– А кто такой дядя Платон? – Это дядя, с которым мама жила. – И как он вас обижал? – Он кричал на маму, а потом она плакала. А потом этот дядя привел домой тетю Риту, и она трогала мамины вещи, и мама плакала всю ночь. Я ему шею сверну голыми руками за то, что заставил моих девчонок пройти через эту грязь. Особенно за то, что не постеснялся маленького ребенка! – Я разберусь, малыш, с дядей Платоном, я тебе обещаю. А теперь пойдем на процедуры, нас доктор уже давно ждет. Но Ежик не к месту проявляет свой упертый характер. – Без мамы не пойду, – выдергивает ручку и скрещивает руки на груди, снова смотря исподлобья. Тот хрупкий мостик, что мне удалось установить между нами, безжалостно смыт упрямством моей дочери. – Ты кстати, так и не сказал, где она! Почему так долго идет? Кнопка пытается казаться взрослой и храброй, но я вижу, что за своими колючками она прячет все свои детские страхи, тревоги и волнения. – Ежик, мама сегодня не сможет прийти, так что нам придется пойти вдвоем на процедуры. Но я обещаю, что буду все время рядом и в обиду тебя не дам. Но она как будто не слышит меня. Отшатывается и шепчет едва слышно: – Почему? – Потому что мама немного приболела… Но, очевидно, я говорю что-то не то, потому что глаза моего маленького Ежика сверкают и неумолимо наполняются слезами, а в следующую секунду она падает на подушку и рыдает навзрыд. Глава 34 Лука Я шокированно смотрю на дочь, не понимая, на каком моменте «подорвался на мине», и что сказал не так. Ведь я подбирал слова, обдумывал все сказанное не единожды…Но все равно облажался! Мне безумно не хватает Рады сейчас, только она знает, как успокоить малышку и унять ее истерику. Рыдания Кнопки усиливаются, и я не выдерживаю, осторожно касаюсь ее плеча, но она ожидаемо дергает им, скидывая мою руку. Локтем задевает ведерко с мороженым. Садится на постели берет его двумя руками и швыряет в сторону двери. – Уходи, ты мне не нужен! – бросает мне в лицо. Ее слова обидны, да, но даже я слышу, что в них столько боли, столько горечи, что не обижаюсь, а пытаюсь понять причину таких резких перемен. – Я хочу к маме! Верните мне мою маму! Черт, мне нужно было не подарки дочери купить, а пару сеансов к детскому психологу, чтобы он меня научил, что сказать Кнопке, чтобы не травмировать ее еще больше! – Ежик, никто не забирает твою маму, она просто приболела… – Нет! Ты все врешь! Она не приболела, а ждет другого ребеночка! Потому что я теперь больная и скоро умру! Я ей такая больше не нужна! У меня челюсть летит к полу. Откуда в такой маленькой детской головке такие страшные мысли?! Но больше меня волнует другое: откуда она узнала про беременность? Вряд ли Рада сообщила ей эту новость. Потому что даже я, при полном отсутствии опыта общения с детьми понимаю, что говорить такое маленькой девочке, чье состояние нестабильно – преступление! – Кнопка, – все же осторожно касаюсь малышки, поднимаю и прижимаю к себе. Ежик, спрятав все свои колючки, утыкается лицом мне в грудь, прижимается, как маленький котенок. Ее всю трясет от рыданий, и состояние дочери острым ножом полощет по моему сердцу. Как, вот как подобрать слова, что нет никого важнее и дороже нее в этом мире? Не только для матери. Но и для меня. – Ну, что ты придумала? Что за глупости? – Я не придумала! – кричит с отчаянием, сильнее стискивая ткань рубашки между пальчиков. – Я все сама слышала! Слышала? А вот это интересно. – Где? От кого? – Медсестры в коридоре разговаривали, сказали, что моя мама приняла правильное решение родить другого ребенка вместо больного. Мама меня больше не любит и хочет заменить, потому что я заболела. Я больше никому не нужна… – Ежик, – осторожно беру личико малышки в свои руки и стираю ее слезы. Сердце в клочья от горьких слез ребенка, от эмоций, что так и прут от нее: горечь, одиночество и страх. И моя задача сейчас – убедить ее, что все, что она слышала и надумала себе – вранье. Блин, да переговоры с несгибаемыми западными партнерами вести легче, чем диалог с шестилеткой! – Послушай меня внимательно. То, что ты слышала – чушь, и этим тетям просто делать нечего, вот они и болтают всякую ерунду. Ты для мамы всегда – всегда номер один. Она любит тебя больше всего на свете. И тебя никем не заменить! Ты такая одна, и второго такого Ежика у нее точно не будет. Мама тебя очень любит, поверь. Я знаю, что говорю. – И мама не ждет другого ребеночка? Черт. А ведь так хорошо шло… – Мама ждет другого ребеночка, – глаза Ежика снова наполняются слезами, она громко всхлипывает, и я спешу успокоить ребенка. – Но не потому, что хочет тебя заменить или еще что! Нет! – Тогда почему? Зачем ей еще один ребеночек, если она меня любит?! – Оля хмурит бровки и, храбрясь, смотрит на меня исподлобья в ожидании ответа, изображая из себя смелую, гордую и обиженную девочку. На самом же деле ее поза, взгляд и то, как она прикусывает губку, говорят о том, что малышка волнуется и боится моего ответа. И нет, Кнопка совершенно точно не эгоистка, она просто настолько привязана к матери, и в свои шесть лет осознает, что кроме Рады у нее никого нет. Поэтому так отчаянно боится ее потерять. – Ежик, понимаешь…У взрослых не все так просто… Оля закатывает глазки и смешно дует губки. Но уже не плачет, а внимательно меня слушает и идет на диалог. Считаю, это успех! Но выдыхать рано, потому что моя дочь – самый непредсказуемый ребенок в мире. – Мама мне постоянно говорит это! – Мама правильно говорит. Правду, – киваю с серьезным видом, щелкая Ежика по носу. Она хихикает, шмыгая носом, и меня самого тянет улыбаться. – Ты так и не сказал, зачем маме еще один ребеночек? – Понимаешь, Кнопка, не все взрослые дяди и тети могут иметь вот таких вот замечательных Ежиков. Но им хочется. Очень. И тогда они просят кого-нибудь им помочь. Ты же знаешь, что у тебя очень добрая мама? Оля кивает с серьезным видом и поправляет меня: – Самая добрая. – Согласен. Ты права. Так вот, у нас с моей женой не получалось завести вот такую крошку, как ты. И твоя мама предложила нам помочь. Поэтому внутри нее сейчас живет другая ляля. Но все равно ты для мамы – самая любимая дочка. И так будет всегда, Кнопка. Ежик отстраняется от меня, не разрывая моих объятий, задумчиво прикусывает пальчик и о чем-то напряженно думает. И чем дольше она думает, тем страшнее становится… – У тебя уже есть жена? – у Кнопки такой грустный голос, что в который раз за последние минуты сжимается сердце. И, черт, кажется, сейчас я буду тем, кто разобьет ее мечты, которые она уже успела настроить в своей маленькой, но такой умной головке. – Да, Ежик, есть. – И ты с ней живешь? – Да, конечно. Муж с женой всегда живут вместе. – Не всегда, – бурчит, складывая ручки на груди, – мама с дядей Платоном больше не живет. И слава Богу! Иначе бы я сам его с лестницы спустил! – И что, получается, у меня будет братик или сестричка? – киваю головой, а Кнопка продолжает свой допрос. – И мама родит ребеночка и…отдаст его твоей жене? Снова киваю, но уже не так уверенно, боясь услышать продолжение. Потому что, как я уже выяснил, с моей дочерью вообще никак нельзя предугадать развитие событий. – И ты будешь жить со своей женой и со своим ребеночком? А как же мы с мамой? Я думала, раз ты нашел меня, то будешь жить с нами! Отвожу взгляд в сторону, крепче прижимая дочь к себе. Почему-то мне становится стыдно и неудобно перед ребенком. Как будто…я предал ее. Рассеянно глажу по волосам Ежика, мысленно подбирая слова для ответа, который в любом случае ее не устроит, но хотя бы не ранит так сильно. – Кнопка, понимаешь…Я уже давно живу со своей женой. И не могу просто так ее бросить. Даже ради такой замечательной девочки, как ты. Это будет, как минимум, нечестно и некрасиво. Но то, что мы с тобой и с твоей мамой не будем жить вместе не означает, что я тебя не люблю. И мы не будем видеться. Нет. Мы будем встречаться, общаться, гулять, ходить в кино. Ты будешь играть с братиком или сестричкой, если, конечно, сама захочешь. Просто иногда складывается все не так, как мы того хотим… Сам произношу эту пламенную речь, и ловлю себя на неожиданной мысли, что…хотел бы семью в уютной и маленькой квартирке с Радой и Кнопкой: живыми, эмоциональными и такими домашними. А не с Алисой – незнакомой и …пустой. Фальшивой. И Кнопка в очередной раз крепко задумывается. Рассматриваю ее, не таясь, и понимаю, что она в этот момент чертовски на меня похожа. Схожие черты, даже жесты. И такая гордость распирает изнутри, что вот такая маленькая, но не по годам умная, мудрая и рассудительная малышка – моя дочь. – Обещаешь? – снова поднимает свое кукольное личико и смотрит с надеждой, уже без грусти и тоски во взгляде. Кажется, кто-то одержал сегодня победу в нелегких переговорах «отец – дочь». Могу гордиться. – Даю слово, Ежик. – Хорошо, – серьезно кивает. Но снова хмурится, как будто вспомнила что-то важное. – А мама сильно заболела? Она не умрет? – Нет, конечно! – снова закипаю, вспоминая глупые разговоры медсестер, которые довели моего ребенка до истерики. Я этот момент еще обсужу с руководством клиники, так просто не оставлю! – Забудь об этом вообще! Никто не умрет! Я обещаю! Но для этого надо лечиться, а не капризничать! Для начала пройти процедуры. Тебя доктор с самого утра ждет. Пошли? – протягиваю ладонь, с волнением ожидая ответа и реакции моей вредной дочери. – Пошли, дядя Лука, – Ежик вкладывает свою маленькую ладошку и спрыгивает с койки, даже не представляя, какой болезненный удар нанесла моей душе, отправив ее в нокаут. Дядя Лука. Вместо папа. Черт, моя дочь настолько требовательна и строга, что гордое звание «папа» мне еще только предстоит заслужить…