Тогда я спросила сама: — А ты к маме хочешь? — Очень. — шепнул он и в лунном свете заблестели голубые Темычевы глаза, как два озера. — Ну чч... а ты папе об этом говорил? — Да ему все равно. Он не будет меня слушать. — Так ты даже не пробовал сказать? — Он маму ненавидит. Я его боюсь. Вот. — всхлипнул Тема и вдруг разразился рыданиями. — И все-таки ты бы попробовал, вдруг папа и сам будет рад... Я прикусила язык, поняв, что только что сморозила, но Тёма, казалось, этого не заметил. К счастью. — Нет. Он только назло маме, а меня не любит. — Не говори так, я уверена, что любит. Значит у него есть какие-то причины, понимаешь? Тема всхлипнул и прижался к моей руке, тут же ставшей мокрой от его слез. — Он вообще уже три дня домой не приходил. Разве так делают когда любят? — Не приходил? То есть дома не ночевал? — Угу, — всхлипнул он. Надо же. А мне сказал, что оставить не с кем, а сам оказывается уже вне дома был. — Не переживай, мы что-нибудь придумаем. Обязательно придумаем! Темыч всхлипнул и затих, перестал вздрагивать всем тельцем. Я посидела с ним пока он не заснул, и уставшая отправилась в свою комнату. Катюша мирно сопела на своем месте, я подоткнула одеяло и легла рядом, надеясь поскорее заснуть. Но мне упорно не спалось. Чаю что ли выпить? Внизу горел свет, и я как-то сразу передумала пить чай. Ни с Валентиной, ни тем более с Вадимом встречаться мне точно не хотелось. Я честно не знаю, зачем остановилась, когда услышала голос босса. Любопытство всегда было моей сильной стороной, оно же приносит мне жуткие неприятности. Вот, как например с мужем. Не стань я в свое время расследовать его связь с любовницей, может так и жила бы до сих пор как у Христа за пазухой в Москве. Хотя кого я обманываю? Звучит так, будто я жалею. Но нет, вот о чем я в жизни не жалею, так это точно о муженьке. Черт бы его побрал, козла! В общем я притаилась на лестнице и прислушалась. Голос Вадима звучал приглушенно, но кое-что уловить мне удалось. — Да ну на фиг я тебя послушал? Психованную эту обратно взял. Вот на кой, а? Гер, знаешь что? Сам с ней возись. А меня она бесит уже. Я ей блин ремонт за бешеные бабки, да она мне полжизни давать должна за него. Бабки? Нет, бабки могут мне не отдавать ничего... короче достала она меня. Забирай ее себе если так заботишься... какую-то хрень про ограбление несет. Типа кто-то в дом лез, прикинь! Ну с ней возни больше, чем с мелким. Надоели они мне все. Его тоже к мамаше отправлю и дело с концом... Из всего этого потока гадостей я уловила только одно — Герман обо мне печется. Плевать, что это Вадим говорит, даже думать не хочу. Важно другое, почему-то Герману небезразлично, что со мной происходит. Это так странно... а может ему меня просто жаль? Наверняка думает, что я одна с детьми, без работы... Но ведь это так и есть, признай уже, наконец. Ты сбежала от одних трудностей, чтобы угодить в другие. Одной и правда сложно, как бы не прискорбно было это признавать. И что делать прикажете? Бросаться в объятья любого, кто поманит что ли? Нет уж. Я должна что-то придумать, на самом деле найти нормальную работу, чтобы вернуть деньги, потраченные Вадимом на ремонт и забыть его как страшный сон. А еще убедить его не мешать Темычу видеться с мамой. Да уж, посильные задачи я себе поставила. Ничего не скажешь. В полном раздрае вернулась в спальню и проворочалась еще полчаса. И когда я уже засыпала, неожиданно пиликнул телефон, оповещая о сообщении. Включила ночник, морщась от яркого света, и открыла смс. «Маша, это Герман. Я хочу помочь, пожалуйста, поговори со мной. Что у вас там случилось? Ответь. Я тебе не враг!» Прочитала раз, другой, третий и... разревелась. Ну и что мне прикажете делать?! ГЕРМАН Домой я вернулся в воскресенье вечером, хоть Вадим и предлагал остаться еще на день. Пришлось напомнить, что его дома ждет ребенок, хотя, по-моему, на него это не произвело никакого впечатления. Он и Саня в итоге все-таки со мной не поехали, а мне хотелось как следует выспаться и отдохнуть перед предстоящей неделей, которая обещала быть тяжелой. Выспаться... легко сказать. На деле же весь вечер и половину ночи мучился мыслями о Щербаковой, о ее папаше, о Сане и обо всем, что случилось с нами десять лет назад. Десять лет, как вчера все случилось. На самом деле не сойти тогда с ума мне помогли мать и пара оставшихся друзей. Саня... мда. Ржу ни магу, как говорится. Помню, как в СИЗО ко мне приходил, передачки носил, поддерживал. В колонию, куда меня отправили вскоре, тоже приезжал. Благо недалеко пришлось отбывать наказание. Кто скажет, что год, несколько месяцев из которого проведено в следственном изоляторе, это не так уж и много, тот дурак. Там день как два тянется, неделя как месяц, месяц как год. Долго короче. А этот... ходил ведь, улыбался, подбадривал. Урод. Он сейчас мажется, что не знал про отца Машки, но ведь знал. Я сам ему все рассказал. Сам. Я, конечно, допускаю. Что он не поверил мне. Но тогда возникает вопрос — почему он не поверил? Или может не хотел верить? Думаю, все очевидно и просто — Саня сам Машку любил и, если бы она только поманила его, прибежал бы к ее ногам. Сукин сын. И сейчас он ей помогает из чувства вины, что не отдал те чертовы письма. Ведь все у нас с ней могло бы сложиться совсем по-другому. И еще меня не покидает ощущение, что он ей так как бы мстит что ли... типа вот, смотри, ты меня не выбрала и осталась ни с чем. Хотя может это я уже себе сочиняю. Машка... моя маленькая девочка... столько на себя взвалила, столько несет, будто ей это по силам. А я же видел, как ей тяжело, прям чувствовал, когда бы у Вадима в последний раз. Черт, как подумаю, что Маша ничего не знала о своем отце, о том, почему я ушел от нее, за что сидел, так хочется орать. Я срочно должен ей все рассказать, объяснить. Я ведь вижу, что мы до сих пор друг другу не безразличны. Я видел ее взгляд, полный ненависти. Если человеку плевать, он не сможет так ненавидеть. Я чувствую, что между нами, молнии, электрический разряд. Ммм... черт! Черт! Черт! Хочу ее... Обнять хочу, смять хочу, с ног до головы зацеловать. Хочу вдыхать ее запахи, терзать ее губы, прижимать до опьянения, до дрожи, до одури. Я сдохну, но она будет моя. Плевать сколько там детей и чьи они. На все плевать хочу. Мне бы только засыпать и просыпаться с ней, а больше на хрен ничего не нужно. Как же истосковался по Машке, не могу больше. Не хочу. Все эти Таты, Сони, Полины, все такая бутафория. Машку хочу, живую и настоящую, и больше на фиг ничего не нужно. Завтра же позвоню и все ей расскажу. Ну да, ну да... так она тебе и поверит. А почему нет? По кочану! Кто ты такой, чтобы тебе верить? Бабник? Бывший сиделец? Предатель? Выбирай любое определение — не ошибешься. А как тогда? Как-то аккуратно, нужно сделать так, чтобы она для начала перестала тебя ненавидеть, презирать. Чтобы смогла доверять... Интересно, и как это все сделать? Ну может не стоит каждый раз сарказмировать на все ее поступки? Может. Можно еще попробовать нормально поговорить, узнать, как дела, не нужна ли какая-то помощь? Тоже можно. Или не спрашивать, а реально чем-то помочь. И чем же? Для этого есть Саня. Надо узнать у него, что ты можешь сделать. Точно. Так и поступлю. А пока надо как-то забыть про Машу и все-таки уснуть, хоть и не выходит она из головы. И вообще, оказывается поговорить с собой не такая уж и плохая идея. Кто самый лучший собеседник, если не ты сам? *** Утром меня огорошили новостью, что Маша все-таки приходила в пятницу, когда я уже ушел, но что-то ее не устроило и она сбежала. — А почему сразу не позвонили? — Не хотела вас беспокоить, Герман Фридрихович, — пролепетала Наталья. Я махнул рукой, сейчас это было совсем неважно. Удивило только, что Сашка ей все-таки передал мою просьбу. И на том спасибо. Сейчас нужно решать дела, работать, а в перерывах набрать Саню и поспрашивать, что я могу сделать для Щербаковой. Пару раз за день я набирал его номер, но тщетно. Видимо они с Вадимом неплохо за эти дни скорешились. По-моему, они друг друга вполне стоят. А у меня есть большое подозрение, что это не те люди, с которыми я хотел бы и дальше общаться. День пролетел незаметно, а вечером, когда я уже был в постели, позвонил пьяный Вадик и понёс какую-то ахинею про Машу. Половину из его бреда я просто не понял, часть пропускал миом ушей, чтобы не взорваться, понимая, что с пьяным говорить толку нет. Утром я перезвоню и выскажу все, а пока дослушаю, что он еще «умного» скажет. Немного беспокоило, что Маша сейчас там, у него дома. Зная Вадика, почти уверен, что он может к ней пристать. Ага, пусть только попробует! Да и Маша не из тех, кто сдается без боя. Лишь бы этого боя не случилось. Когда он понес про ограбление я решил внимательнее его выслушать и понял, что у них там творится какая-то лютая чертовщина. Не прощаясь, отключил звонок и долго думал, как поступить. Ехать среди ночи, чтобы испугать детей, наверное, не лучшая идея. Звонить поздно, вдруг я всех перебужу? Да что там за бред в голове. Все там нормально. Просто Маша раздражает Вадима, только и всего. Нормально все. Нормально. И так и эдак повертел телефон в руках и наконец решился. Раз двадцать набирал и стирал сообщение. Как бы не написал, все казалось бредом. В конец концов решил, что пусть лучше будет бредом, и нажал отправить. Перечитал то, что только что отправил Маше и вздохнул. Ну хоть так.