулся капкан руку и потянули меня на грудь Соколовскому, где я и распласталась. Бессознательная морда тут же стала довольной: — А говорила, что не угнаться за тобой. — Придурок! — ткнула его пальцами в бок, чем только еще больше насмешила. Снова взбрыкнула, но высвободиться из объятий Соколовского так и не смогла. Уж больно крепко он меня удерживал. — Отпусти! — Не-а, — покачал головой самодовольный котяра и подтянул меня повыше, чтобы наши лица оказались друг над другом. — Теперь-то уж точно не отпущу. — И долго мы так будем? — Пока нормально не поговорим. — О чем? — О нас. Или мы так и продолжим делать вид, что ничего не происходит и не было того лета? — с его лица слетела вся веселость. Ему, в самом деле, была важна тема наших отношений, наличие которых я старательно игнорировала всё это время. — А тебе напомнить, чем закончилось то лето? — Я прекрасно помню, чем оно закончилось, и я за это извинился, если ты забыла. Я уехал на один только день, а ты уехала на семь лет. — Не совсем так, но… так. — И? — изогнул он бровь. Долгие секунды смотрела ему в глаза, пытаясь подобрать нужные слова. Что сказать? Отшутиться? Перевести разговор на другую тему? Или признаться честно в том, в чем я до этой минуты боялась признаться даже самой себе: — Я боюсь, — выдохнула я и уперлась лбом ему в подбородок, зажмурив глаза. Лба коснулись теплые губы, а по телу разлилось умиротворение, словно все страхи прямо сейчас вытекали из меня через кончики пальцев. — Чего ты боишься? — шепнул Стас, снова невесомо целуя в лоб.