— Да, — отвечаю я. — А ты что, нет? — Я оставил её у гольф-клуба. Фокс предложил поехать на его тачке. Если мы с тобой едем в одно место… — Я пока никуда не еду, Картер. — Джек не очень-то любит быть один. Ты с ним играешь? — Дай подумать. Я лишилась тапочек, пижамных шорт, горшка и почти цветка. По-моему, Джеку круто и без фрисби, который он повредил на той неделе. — При мне все твои шорты и цветы были в порядке. С тапочками да, он воевал, но наверняка это связано с тем, что он просто хотел очистить ауру дома. Он же истрепал те твои заношенные? — Да, их, — я думаю о Джеке, о тату, о словах Картера, фактически кричащих, что я пропустила много всего и потеряла авторитет в глазах собственного пса, но что поделать. Я могу лишь навёрстывать упущенное и пытаться стать лучше. Как бы всё ни выглядело, мне не плевать на Джека. Я люблю его. Я завела собаку осознанно и не на пару лет, а на всю жизнь. На всю его жизнь. Я для него буду целой жизнью, тогда как его век сравнительно небольшой. — Может быть, это и правда. Что он просто хотел избавиться от них. Ладно, если ты хочешь, то поехали, увидишь его. Машина на стоянке. Скажу, и пригонят. — Мне надо попрощаться с режиссёром и Джейми, и с другими людьми. — Прощайся. Я подожду в машине. Является он только через пятнадцать минут. Точнее, через четырнадцать минут и тридцать семь секунд. Глупо, но я включила секундомер. Хотела знать, как долго он будет прощаться на этот раз. Мне и раньше доводилось его забирать. Он утверждал, что уже ждёт, а сам торчал где-то ещё двадцать-тридцать минут. И он ведь почти не изменился. Хотя мог бы и поспешить, учитывая, что вроде хочет к Джеку, и принимая во внимание тот факт, что мы разбежались, а значит, я не обязана ждать. Но пассажирская дверь как раз открывается, и Картер плюхается на сидение, принося с собой запах себя, но не только. Я ясно чувствую, что он накатил ещё. Как минимум два стакана. Я завожу двигатель, чтобы в первую очередь опустить стекло сзади и со стороны Картера. — Ох, да брось. Я в порядке. — Да ну? — Я помню эти чулки. Значит, не так уж я и нетрезв. Их я тебе подарил. — Я не помню. И это могут быть новые. — Такие же, что дарил я. — Пристегнись, Картер, — лишь говорю я. — Это вопрос безопасности. Мне казалось, ты… — Я купил автомобиль побезопаснее, но я всё ещё езжу, не пристёгиваясь. Когда тебя нет рядом. Чтобы не было таких разговоров. — Ясно. Вот оно как. Ну теперь можно никогда не пристёгиваться. — Ты спёрла мои песни, а тебя задевает, что я не верю в то, что ремень непременно спасёт? Лучше просто смотри на дорогу и веди. — Мы говорили о детях, и только представь, если бы я… — Но их не будет, — не глядя на меня, он вытягивает ноги вперёд, говоря спокойным голосом. — Нахуя мне представлять тебя беременной и то, что как я бы сдох, не будучи пристёгнутым и не увидев ребёнка? — Ты говорил об этом, но не представлял? — Тогда представлял. Сейчас нет. Картер откидывается головой на подголовник. Остаток пути мы больше не говорим. До самого нашего дома. Нет, до моего дома. Теперь этот дом снова только мой. Я всё ещё привыкаю. Это труднее, чем казалось. Не видеть обувь Картера, заходя через дверь, или его вещи, незначительно разбросанные то тут, то там, и не слышать, что он что-то делает один или шумно развлекает Джека, а тот радуется и гавкает. И он реально радуется Картеру, когда мы оба заходим в дом. Подпрыгивает на задних лапах, ластится, облизывает всё, до чего может дотянуться, и не проходит и пяти минут, как руки Картера становятся все мокрыми от слюней, как и его штаны на коленях. Давно здесь не было так громко. Я разуваюсь и слегка зажимаю уши пальцами, но улыбаюсь, наблюдая за Джеком. Он всё крутится и прыгает вокруг папочки, словно вопрошая, где он так долго был и куда подевался. — Ну привет, приятель, привет. Говорят, ты разбаловался. Нет? Подожди, мне надо снять обувь. В атмосфере затянувшегося лая из гостиной, пока Джек носится там повсюду, я подогреваю чайник, наливая себе зелёный чай, а Картеру отношу воду. Он уже снял с себя джинсовую куртку и остался в обычной белой майке, что плотно облегает туловище, подчёркивая все мышцы. Картер всё ещё в отличной форме. Несмотря на его любовь к пиву и прочему алкоголю. Помогает тот самый гольф. Иногда Картер ещё и ходит в бассейн. В частный и претенциозный фитнес-центр, где надо платить за членство, иначе вход будет закрыт. Или, может, уже не ходит. Мы давно не обсуждали эту сторону его жизни. Джек подбегает ко мне при моём появлении, но, не учуяв запаха вкусняшек, кидается обратно к Картеру и водружает морду ему на колени. Я ставлю стакан на журнальный столик. — Тебе это не помешает. — Оберегаешь меня от похмелья? — Как ты выразился, я спёрла твои песни, но если бы ты появился у меня на пороге с просьбой о стакане воды, то мы… Мы провели вместе четыре года. — Четыре года, шесть месяцев и двадцать три дня. Я был с тобой дольше, чем с кем-либо до тебя, и Джек… Джек тоже часть той жизни. Можно иногда с ним гулять? — Тебе стоит спросить у него. — Или всё-таки у тебя. Картер опускает правую руку на сидение. Очень близко к моей ноге, согнутой в колене и упираемой мною среди юбки в другое бедро. В платьях так не сидят. Да и пофиг. В присутствии близких я мало когда соблюдаю приличия на все сто процентов. Все привыкли. Картер тоже. Почему от ощущения его близости возникает чувство, что он вернётся, если позвать? Наверное, то обманчивое чувство. Куда тут возвращаться? Я поступила хреново. Хуже некуда. Но зато я свободна от Кеннета. Зато. Блять. Джек отступает от Картера ради своей лежанки и, расположившись там, наблюдает за нами. Джеку было слегка больше двух, когда в моей жизни появился Картер. Со временем Джек перестал суетиться из-за наших физических упражнений в кровати и воспринимал всё с почти скучающим видом. Вот именно так он выглядит и сейчас. Словно выражая готовность быть просто наблюдателем и не мешать. Ну да, мечтай, Джек. Не будет тебе кино. Когда же он в последний раз его видел? Четыре месяца в туре, почти месяц с расставания. Мы давно не развлекали Джека тем, что кувыркались в кровати. Просто любопытства ради. Интересно, как бы он отреагировал не на Картера, приведи я сюда кого-то на одну ночь? До Картера я по большей части строила карьеру и после первого парня года три ни с кем не была. Тогда же и завела Джека, чтобы не было уж совсем одиноко. Теперь Джеку уже шесть, он совсем большой мальчик. Мальчик, который знает только одного мужчину и уж точно не примет другого за него. Запах-то будет иным. Хотя я не собираюсь никого приводить. — Она, правда, режиссёр? — Правдивее некуда. Кора Шеффилд. У неё андеграундный стиль, специфическое видение, но мне понравились её идеи. Разве что она готова начать хоть завтра, а вот я нет, — Картер наблюдает за мной целенаправленным взглядом, что так глубок, что впивается в меня зарядом энергии. — Ревнуешь? — Нисколько. Ты не в её вкусе, или у неё есть парень, или ты в любом случае никуда не будешь нравиться ей, как мужчина. Она не заглядывала тебе в глаза и не ловила каждое твоё слово. Но я скорее запуталась. Ты же был на гольфе и приехал оттуда с Фоксом. — И с ней тоже. Я играл в гольф с ней, а Фокса мы встретили позже. Она круто играет. Лучше, чем я. Деловая встреча на корте, — протяжным голосом, звучащим слегка пьяно, говорит Картер. Он так и не пьёт воду. Может быть, это сказывается, и опьянение только нарастает, пока алкоголь всё больше разносится по организму вместе с кровью. — Помню, как ты всегда закатывала глаза, когда я начинал надевать эти джинсы. Ты сразу знала, что это означает. И твой взгляд при этом… «Снова этот гольф? Хотя это лучше, гораздо лучше, чем если бы он полез в бутылку и запил. У него умер отец. Всё случилось внезапно. У них не было какого-то значительного последнего разговора, который теперь можно прокручивать в голове и никогда не забыть. Он заинтересовался хождением между лунками с клюшками и запасными мячиками, и, как ни странно, это помогает. Всё в порядке. Пусть едет. Это просто трава. Ничего такого, что потом не отстирает машинка». Я как будто читал все твои мысли лишь по тому твоему взгляду. Ни хуя они теперь не отстирываются. Это правда или ложь? — Правда. Уж мне ли не знать. Я любила Картера, и нелюбовь к джинсам не отменяла того, что я заботилась о нём и столько раз закидывала эти самые джинсы в стиралку. Я не всегда любила его, как должно, но чёрт, я всё ещё его люблю. Но любовь тоже требует усилий. Вероятно, больших, чем те, к которым я была готова. — И то, какими мне представлялись твои мысли, тоже правда? — В общих чертах, — отвечаю я, не избегая смотреть на него. — Про лунки и клюшки там ничего не было, но всё остальное было, да. — А если я всё ещё люблю тебя, то, как по-твоему, это правда или ложь? — По-моему, ложь. — Ложь, значит. — Да. Ты и я… Мы оба перестали говорить это давным-давно. Ещё до тура, Картер. Ты знаешь, так оно и есть. — Перестала ты, перестал и я. Я не пытаюсь свалить всё на тебя. Просто было ошибкой столько быть дома. Уходить в этот долгий отпуск, — Картер передвигается по сидению ближе ко мне. Он становится почти экстремально близко и, если бы хотел, мог прикоснуться, мог притянуть к себе и мог просто сделать всё, что только взбредёт в голову. Но он просто сидит и изливает душу. — Когда не видишь, то скучаешь, а когда видишь, то… Кто-то постоянно мелькает перед глазами. Ты из-за этого? — Не из-за этого. Я воспользовалась чем-то твоим, чем-то, что принадлежит тебе. Но воспользовалась я не потому, что ты мелькал. Ты не мелькал. — Тогда… тогда что с нами случилось, Киара? — Ты меня перерос, Картер. Ты никогда не размышлял об этом? Песни собственного сочинения, мечты о детях, перерыв в карьере, машина для семьи, а для удовольствия гольф. У меня нет опыта, через что приходится проходить, когда ничего не предвещало, но твой родитель умирает в пятьдесят один, не дожив до внуков. Я никогда не смогу действительно разделить эти переживания с тобой. Я могу только представлять, как что-то ускорилось в твоей голове, или сменились приоритеты, или показалось, что жизнь слишком скоротечна. Это нормально, если ты перерос. — Ты их уже разделила. Ты была рядом. В те месяцы ты всё равно что была в моей голове. Я рассказывал тебе всё, всё, что думаю, или что мне снится. Картер горячо обхватывает моё колено через чулок. Его рука очень тёплая. Рука разгорячённого алкоголем человека. От него им не разит и не пахнет так, что могло бы охватить неприятие. Я хочу остановить момент, замедлить мгновение. Или запрыгнуть на Картера. Но он просто пьяный. Трезвый он совсем другой. Ему нужно проспаться. Не для того, чтобы быть отдохнувшим для секса, нет, потому что у нас его не будет. Просто на свежую голову обойдётся без мыслей о сохраняющейся любви ко мне. — Это не то же самое, Картер. Я не ты, ладно? — мой отец жив, ему пятьдесят пять, и он уже не умрёт в мои двадцать шесть. Он проходит регулярные обследования, что иногда просто смешно, то, как часто он это делает, что-то даже чаще, чем раз в полгода. В основном смеялся над этим Картер. Но стал смеяться меньше после смерти отца. Его отец не любил посещать врачей без весомого повода. Никто не любит врачей. Но Питер и не стремился преодолевать эту нелюбовь. — Я бы сделала всё то же снова. Оказала поддержку… — И сексом в том числе, да? Он умер, а у нас словно случился второй конфетно-букетный период. — Это было… — Не в прошлом. Я не хочу, чтобы ты становилась прошлым. Это всё ещё мы. — Я не знаю, Картер. Часть третья Он пытается обхватить моё лицо, но я поднимаюсь с места. Нет, я не могу. Только не его прикосновения. Тем более к подбородку. Такие прикосновения всегда были моей слабостью. Не нежные, но и не жёсткие. Просто твёрдые с плотным примыканием пальцев к коже. — Всё ты знаешь, Киара, — он тоже встаёт с дивана и в два шага оказывается рядом со мной. Взгляд, что прикован к моим глазам, как раз-таки жёсткий и внушающий боль. Его боль вызвала я. И я за неё в ответе. Картер подходит ещё, и я задыхаюсь от спазмов в горле, когда он обхватывает мою шею именно так, как всегда. — Я был с этими песнями много часов, дней и недель. Они значили что-то, потому что так бывает постоянно, но они не были лучшими для меня. Я не скучаю по ним. Я скучаю по тебе и по Джеку. По этому дому, где больше нет меня. Мне не похуй только на то, что ты не спросила. Что не поговорила со мной о Кеннете и об остальном. Что у нас что-то случилось, или я стал другим, и ты запуталась. Ты же запуталась? — Запуталась. Но и ты… Я сожалею, что не спросила, Картер, но я действительно думаю, что ты меня перерос. — Что неправда. Я потерял отца, и это не изменить, но тебя я терять не хочу. Ни в каком смысле. — Ты съехал. — Да, съехал, — Картер разворачивается и идёт обратно к дивану. Джек приподнимает голову, высовывает язык, но в остальном своего положения не меняет. — Есть кое-что, чего ты не знаешь. Я должен был сказать, как только сам узнал. Но это непросто. Нет, это самое сложное в моей жизни на том её этапе, на котором я сейчас нахожусь. — Что самое сложное? Я смотрю на Картера, наблюдаю за его поступью и за тем, как он садится лишь с краю. Что с ним происходит? О чём он не сказал? О ребёнке на стороне, зачатом до меня? Я не первая девушка Картера Винтерса. Гипотетически кто-то да мог от него родить и утаить всё в то время. Не знаю, с какой целью. Но в любом случае я не против его детей. По-моему, не против. Он хотел детей. Если мы сойдёмся вновь, я не буду злобной мачехой, как и не стану просить об отношении ко мне, схожем с отношением к родной матери. — Я обследовался, пока ты была в туре, — Картер садится на диван. — Думал, что когда ты приедешь, мы сможем поговорить уже более конкретно. Более… предметно.