22 МАША Еще вчера Герман Столяров казался мне практически абсолютным злом, а уже сегодня я думаю о нем почти каждую минуту. И злом он мне больше не кажется, и чужим не кажется. И все воспоминания о нем живы до сих пор, до такой степени живы, что только представляю его образ, как тело пронзает электрический импульс. Кажется, будто я до сих пор ощущаю его запах, помню его терпкие губы и нежные прикосновения. Неужели я до сих его люблю? Даже несмотря на предательство? А что, так можно было? Понимаю, что не могу, не хочу отвечать себе на этот вопрос. Это как обманывать саму себя, но я же не из этих, всепрощающих, нет ведь, правда? Но почему тогда внутренний голос предательски шепчет: — А может он и правда изменился? Ну? Может же такое быть? Но, понимая абсурдность этого предположения, тут же одергиваю сама себя: — Не придумывай себе, Маша, ты же взрослая девочка. Люди не меняются. — А все же, вдруг? Ты что же, даже малейшего шанса не дашь? — Я сказала не меняются и точка. Вспоминаю все наши последние случайные и не очень встречи. Как он заткнул Вадима, когда тот отчитывал меня, словно ребенка. Как помог на дороге. Как хотел устроить на работу. Этот момент почему-то сразу улыбнул... И сейчас, почему, зачем это смс? Как мне его понимать? Как расценивать? Может поговорить об этом с Саней? Нет, не хочу. Пусть пока это останется между нами. Между нами... так странно, что между мной и Германом что-то есть. Какой-то секрет, тайна. «Что-то между нами». Звучит так непривычно. И все-таки я никак не могу понять, что ему надо? Может он преследует какие-то свои цели? Нет, не понимаю. — Прекрати, — шепчет зануда внутренний голос, — Ты просто растишь его фигуру в собственном поле, делаешь ее значимой. Не думай о нем, и он не будет его так много в твоих мыслях. — Прекрати цитировать прочитанное в блогах наискосок. Психолог доморощенный, блин. Никого я не ращу, ясно тебе? — Разговор с собственным голосом — прямой путь к шизофрении... — Да иди ты! Из горла вырывается нервный смешок. И тут я понимаю, что и думать забыла о Вадиме Сергеевиче, о ворах, о похитителях, об экономке и варенье. А ведь зря! Пытаюсь понять, что меня так удивило в поведении босса? Может его безразличие? Он ведет себя так, будто ему все равно. Словно произошедшее не имеет к нему никакого отношения. Согласитесь это очень странно, зная, что у тебя недавно пытались похитить ребёнка, а также кто-то испортил твой ноутбук с важными документами, а теперь еще и, оглушив охранника и усыпив собаку, пытался проникнуть в дом, делать вид, что ничего не произошло? Странно, очень и очень странно. Я должна в этом разобраться, но как в одиночку это сделать? — Не лезь, — вновь пристает внутренний голос, но я вяло отмахиваюсь, так мне важно успеть обдумать все до того, как усну. Правда мысли вновь переносятся к Герману и вот я уже мучаюсь вопросом почему он спрашивает, что у нас тут случилось? Вадим же все рассказал ему по телефону, я сама слышала. Может быть Герман в отличие от босса видит дальше собственного носа? А может Вадиму есть что скрывать? Тогда это многое объясняет. С кем же мне поделиться этими догадками? Я еще немного поразмышляла на эту тему, но в итоге сон все-таки сморил меня, и я уснула, нежно обняв дочку, чтобы утром проснуться от непривычной тишины. Булочки рядом не было, как и не было слышно голосов моих домочадцев. Я наспех оделась, причесалась и умылась. Спустилась вниз, туда, откуда раздавались приглушенные голоса, и в изумлении застыла на месте. В столовой Герман, Вадим, Катя, Миша, Ариша и Артем мирно пили чай, а Ксения подливала им кипяточек из чайничка. — Доброе утро, мамуль. Ты так крепко спала. Жалко было будить, — поздоровалась старшенькая. Я на автомате кивнула и застыла посреди комнаты. — Маша, проходите, присаживайтесь, — пригласил Вадим и я послушно прошла и плюхнулась на свободный стул. Герман подскочил, чтобы отодвинуть его для меня, но я жестом остановила сей благородный порыв. Этого еще не хватало! «Что за бред происходит?» — хотелось спросить мне, но сказала я совсем другое. — У нас какой-то праздник? Простите, я не знала. — Нет, просто Герман Фридрихович решил ранним утречком заглянуть с подарками. — Аа... Как-будто это что-то объясняет. Как-будто это рядовое событие. Я постаралась спрятаться от взгляда Германа Фридриховича и сделать вид, что мне совсем-совсем не интересны ни его приход, ни он сам. Помогла Аришка, отвлекла мое и всеобщее внимание на себя, попросив помочь ей нарезать торт. — Торт утром — это моветон, утром надо кашу есть... — зачем-то буркнула я, хотя кто меня вообще спрашивал? Сиди себе, Маша, молчи в тряпочку, глядишь за умную сойдешь. — Согласен. Но если честно повод все-таки есть, у меня сегодня день рождения. — Да ладно? Чего ж ты молчал, сейчас за коньячком сгоняю… — тут же подорвался босс, но бывший остановил его одним лишь жестом. — Нет-нет, не сейчас, Вадик, тут же дети. Мы потом с тобой посидим, отметим. — А, ну да... — расстроенный шеф сел на место, а на Германа со всех сторон посыпались поздравления. Я тоже промямлила свое «поздравляю» и теперь гадала какого черта он врет? Ведь день рождения-то у него в марте. — А мы тут, пока ты спала, даже историю придумали с Булочкой. Правда, Катя? Дочка весело подтвердила и начала пересказывать мне эту самую историю, а я молча смотрела в тарелку и только и могла, что кивать. — Хорошая история? — спросил Герман, когда Катя закончила пересказ. — Да. — отрывисто ответила, стараясь не смотреть в его сторону. — Я знал, что тебе понравится... Усмехнулась и покачала головой, но, встретившись глазами с Германом, чуть не стекла вниз по стульчику от его пронзительного взгляда. Он смотрел на меня так, что мне даже дышать стало трудно, не то, что торт есть и вести светские беседы за столом. — Простите, мне нехорошо. Ксюша, присмотри за ребятами, я сейчас вернусь... — я слишком резко, резче чем хотелось бы, встала из-за стола, и поспешила сбежать. Сбежать подальше от этих сумасшедших голубых глазах и от него самого. Не знаю, зачем Герман здесь, но у меня нет абсолютно никаких сил видеть его и дальше. Мне нужна передышка. Я поднялась в ванную на втором этаже, умылась холодной водой и посмотрела на себя в зеркало. В отражении какая-то странно худая, бледная девица отчаянно вытирала непрошенные слезы. Что с тобой, Маша? Прекрати истерить, ты же не пятнадцатилетняя барышня, чтобы сходить с ума от одного только взгляда? Посмотри на себя, на кого ты похожа? Просто красотка. Ничего не скажешь!