Макото… — Прости, что припозднился. — Ничего. Это ты прости, что сдернула тебя. По взгляду Макото Рика поняла, что ему немного не по себе. На мгновение он замер на пороге, затем прошел в номер. Скинул пиджак и плюхнулся на кровать. — Как же я устал… Рика присела рядом и неуверенно потянулась к нему. — Ты так занят, а я… Волосы у Макото мягкие и пушистые, Рике ужасно нравилось перебирать их. А какие уставшие у него глаза… — Когда Нисибаси получит премию, меня, я так думаю, рядом с ним уже не будет. Писатель, которого курировал Макото, вошел в число номинантов на литературную премию, результаты должны объявить весной. — Не будет? Ты говоришь о кадровых перестановках в вашем отделе? Я слышала, они у вас непредсказуемые. — Да уж. Всё по прихоти начальства. Не знаю, что они там решат, но мне останется только подчиниться, от меня тут ничего не зависит. — Веко Макото дернулось, выдавая чувства, скрытые за безразличным тоном. — Могу тебя выслушать, если хочешь. Это помогает. Мне будет очень жаль, если Нисибаси у тебя заберут. Ты ведь вел его роман с самого начала, готовил выпуски к публикации[50]. — Рика, не надо… Мы так давно не виделись, и меньше всего мне хочется тратить время на разговоры о работе. Ого, что-то новенькое. Раньше Макото охотно рассказывал ей о своих проблемах и не боялся показаться жалким. В ответ и Рика открывалась ему. А теперь получается, в их личные отношения просочился холодок. Это оттого, что из-за нехватки времени они стали реже встречаться? Или что-то другое? Снова вспомнился отец. Рика любила отца. Он читал ей книжки и тайком готовил полуфабрикатную якисобу[51] из комбини, которую мама есть не разрешала. Несмотря на внешний снобизм, он проливал скупую слезу, когда смотрел «Мужчине живется трудно», — этот фильм показывали каждый Новый год. Но отец очень изменился после того, когда из-за неуступчивого характера ему перекрыли кислород в университете. Он перестал разговаривать с ней по душам. Все чаще выпивал и бранил маму. А ведь ни Рика, ни мама не требовали от него быть опорой семьи. Рика была не против перейти в обычную среднюю школу из частной. И маму вовсе не пугала необходимость выйти на работу, скорее наоборот. Если бы отец просто остался хорошим отцом — этого было бы достаточно. «Пожалуйста, просто поговори со мной. Я ведь не прошу большего», — однажды услышала Рика дрожащий от слез мамин голос. Но отец, как всегда, промолчал. В последнее время перед разводом он молчал с таким видом, словно даже пара слов нанесут непоправимый удар по его самооценке. Вбил себе в голову, что настоящий мужчина так и должен себя вести. Наверное, и кавалеры Манако стремились вести себя «как подобает мужчине». Здоровье трещало по швам, но когда Манако таскала их по ресторанам и кормила высококалорийной едой, они не смели признаться, что устали и нуждаются в отдыхе. Что это не их образ жизни. Больше, чем потерять Манако, они боялись ей проиграть. Отчаянно стараясь поспеть за ней, они в итоге пустили свою жизнь под откос. В СМИ писали, что кавалеры Манако были стеснительными и неловкими в общении, однако никто из них не был так уж одинок. О каждом из них кто-то беспокоился, звонил, даже увещевал. Если бы они прислушались к голосам близких, если бы не запали так сильно на Манако, которая затмила всех остальных, они бы не стали жертвами. — Поясница болит… И глаза устали… Макото со стоном повернулся и уткнулся лицом в подушку. Рика вновь отметила, какая красивая у него форма ягодиц, и невольно потянулась их погладить. — Хочешь, сделаю тебе массаж? — Не нужно, ты ведь тоже уставшая после работы. Прежде Рика воспринимала подобные реплики как заботу о себе, а теперь задумалась — уж не в той ли это плоскости, что и нежелание откровенничать с ней? Но в конце концов, для чего она его пригласила? Осмелев, Рика залезла на кровать, уселась сверху на Макото и запустила руки ему под рубашку, вытащив ее край из брюк. Макото дернулся — она объяснила это тем, что у нее слишком холодные руки. Потерев ладони, Рика принялась массировала поясницу Макото. Кожа у него была гладкой и нежной. Давненько она не касалась его вот так, и теперь полузабытые за три месяца, даже больше, ощущения захватили ее. Будет между ними секс или нет — к наказам Манако, пожалуй, не стоит относиться с таким прилежанием. Вряд ли толстуха откажется от встреч, если Рика не выполнит ее условия. Скорее наоборот — если прийти и честно признаться: «У меня не получилось проявить инициативу», это только потешит раздутое эго интриганки. Поначалу Макото ерзал, но постепенно расслабился. Руки Рики окончательно согрелись. Вообще, она была мерзлячкой, и, помнится, когда они только начали встречаться, ее удивляла разница в температуре их тел. Промежность и бедра, принявшие тепло Макото, обдало влажным жаром. Рика вспомнила, как в первые ночи они, крепко обнявшись, слушали сердцебиение друг друга. Макото повернулся, и Рика, потеряв равновесие, со смехом завалилась на бок. Он стянул рубашку, и Рика прикоснулась кончиками пальцев к его рельефной волосатой груди; ее снова поразило, насколько мягкая у него кожа. Рика приподняла поясницу, чтобы снять трусики вместе с колготками. Макото встал, покопался в портфеле, откуда с шуршанием посыпались на пол документы, затем стянул брюки, и Рика услышала скрип надеваемого презерватива. Все было прозаично, но стоило ей ощутить пальцы Макото в промежности, как ее соски набухли и затвердели. Она чувствовала, как тело пробуждается, делается податливым. По комнате разлился сладкий запах — даже не верилось, что он исходит от ее тела. Из-за того, что она не успела достаточно намокнуть, проникновение поначалу показалось болезненным, но очень быстро эти ощущения исчезли, уступив место нарастающему вожделению. На лбу выступил пот. Приподняв голову, Рика встретилась с напряженным, горящим взглядом Макото. По его лицу также стекали капельки пота. Они оба отдались наслаждению. Глядя на лицо Макото, Рика осознала неожиданно ярко — вот оно, то, чего ей не хватало. Белый потолок начал расплываться, подступал пик наслаждения… Тяжело дыша, Макото сполз с нее. Разом стало прохладнее. Дожидаясь, пока дыхание выровняется, а взгляд прояснится, Рика приподняла голову и оглядела комнату, как оглядывал бы ее новорожденный, только что появившийся на свет. Впрочем, нет. Новорожденные слишком ошеломлены тем, что с ними случилось, и вряд ли могут что-либо замечать. А вот она заметила, что простыни пропитались потом, и изумленно округлила глаза. Идти в душ пока не хотелось. Пот на теле Макото быстро высох и совсем не пах. Грудь вздымалась уже не так часто. — Знаешь, не тебе меня попрекать, — заметила Рика, ткнув пальцем в его округлившийся животик. Макото искренне улыбнулся в ответ на ее поддразнивания. — А ты стала очень соблазнительной, — прошептал он ей на ухо, заставив вздрогнуть от щекочущего ощущения. Губы у него были сухими и шершавыми. Откуда-то из глубины гортани вырвался короткий всклик, похожий на писк птички. Рика прильнула к Макото, устраивая голову на его плече. Наконец-то она может проявить ребячливость, которую всегда отчаянно сдерживала. С юности Рика привыкла держать себя в руках и не выказывать слабость. Во многом для того, чтобы не расстраивать маму. Ее мать была очень восприимчива к проявлениям телесного. Как только на экране телевизора появлялась хоть сколько-нибудь эротическая сцена, она тут же переключала канал. А когда Рика поступила в университет и начала встречаться с парнем, мать неизменно упрекала ее, если она возвращалась домой слишком поздно. Правда, когда Рика набралась смелости познакомить ее со своим тогдашним молодым человеком, отношение матери сразу смягчилось. Она даже сама рассказала Рике о своем партнере. Скорее всего, мать боялась, что Рика повторит ее путь: поддастся чувствам и откажется от перспектив, которые открывает перед ней жизнь. — Прости, что пустил все на самотек и никуда тебя не вожу, — тихо, словно про себя, пробормотал Макото, глядя в потолок. Рика засмотрелась на его тонкую переносицу. Он напевал что-то себе под нос. Может, песню той айдол-группы? Выпуклый животик мерно двигался вверх-вниз. Все песни Scream, которые Рика нашла на YouTube, превозносили до небес старание и упорство. Подобные слова из уст хорошеньких, совсем еще юных девочек звучали скорее удушающе, чем вдохновляюще. Айдолы девяностых, которых помнила Рика, в основном беззаботно пели о любви, поцелуях и цвете губной помады. — Совсем не обязательно куда-то выбираться. Меня устраивает встречаться иногда вот так по ночам. Рика замолчала, внезапно осознав, что каждое ее слово все сильнее загоняет Макото в угол. Она ведь и раньше так делала. Например, беззаботно щебетала, что будто бы приготовила пасту на скорую руку, просто по минутной прихоти. Не давила ли она своей деланой беззаботностью на Макото? — Завтра придется рано вставать… Впереди куча дел. Послезавтра сдача книги в печать. А ты лучше поспи подольше, — пробубнил Макото. Похоже, он постепенно погружался в сон. — А тебе не хочется прогулять? Забить на все дела? Рике хотелось больше времени проводить вот так, в обнимку, делясь теплом друг с другом. Именно в этом она нуждалась больше всего. Тепло Макото, близость с ним — то, чего жаждет ее душа. Рика закинула ногу на бедро Макото. — Тебе не кажется, что это болезнь современности? В последнее время ценится не сам результат, а степень приложенных усилий, то, насколько люди выкладываются. Успешность теперь ассоциируется с усталостью, и по нынешним меркам, чем больше человек страдает, отказываясь от всего, что за рамками работы, — тем больше он заслуживает уважения. Наверное, Кадзии Манако так порицали, потому что она не захотела страдать — жила так, как ей нравится. Услышав похрапывание Макото, Рика замолчала. Его кадык дергался в такт дыханию, живот вздымался и опускался. Она вздохнула: ну вот, даже в такой момент завела разговор о работе. Да уж, они с Макото точно два сапога пара. Ей ужасно хотелось уснуть рядом с Макото. Разве плохо выбрать комфорт и хотя бы ненадолго укрыться в маленьком теплом мирке на двоих? Если они будут проводить больше времени вместе, то Макото откроет ей наконец свое сердце. Часы у кровати показывали без десяти три. Обещания нужно выполнять. Даже пустяковые и незначительные. Рика поднялась с кровати, оделась, накинула пальто. Поколебавшись немного, решила оставить телефон в номере. У нее было странное чувство: как будто тело все еще обнажено. Захватив только кошелек и карту-ключ от номера, она вышла, мысленно извинившись перед крепко спящим Макото. Прошла по безлюдному коридору, на лифте спустилась на первый этаж, миновала стойку регистрации, за которой дремал одинокий сотрудник. Стоило автоматической двери распахнуться, как в лицо ударил ночной ветер, — похожие чувства испытываешь, когда ныряешь в воду. Холод и темнота, окутавшие ее, прогнали ощущение таинства и волшебства, будто их и не было. Раменная находилась не так уж далеко, и Рика решила идти пешком. Она поспешно зашагала в нужном направлении, пряча руки в рукавах пальто. У южного входа на станцию перешла дорогу по пустому пешеходному переходу. У торгового центра «Люмин» на глаза попались бездомные, спящие на холодном асфальте, подстелив картонные коробки. Недалеко от восточного входа она разминулась с группкой пьяной молодежи — видимо, упустили последний поезд. Никто не смотрел в ее сторону. Сложно поверить, что теплая комната отеля, где она была только что, и эти пустые ночные улицы принадлежат одному миру. Остановившись у витрины закрытого на ночь спортивного магазина, Рика вгляделась в свое отражение. Обычная женщина, разве что рост чуть выше среднего. Это осознание ее скорее успокоило, чем расстроило. Она подумала, что, наверное, Макото все же ее любит. Если в мире есть хоть один человек, принимающий тебя такой, как ты есть, — значит, не обязательно стремиться к идеалу, чтобы понравиться всем. В конце концов, люди не настолько заинтересованы в совершенной красоте — большинство и не понимает толком, что это такое. Яркие неоновые вывески даже не пытались сочетаться друг с другом. Вместе с холодным воздухом до носа донеслась вонь мусора. Вспоминая запах Макото, Рика упрямо шла вперед; от холода ее глаза заслезились. А ведь если подумать, Кадзии Манако всерьез воспринимала обычные постельные интрижки, сделав их частью своей повседневности… Ток крови замедлился, и с холодом уже трудно было бороться. Нос заныл, кончики пальцев ног онемели. Чем больше подводных камней обнаруживалось в деле Манако, тем более глупым и раздражающим казалось то, как примитивно воспринимала его Рика раньше. Все вокруг, включая ее саму, слишком поддались субъективным представлениям о Манако. Рика заметила на собственном опыте: мир Манако воспринимался как-то уж очень легко. Есть мир обычный — мир, заполненный суетой, подчиняющийся нерушимым правилам, и есть мир ни на кого не похожей женщины, которая сама устанавливала правила, словно это само собой разумеется. Едва наткнувшись взглядом на красно-желтую вывеску раменной, Рика тут же бросилась к входу, даже толком не рассмотрев заведение. За одним из столиков спал перед тарелкой с недоеденным донбури[52] полный мужчина средних лет. Скуластый официант в джемпере с логотипом раменной скользнул по Рике скучающим взглядом и пробормотал стандартное приветствие. Она взяла талончик в автомате самообслуживания и присела за столик у входа, не снимая пальто. Здесь было тепло и пахло бульоном. Протягивая талончик подошедшему официанту, Рика громко произнесла: — Сио-рамен со сливочным маслом, пожалуйста. Масла побольше, лапша — самая плотная. Влажный горячий воздух, тянущийся от кастрюль, вернул ее щекам румянец. Наконец раздалось шипение шумовки, которой обычно достают лапшу из кастрюли. Из-за густого пара открытую кухню почти не было видно. Рика всегда любила рамен. Еще в самом начале работы в издательстве вместе с Макото и другими коллегами она частенько заглядывала в маленькие раменные поблизости. Можно даже сказать, она отлично знала ассортимент в окрестностях Кагурадзука. Особенно ей нравился простой легкий рамен с соевым соусом. Перед ней появилась чашка с лапшой. Рика обхватила ее двумя руками, и тепло приятно отозвалось в кончиках пальцев. Вскрыла упаковку с одноразовыми палочками, и к запаху куриного бульона добавился аромат дерева. Рамен был максимально простой: из добавок только кунжут и лук-порей. Два квадратных куска масла, брошенных в чашку, уже начали таять, расплываясь в прозрачном бульоне, под которым виднелись светлые завитки лапши. Рика подцепила и вытянула немного лапши так, чтобы она прошла сквозь золотистые круги масла. Втянула лапшу в рот. Плотная и упругая, она ей сразу понравилась. К легкому вкусу куриного бульона примешивался едва заметный оттенок сушеного тунца. Бульон обжигал горло, но это было очень приятное ощущение, а сливочный аромат масла — не самого дорогого, кстати, Рика уже разбиралась в этом — придавал рамену долгое, яркое послевкусие. Насыщенно и питательно… Рика чувствовала, как капельки масла расходятся золотистыми кругами внутри ее тела. Она утерла увлажнившийся нос салфеткой и жадно вдохнула. Запах жирного бульона, лапши и масла переполнил ее. С каждым мгновением в тело Рики возвращалась мягкость, которую выдул из него холодный ночной ветер. Теперь ей было еще теплее, чем рядом с Макото. В какой-то момент она заметила, что скуластый официант за стойкой смотрит на нее, не сводя глаз; однако это ее нисколько не тревожило — все ее мысли занимала чашка с раменом.