— Если бы можно было, я бы так и сделал, — огрызнулся он. — Только там такие бумажки были, которые скрывать принято. — Компромат что ли? Матерь божья... — картинно всплеснул я руками, — А флешка на что? — Не умничай. Все сохранено в лучшем виде. Правда сама флешка в офисе. Вроде. И вообще, не твоего ума дело! Давай ты-то хоть не будешь меня жизни учить! — Всё-все, я пас. Правда девчонку все же жалко, может зря ты так? — И что прикажешь мне делать? Кричать ей вслед, ой нет, погоди, догнать ее, сбивая копыта и пригласить обратно? Да ну ее на фиг. Да и не повар она никакой. — Ну надо же... — съехидничал я. — А кто кричал, что девка дипломированный специалист? — Да дурака валял. А она главное и глазом не моргнула. Ты пойми, Герыч, она мне сына вроде как спасла, если не врет конечно. Потом картофан заставила чистить, потом им же накормила. Ну и как ее не взять было? Я, надо признать, от такой логики даже рот открыл. Действительно, офигенная причина взять человека на работу. — Потом у нее этот потоп случился. А я вроде как благотворительностью за каким-то лядом занялся. Да мне все это вообще не упёрлось. Думал хоть даст, а она вся из себя недоступная. Ну и на кой оно мне? — То есть ты ее для утех что ли брал? — усмехнулся я, на что Вадик лишь плечами пожал. — Ну так... не жрать же ее стряпню. Только борщ и был съедобный, но у меня большие подозрения, что она его заказала откуда-нибудь. Так-то баба она красивая, чего бы и нет. Опять же всегда под боком. Не поверишь, я ее заселить сюда хотел. Сейчас думаю, хорошо, что не стал. — Ну ты даешь... — только и вымолвил я, но Вадик понял мои слова по-своему. — Ну да. Дурак был. Признаю. — Да нет, ты вроде как помочь ей хотел, а в итоге что? — Что? — Да кинул ты ее. Неужели для похождений баб мало? А этой поварихе работа нужна. Ты же ей вроде как надежду дал, и тут же считай отнял. Так себе ты сделал. — Думаешь? — напрягся Вадик. Вот всегда знал, что он ведомый. — А что тут думать? Нет, мне-то по фиг, но это мне. Я-то никому добра не делаю. Чтобы потом не разочаровывать... Вадим почесал репу и крепко так задумался. — Черт, может ты и прав конечно... Еще немного подумал и проворчал: — Не, ну хрючево я ее есть точно не буду. Я согласно кивнул, также находясь под впечатлением от котлет. На лестнице возник заплаканный Артём и тут меня посетила гениальная мысль: — Так не проблема, возьми ее нянькой. И будет она следить за мелким, не отвлекаясь на готовку. Вадик просиял, согласно кивнул и тут же принялся кому-то звонить. Послушал длинные гудки и грустно вздохнул. — Не берет. — Ну, конечно. Дай ей время. Она только от тебя вышла, еще злится наверняка. — Злится она... — буркнул он. — Пусть спасибо скажет, что пендаля волшебного не дал вдогонку. — Ну ты даешь... — покачал я головой и ободряюще подмигнул расстроенному пацану. — Да знаю...знаю, не сыпь ты мне соль на рану. Характер у меня вспыльчивый, с разбега могу и навалять. Потом пожалею. Но в моменте себя не контролирую. — Ну и зря...а еще какие-то компроматы он там собирает... Вадим вздохнул и вновь почесал репу, а я впервые за долгое время ощутил себя чуть лучше кого-то. Ох уж эта Щербакова... я после нее то полным дном себя чувствую, то Гераклом. После той ночи, десять лет назад, папаша Машки пришел ко мне, как он сам выразился «на мужской разговор». С ходу вдарил по физиономии кулаком, ну спасибо, что хоть не с ноги. Часа полтора рассказывал почему я не достоин его дочери и что я теперь должен делать. — Нет. Я Машу никогда не брошу. Я ее люблю. — просто ответил я тогда. Ну юношеский максимализм, первая любовь, бла-бла-бла… Папаша ухмыльнулся, плюнул на пол, и ушел, громко хлопнув дверью. А уже на следующий день ко мне нагрянули с обыском. Машкин отец, который служил майором в местном РОВД ехидно усмехнулся и «по-отечески» похлопал меня по плечу. «Нашли» у меня траву, еще какую-то дрянь и со всеми почестями сопроводили в местный отдел полиции, откуда уже утром я позвонил Щербаковой и сказал, что полюбил другую и нам надо расстаться. До сих пор помню, как она разревелась, умоляя ее не бросать и как дрожал мой голос. Папаша Машкин стоял тогда рядом, ткнув мне в отбитую бочину пистолет и слушал каждое слово. Она пыталась найти меня, постоянно искала встречи, спрашивала у общих знакомых об этой девушке, которой не было. Она напивалась в баре, перестала ходить на учебу и постоянно писала мне сообщения. А потом она пропала. Резко исчезла отовсюду и никто не мог мне ответить куда. И однажды я не выдержал. Набрал ее номер и долго-долго вслушивался в длинные гудки на том конце провода. Трубку взял ее отец и сказал только одну фразу. — Маша уехала. А тебя я предупреждал. Он действительно предупреждал, что если я еще хоть раз…, то он «закроет» меня, и в этот раз по-настоящему. Папаша сдержал слово и упек меня в колонию почти на год за мелкую кражу. Сделал все, чтобы я не получил даже условку. Так что да, благодаря своей неземной любви я имею за плечами судимость и не самый лучший год в моей жизни. А Машке я тогда писал, все рассказав в письмах, но так и не получил ответа. Письма передавал через одного общего знакомого, который обещал узнать, где она живет, поэтому был уверен, что она их получала. Потому-то и злился на нее, что она все узнала, но так и не ответила мне. Впрочем, чего уж теперь. Нет смысла ворошить старое. Жизнь ее знатно потрепала и без меня, а я танцевать на поверженных врагах не привык. — Позвони ей через пару дней. А еще лучше напиши, - посоветовал я Вадиму напоследок и отправился домой. Давно пора кормить кота и попугая, которые, как известно, сами себя не накормят, а я все торчу в этом дурацком доме, вспоминая о делах давно минувших дней и все еще кого-то и чего-то жалея. МАША Ксюндель позвонила рано утром с печальными вестями. В области как никогда разбушевались лесные пожары, и лагерное начальство настоятельно рекомендовало всем возвращаться домой. Делать нечего, пришлось напрягать соседку, чтобы она какое-то время посидела с детьми. За соседкой пришла очередь Сашки, и уже спустя каких-то полчаса мы вовсю рвали когти в сторону места обитания старшенькой. Всю обратную дорогу Ксюша верещала без умолку, рассказывая о чудесных буднях юных пионеров и октябрят, коими их окрестили в лагере, видимо все еще живущем по заветам Ильича. Слушала я вполуха, сама меж тем горестно размышляла о делах насущных. Работы я лишилась, алименты тоже где-то задерживаются. Можно было бы сдавать московскую квартиру и жить припеваючи, если бы бывший благоверный оттуда свалил. Но увы и ах... Все последние заседания суда я благополучно пропускаю, потому что таскаться с мелкими туда-сюда совсем не комильфо. В отличие от мужа у меня адвокатов-юристов в личном распоряжении нет, но я все-таки верю в справедливость и Фемиду, всерьез уповая на то, что выиграть у него шансов практически нет. Ну, скажите мне, ну какой суд может всерьез учесть довод, что я его околдовала и загипнотизировала, когда он решился на усыновление троих детей? В общем финансы у меня в данный момент не совсем поют романсы, но начинают потихоньку подпевать. И хоть дотации от государства имеются, все же это немного не тот уровень, к которому дети привыкли, проживая в нашей семье. А мне еще ведь двойняшек в первый класс собирать...Вздохнула, мысленно настраиваясь на позитивный лад, но тут, как назло, в памяти всплыл вчерашний день. Вспомнила маленького и беззащитного Темыча. Как он там без нас, не слишком ли строг с ним Вадим Сергеевич? Не обижает ли его... И все-таки, кто же разлил тот злостный сок на клавиатуру? То, что это сделали не дети я почти уверена. Ключевое слово почти. Шанс, что они от страха приврали - все-таки остается. Но даже если предположить, что не они, тогда возникает вопрос — кто это сделал? В доме кроме хозяина с другом, нас и экономки никого быть не должно. Охранник находился в своей будке на улице, я была на кухне. Вадим и Герман тоже были у меня на виду. Да и вряд ли они сами специально свалили свою вину на детей. Сомнительно по крайней мере. Так некстати вспомнился ободряющий взгляд от Германа. Надо же... не думала, что он все еще так умеет. Я чуть было спасибо ему не ляпнула, но хвала богам, хватило ума промолчать. Небось дурака валял, а сам в душе злорадствовал, как тогда...много лет назад. Утро было дождливым и хмурым, таким, как и должно быть, когда на дворе октябрь. Герман позвонил, когда я только-только встала и каменным, рубленым голос сказал, как отрезал — "Нам надо расстаться". Как, почему, зачем... Я даже не уверена, что спрашивала это все. Мне кажется, сквозь слезы не прорвалось ни звука. Одни жуткие рыдания в унисон с дождем за окном, оставляющим мерзкие грязные разводы на стекле. Я. Полюбил. Другую. Моя первая любовь, моя юность, моя нежность. Все сломано и растоптано, смешано с грязью, разворочено. Такую боль как от тех слов я больше никогда не испытывала. Эти три слова я запомнила на долгие годы и только сейчас стала забывать, как вновь судьба зачем-то свела меня с ним. — Маш, Маша...ну ты вообще, что ли не слушаешь, да?! — обиженный голос Ксюши вывел меня из раздумий. — Нет, ой да. В смысле слушаю. Прости...