– Возьми, – сказал он. – Твой. Карл протянул руку и вынул меч из беспомощно разжавшейся руки Гавриеля. За многие годы знакомства и дружбы он никогда не держал Убивца в руках. И сейчас, взяв меч Гавриеля, Карл понял, что и не должен был. У этого меча мог быть только один хозяин, и только он имел право сжимать рукоять меча. Ощущение было неприятным. От меча шло холодное гневное отторжение. Морозное покалывание в коже ладони было лишь слабым отражением того послания, которое получила от меча душа Карла. Неживая душа меча была возмущена тем, что чужая рука посмела коснуться принадлежащего ей тела, она угрожала, она… В тот момент, когда Карл был уже готов вернуть меч Гавриелю, что-то изменилось. Узнавание, признание… приглашение к дружбе. Вот как немощный человеческий язык мог бы передать то чувство, которое внезапно возникло у Карла, но не как его собственное переживание, а как понимание чувств другого. Удивленный Карл посмотрел на меч и вдруг понял, что все кончилось. В его руке был просто меч, а на кровати перед ним лежал мертвый друг. Карл стоял не в силах пошевелиться, не в силах что-нибудь сказать или что-нибудь сделать. Стоял и смотрел на мертвого Гавриеля. Из оцепенения его вывел голос Горца, полный ненависти и горечи. – Он всегда любил только тебя, – сказал Эф и зарыдал. 9 Странная вещь. Карл не мог бы сказать, что воспоминания, рожденные его собственными рисунками, пришли из мглы забвения. То, о чем напомнили ему рисунки, Карл, кажется, помнил всегда. Он вообще редко что-нибудь забывал, хотя теперь и выяснилось, что кое-что все-таки забыл. И все же Карл был уверен, спроси его кто-нибудь неделю или год назад о Гекторе или о Гавриеле, он вряд ли бы затруднился вспомнить и их лица, и события, связанные с их именами, и, естественно, смог бы рассказать, когда и при каких обстоятельствах они умерли. Все это так, но, с другой стороны, нынешние воспоминания были совсем иного рода. Раньше это было просто знание, не окрашенное чувствами самого Карла, нейтральное, как факты географии или истории, почерпнутые из книг. А теперь картины прошлого обрели жизнь, цвет и вкус, став его личным прошлым и частью его собственной жизни. И в тот момент, когда это произошло, Карл неожиданно увидел, казалось бы, в хорошо известных ему событиях такие детали, которые прежде не замечала или старалась не замечать его спокойная душа. Карл прошел в жилую комнату и подошел к зеркалу. Сколько раз за эти годы он смотрелся в зеркала? Это случалось нечасто, но все-таки случалось, и Карл, как и любой другой человек, видевший свое отражение, мог без труда описать собственное лицо, в котором для него не было ничего тайного или странного. А между тем сейчас из зеркала на Карла смотрел молодой – лет двадцати пяти, ну, может быть, тридцати – мужчина, тот самый кавалер, которого много лет назад видели и карие глаза маршала Гавриеля, и голубые – императора Яра. Именно этот мужчина с длинными, заплетенными в косу каштановыми волосами и карими глазами смотрел на Карла из большого зеркала в Цейре, когда они с Гавриелем расписывали плафон в зале Ноблей и когда, кажется, в первый и последний раз в жизни, Карл захотел написать свой автопортрет. Свой портрет он так и не написал… – Любуешься? – Голос Деборы отвлек его от размышлений о том, в чем разница между знанием и осознанием. – Что скажешь! Ты красив, Карл. Скольким женщинам ты разбил сердце? – Проснулась? – Нет. – В ее голосе звучал смех. Карл обернулся. Дебора сидела на кровати и смотрела на него. Одеяло упало ей на ноги, но нынешняя Дебора не стеснялась своей наготы. – Почему ты на меня так смотришь? – спросила она. В ее голосе не было беспокойства, только любопытство. Она улыбнулась Карлу и, забросив руки за голову, отчего ее груди поднялись, спросила, не скрывая торжества: – А так? – А так ты можешь разрушить пару царств, – усмехнулся Карл. – И ввергнуть мир в пучину бедствий. Дебора счастливо засмеялась и окончательно вылезла из-под одеяла. «Если боги даруют нам будущее… – подумал Карл, любуясь плавными и гармоничными линиями ее тела, каскадом темно-русых волос, упавших на белые плечи, серыми глазами, в которых клубился туман нежности, просвеченный солнечными бликами веселья. – Если боги даруют нам будущее, я напишу ее именно такой». – Ты помнишь, что произошло ночью? – спросил он. – А что особенного произошло ночью? – нахмурилась она. – Я ушел, – напомнил Карл. – И ты осталась дома одна. Дебора смотрела на него, все еще не понимая, о чем он говорит. – Что ты делала потом? – спросил Карл. – Потом? – переспросила Дебора. Ее взгляд стал задумчивым. – Потом… потом я убрала со стола… Она смотрела на него, но взгляд ее сейчас был обращен в прошлое. Она еще не знала, что именно должна в нем найти, но уже поняла, что Карл расспрашивает ее не просто так. – Потом… – задумчиво повторила Дебора. – Потом я приготовила все, что могло потребоваться утром, и пошла спать. Она улыбнулась вдруг, вспомнив что-то, и лукаво посмотрела на Карла: – Я подумала, что, может быть, ты вернешься целым, и… Но Карл эту тему не поддержал. – Ты услышала сквозь сон какой-то шум, – подсказал Карл. – Шум? – удивилась Дебора. – Да, – сказала она через секунду. – Я еще не спала. Мне вдруг послышалось, что кто-то скребется в дверь. Она была растеряна. – Ты встала… – предположил Карл. – Да, – сказала она еще через секунду. – Ты прав. Я встала и пошла вниз посмотреть, не воры ли забрались в дом. – И поэтому ты вооружилась кочергой? – осторожно уточнил Карл. Дебора задумалась. – Не помню, – сказала она после долгого молчания. – Карл! – воскликнула она еще через секунду. – Карл! Я ничего не помню! – Не страшно, – успокоил ее Карл, подходя и прижимая к себе. – Это бывает. – Постой! – Она уперла руки ему в грудь и разорвала объятия. – Постой! Что случилось? – В дом проникли гвардейцы Дома Кузнецов. – Карл понял, что если уж он начал ее расспрашивать, то придется все ей рассказать. Возможно, подумал он, оно и к лучшему. Она должна знать. – Их было шестеро, и они, по-видимому, хотели тебя захватить. Он говорил медленно и раздумчиво, так, чтобы не испугать ее, но все-таки объяснить то, что и сам представлял только в общих чертах. – Я думаю, – продолжал Карл, – что они хотели обменять тебя на меч Яна. – Меч Яна стоит дороже, чем рабыня, – возразила Дебора. Что скажешь? По сути, она была права. – Да, – согласился Карл. – Если речь идет о простой рабыне. Она внимательно посмотрела ему в глаза и кивнула, ничего к сказанному не добавив. – Ты дралась с ними, – сказал Карл, секунду помолчав. – У тебя в руке была кочерга, и одному из них ты сломала руку, а второму разорвала щеку. – Я? – Ты. – Дальше! – Она говорила шепотом. – Тогда, – сказал Карл, пожав плечами, – кто-то из них ударил тебя по голове. Скорее всего, рукоятью меча или самим мечом. Плашмя. Я не знаю точно, чем, но ты потеряла сознание и упала. – И тут пришел ты? – с надеждой в голосе спросила она. – Нет, – покачал головой Карл. – Я был далеко… – Тогда?.. – Дебора вопросительно смотрела на него, ожидая ответа. – Здесь был оборотень, – ответил Карл. – Оборотень?! – Дебора вскрикнула. В ее голосе зазвучал ужас. – Оборотень, – подтвердил Карл. – Но… – До Деборы явно дошло, о чем пытается ей сказать Карл. – Не знаю, – признался он. – Оборотень разорвал гвардейцев на куски, но тебя не тронул. – Не тронул, – как эхо повторила за ним Дебора. – Большего я не знаю, – объяснил Карл. – Когда я пришел, все было кончено. Ты была без сознания и проспала почти целый день. Это все. Дебора посмотрела на него недоверчиво, но ничего не сказала. В ее глазах клубился туман, но неги и радости в них не было. Это был холодный туман, полный ужаса и тайн, скрытых за его завесой. – Одевайся, Дебора, – сказал он ей. – Одевайся и пойдем поедим. – Да, – откликнулась она тихо. – Сейчас. Мысли Деборы были совершенно очевидно заняты чем-то другим, и Карл даже догадывался чем. Она медленно, как во сне, отвернулась от него и сделала шаг к сундуку, на котором он сложил ее одежду. – Скажи, Дебора, – спросил вдруг Карл, глядя ей в спину. – Сколько лет назад умер император Яр?