– Что же мне с тобой делать, Яромир? – Дед Рычан посмотрел на Арсентия, прищурив здоровый глаз. – Никак ты не можешь открыться, чтобы мир вокруг почувствовать. Как будто у тебя на душе такое же бельмо, как у меня на глазу. Два месяца уже с тобой бьюсь, а все впустую. – Ты, отец, меня так и будешь Яромиром называть? Говорил же, что я теперь Арсентий. От языческого имени отрекся, когда в монастырь ушел. – Вот и дурень! – сплюнул старик с досадой. – Что твое новое имя значит, как переводится? – Мужественный. – Красиво, но не то. А Яромир – это же Светлый мир, Мир Ярилы, или еще Неукротимый по-иному. Вот ты сменой имени от этого мира и загородился, перестал его в себя пускать. Поэтому и топчемся с тобой на одном месте. Старый волхв встал, ковыляющей походкой направился к куче березовых дров, сваленных на краю поляны, взял несколько поленьев, вернулся и кинул в костер, разведенный перед его домом. Кора тут же занялась, скручиваясь в огне мелкими барашками и распространяя вокруг берестяной запах. – Не успею я уже тебя ничему научить, – грустно покачал дед Рычан седой головой. – И хотел бы, да мне всего три дня на этом свете осталось. – Это ты почему так решил? – Это не я решил. Приходили вчера ко мне оттуда. Бают – отжил свое, дед, пора на покой. В Ирии мне Перун уже место определил, буду с лучшими сидеть за одним столом. Послушник посмотрел на высокого истукана, вырезанного из старого дуба и стоявшего на поляне впереди других – идола Перуна, главного языческого бога. Как и раньше, он до сих пор пугал Арсентия своим взглядом. И, как всегда, на верхушке сидел ручной ворон деда, надежный и бдительный страж. – Немало лет я прожил, пора. – Волхв поплотнее закутался в безрукавку из волчьей шерсти. В последнее время, особенно с приближением осени, он все время мерз, слишком холодная кровь уже текла в его жилах. – Обидно только, что я последний, кто знанием обладает. Уйду, и все сгинет, как и не было. Наши предки годами мудрость копили, а я с собой унесу. – А что же ты за эти годы никого в обучение не взял? – Что же не взял, я многих учил так-то. Некоторые даже посильнее меня были. – И где они теперь? – Арсентий взял длинную палку и пошевелил дрова, чтобы лучше горели. – Так ваши всех и порешили, одного за другим. Кого-то в лесах поймали, на капищах. Другие прятались, но их те люди выдали, которым они помогали при болезнях и несчастиях. Последние трое сглупили – пошли к князю, чтобы уму-разуму научить, убедить к вере дедовой вернуться. – И что князь? – Что-что? Знамо что! Выслушал внимательно, а потом велел сжечь на торговой площади всех троих на глазах у честнoго народа. – Что-то не помню я таких историй в последнее время, – прищурился Арсентий. – Так это лет с пятнадцать назад было. Или даже двадцать. Не помню уже. Давно. – Старик с кряхтением приподнялся, повернулся в сторону небольшого дома, в котором он жил сам и где теперь временно обитал Арсентий. – Я спать пойду, утро вечера мудренее. Может, и придумается что-то, чтобы тебя раскачать. А ты пока посиди, последи, чтобы костер весь прогорел, пожара не вышло. Дед скрылся в своей лачуге, и Арсентий остался один на большой поляне посреди дубравы. Солнце уже почти село, дневные птицы замолчали, вокруг царила полная тишина, только вечерний ветер легонечко колыхал верхушки деревьев, заставляя их мелодично шуршать. Послушник, посидев немного, вытащил из чехла свою верную свирель. Нежно погладил ее пальцами, вспоминая, сколько дорог прошагал вместе с ней, и глаза той, что когда-то эту свирель ему подарила. Поднес к губам, ненадолго задумался и тихонько заиграл. * * * – Хватит дрыхнуть, парень! – Дед Рычан растолкал Арсентия задолго до рассвета. – Ты так всю жизнь проспишь. Кажись, придумал я, что с тобой сделать напоследок. – Дед, давай ты со мной все что угодно сделаешь, но чуть попозже? – сонно пробурчал послушник. – Спать же охота. – А потому что нечего было полночи на своей сопелке дудеть! – ехидно проворчал волхв. – Думаешь, я не слышал? Все зверье в округе перепугал, егозник. Вставай, говорю, я уже заутрок разогрел. Деваться было некуда – Арсентий, потягиваясь, вылез из-под овчины, которую использовал как одеяло, вышел наружу. Зачерпнул в бочке скопившейся дождевой воды, полил на голову, отряхнулся, как пес после плавания. Прошел к костру, который дед разжег поутру заново, взял у волхва протянутый котелок с пареной репой, принялся усердно жевать. – Так что ты там придумал, отец? – спросил он у старика, гревшего ладони над огнем. Тот ответил не сразу. – Надо тебе к дидам сходить. Может, приветят они тебя, да на правильный путь и наставят. – Ну давай сходим, чего уж там. А эти диды – это кто такие? – Пращуры твои, хранители рода. – Понятно. А что ты раньше такое не предлагал? – Так я бы и сейчас тебе не предложил, если бы времени поболе было. Это, скажем так, последнее средство. – Почему? – насторожился Арсентий. – Опасно очень? – А ты сам своей колобашкой покумекай, – хмуро посмотрел дед Рычан. – Мы с тобой хоть и ненадолго, но откроем щель между мирами, между Явью и Навью. Чтобы мертвых услышать, надо либо их сюда пустить, либо самому в их мир перейти ненадолго. Я, конечно, с тобой рядом буду, помогу, если что не так пойдет, но все равно. – Во как. А может, мы как-то все-таки иначе, а? Я с этими вашими языческими покойниками не очень чтобы хотел общаться. – Ты не спорь! Молод ты еще со мной спорить! – рассердился волхв. – Ладно, как скажешь. – Арсентию не очень нравилась задумка деда, но раз уж доверился, стоило довести дело до конца. – Когда начнем? – За день подготовим все что нужно. А в полночь, как луна взойдет, и приступим. – Дед посмотрел на руки Арсентия. – Волка взять сумеешь? – Доводилось и на волка хаживать. – Вот и славно. Тут неподалеку бирюк обитает, его и возьмешь. * * * Охота прошла на удивление легко – через пару часов блуждания по лесу Арсентий встретил на опушке разорванного клыками кабанчика. Сытый волк отдыхал неподалеку, и послушник, зайдя с подветренной стороны, сумел подстрелить хищника из лука раньше, чем тот учуял человека. Так что вскоре он уже размашисто шагал среди деревьев, таща на плечах тяжелую тушу. И то, что на капище происходит что-то не то, Арсентий понял еще на подходе. На тропе, ведущей к поляне волхва, виднелось множество следов, оставленных подкованными сапогами. А вскоре он услышал несколько громких мужских голосов. Послушник сбросил тушу в кусты. Вынул из саадака лук, проверил стрелы – немного, с десяток, он же на охоту шел, а не на войну. И двинулся дальше не по дорожке, а по кустам, чтобы до последнего оставаться незамеченным незваными гостями. Увиденное на поляне совсем не порадовало – дед Рычан был накрепко привязан к идолу Перуна. Перед ним на пеньке сидел незнакомый мужчина в рясе священника, еще семь человек в кольчугах и с мечами на поясах стояли вокруг. С волхва сорвали всю одежду, кроме штанов, и худощавое старческое тело тряслось от холода, но глаза полыхали огнем, а борода гневно торчала вперед. «Как же ты, отец, дал себя скрутить?» – подумал было Арсентий, но потом разглядел, что седые волосы сзади волхва окрашены красным. – Я вам не мешаю, и вы мне не мешайте! – каркнул дед. – Прочь ступайте, супостаты. Пока не проклял вас. – Нам твои проклятия не страшны, язычник! – засмеялся в ответ священник, подняв кверху палец. – Нас Бог хранит от таких, как ты. – Мое проклятие сильнее. Оно вас все равно настигнет, помяните мое слово! – Ну что там, где уже дрова? Сколько еще ждать? – Чужак повернулся, и Арсентий разглядел, что ему еще нет и тридцати, а его лицо, обрамленное аккуратной бородкой и тщательно причесанными волосами, столь благообразно, что наверняка вызывает у паствы непререкаемое доверие. – Прощевания просим, святой отец, прощевания просим! – Незнакомый крестьянин нес в охапке несколько поленьев. Он так торопился, что запнулся о древесный корень и неловко упал вперед, под грохот дров и хохот людей в кольчугах. Поднявшись и по-быстрому отряхнув одежду, крестьянин подобрал поленья, донес до идола и кучей свалил под ноги волхва. – Ну что, бесовское отродье, послушаем, как ты запоешь, когда пятки подгорать начнут. – Священник произнес это с довольной улыбкой, а потом резко хлопнул себя по шее и с гневом в глазах посмотрел на крестьянина. – Давай быстрее, надоело комаров тут кормить. – Сей же час, сей же час! – Крестьянин бросился к костру, который утром запалил волхв, вынул длинную ветку, горевшую с одной стороны. Подул на нее, чтобы не потухла, повернулся, сделал шаг к идолу. Второй шаг сделать не успел – пущенная Арсентием стрела вонзилась в шею, и крестьянин, глядя вокруг недоуменным и обиженным взглядом, повалился наземь. – Тревога! – рявкнул один из воинов, и остальные сразу же выхватили мечи из ножен, обступили священника, закрывая его от возможных выстрелов. – Откуда били? – Вон оттуда! – показал клинком один из них примерно в то место, где только что был Арсентий. Впрочем, послушник, в соответствии с воинской наукой, сразу после выстрела сместился левее. – Ты же мне обещал, что не будет сложностей! – завопил священник. – Ты же обещал! – Нишкни[19], святой отец! – прикрикнул старший, широкоплечий мужчина с длинными пегими усами и белесыми глазами. – Все, как договаривались – ты платишь, мы защищаем. Версь, Охонь, гляньте-ка, что там за стрелок. Только сторожко, он явно из опытных. Двое воинов отделились от остальных, которые тут же слаженно сомкнулись. «Не дружинники, выучка не та, но действуют умело, – подумал Арсентий, неподвижно прижавшийся спиной к стволу высокого дуба. – Либо из разбойных, либо наемные». С этими двумя все прошло без сложностей – видимо, белоглазый послал на разведку не самых лучших. Как только они вступили под деревья, и их стало не видно с поляны, Арсентий выпустил две стрелы. Первый упал как подкошенный, хватаясь за левое ухо, из которого теперь торчал кончик древка с оперением и обильно текла кровь. Второй оказался чуть ловчее – успел закрыться от выстрела покрытым кольчугой плечом. Но Арсентий не дал ему воспользоваться этим, вбил третью стрелу прямо в глаз. Потом с досадой посмотрел на лук – жаль, что не боевой, охотничий, он покороче и не дает той силы выстрела. А чужаки все в броне, как один… – Ну что у вас там? – закричал пегоусый. – Нашли стрелка? Не услышав ответа, он отрывисто что-то приказал вполголоса. Его подручные, не ломая строя, двинулись в сторону лачуги волхва, втолкнули внутрь священника и захлопнули дверь. Арсентий, пока они шли, выстрелил дважды, но оба раза неудачно – одна стрела оцарапала щеку одного воина, другую пегоусый отбил мечом на подлете. «Опытный, очень опытный», – пробормотал под нос послушник, пересчитывая стрелы. Осталось три. А людей на капище больше. И все присели, укрываясь от возможных выстрелов, кто за чем – кто-то за идолами, кто-то за поленницей. – Эй, стрелок, хватит баловать! Выходи, поговорим! – закричал белоглазый, надевая на голову протянутый одним из подручных шлем с полумаской, закрывавшей лицо до кончика носа. – Мы твоего деда пока еще не обидели. Хочешь, просто уйдем и никогда не вернемся? «Ага, уйдете вы, да. А потом вернетесь еще большей силой. Знаем». – Давай поговорим как люди? – повторил старший воин, а потом выругался, видя, как еще один из его людей валится на землю со стрелой во рту. – Ах ты курва! Я все равно тебя достану и свое же дерьмо жрать заставлю! Понимая, что в пегоусого лучше не метить, Арсентий выцелил того, который сидел рядом с ним. К сожалению, тот в последний момент дернулся, и стрела не пробила шею, а только разорвала сбоку – кровь хлестанула фонтаном, но если сейчас завяжет, то может остаться в живых. Пегоусый, видимо, понял ошибочность своих действий и что так их могут перестрелять, как кроликов, одного за другим. Выхватил меч из ножен, второй взял у убитого соратника, быстро добежал до истукана, к которому был привязан волхв, упер один из клинков деду в горло.