– Кристофоро Коломбо! – пробормотала я вслух. – Вы знали Колумба? Вы и во времени путешествовали? – спросил он все тем же непринужденным тоном, как будто мы обсуждали новинки кино. – Нет, но я знавала одного апулийца, который любил так ругаться, – машинально ответила я. Кажется, я сошла с ума. Впрочем, последнюю пару лет это ощущение возникает у меня настолько часто, что я ему даже не удивляюсь. Аллегра шепнула мне: «Правда, он классный?» Она меня бесила с самого момента моего появления здесь, моя внутренняя радость. Этот странный тип, который вызывал во мне самые противоречивые чувства, отчего-то ей безумно нравился. – Вы скрапбукер? – спросила я. – Нет, музыкант. У вас там есть музыка? Знаете, это такие звуки… Постойте, я сейчас включу радио. Или, хотите, сыграю вам что-нибудь? – Спасибо, не надо. Я знаю, что такое музыка. Стойте, что значит, «у вас там»? «У нас» – это где? – Ну на Меркануре. На вашей планете, как вы ее там назвали. На этом месте итальянские фразы у меня кончились, и я выдала такую непереводимую игру слов, что сама себе удивилась. – Вы уже научились обворожительно материться. – Он слегка поклонился мне, весь его вид выражал безграничное уважение. Внешность человека, который сидел напротив меня, настолько не сочеталась с его манерой речи, что я никак не могла понять, где же все-таки нахожусь: на Том Свете или на этом. Вид за окном был настолько же привычным, насколько унылым. Обстановка квартиры с одинаковым успехом могла бы существовать в обоих мирах, однако для Меркабура она все же выглядела более естественной. Пожалуй, надо начать с того, как мой новый… э-э-э… друг? В общем, с того, как он отреагировал на мое появление. Когда он ни капельки мне не удивился, я сразу решила, что попала на Тот Свет. Даже успела забеспокоиться, смогу ли выбраться обратно, но маме я доверяла на все триста процентов. Если она сказала, что это будет безопасное место, значит, смогу здесь пережить и прямое попадание многотонной бомбы. – Здравствуйте! А я вас ждал. Простите, я не одет, – произнес он после того, как я запуталась в проводах и с грохотом обрушила на себя настольную лампу. Нечто подобное мог бы легко сказать хранитель альбома, обитатель открытки, одним словом Человек с Того Света, но никак не обыватель, внезапно разбуженный посреди ночи в собственной квартире незнакомой девушкой. Я бы на его месте заявила что-нибудь совсем другое. И позвонила бы в полицию. Впрочем, меня такое положение вещей только радовало. Меньше всего мне хотелось объяснять, как я к нему попала и почему собираюсь у него торчать. Аллегра так и вовсе пищала от удовольствия. Я охотно согласилась на предложенную мне раскладушку и чистую постель, тем более что у меня зверски раскалывалась голова, и быстро заснула. Никогда раньше мне не приходилось задумываться о том, спят ли на Том Свете. Первое, о чем я подумала утром, когда проснулась в новой постели, – это что карусель забросила меня в прошлое. Случается и такое, но Кодекс предупреждает: «Не пытайся изменить время». Я даже знаю одну женщину, которая попробовала сделать это, что закончилось для нее весьма печально. Меня разбудила классическая музыка. Безумно люблю оперу, но в остальной классике разбираюсь не очень хорошо. Звучало что-то романтическое и веселое. Может быть, Моцарт? Я с трудом приподнялась на раскладушке и кое-как села. Не могу сказать, что это была самая удобная штука для сна. Последний раз мне приходилось спать на такой лет примерно в двенадцать, когда в гости приезжала толпа родственников. Источником музыки оказался старый проигрыватель с большой прозрачной крышкой, в котором крутилась пластинка. У моих родителей тоже такой был лет тридцать назад. Только колонки у нас были обычные, маленькие, а здесь по углам стояли две махины в полированных деревянных корпусах с динамиками разных размеров и ручками-переключателями. На этажерке у стены плотными рядами выстроились конверты с пластинками. Еще одна стопка привалилась к этажерке. Софью бы от этой виниловой свалки за уши не оттащить было. Телевизор в углу комнаты тоже словно явился из далекого детства – пузатый, с кнопочками переключения каналов сбоку, марки «Горизонт». Почти всю комнату занимал рояль – старинный, но в отличном состоянии, с красивым резным пюпитром и надписью «J. Becker». Над роялем висели плакаты с Элвисом Пресли, Джерри Льюисом и еще какими-то рок-н-ролльщиками. К лакированному боку прислонилась электрогитара. Возле дивана на полочке я заметила телефонный аппарат – тоже старый, с крутящимся диском. Я схватила сумочку, достала мобильник – отключен. Вспомнила, что обещала маме не включать его. Поспешно натянула джинсы, бросилась к окну – и вздохнула со смесью разочарования и облегчения. Во дворе стояло несколько иномарок, толстая тетка тащила пакеты с надписью «Полтинничек». А жаль, любопытно было бы вернуться во времена, когда родители были молодыми! Вытертый паркет под ногами скрипнул. – А, вы уже проснулись! Доброе утро! Чай будете или кофе? – В комнату вошел мой новый знакомый, и я снова поразилась странному впечатлению, которое он на меня производил. По лицу его, грубому и красному, с заметными порами, и по плотной, приземистой фигуре можно было предположить, что я разговариваю с грузчиком или человеком еще какого физического труда, тем, кто работает на воздухе и чья кожа все время страдает от солнца, ветра или мороза. Однако руки его – ухоженные и мягкие, без следов мозолей или въевшейся грязи – мою теорию о такой профессии не подтверждали. Подобные лица бывают у алкоголиков, но других характерных для пьяниц примет – красных глаз, отеков или типичной обрюзглости – я не заметила. Его светлые, почти белые, но не седые волосы были подстрижены под горшок, щеки – гладко выбриты. Так мог бы выглядеть помятый жизнью Иванушка-дурачок ближе годам к пятидесяти. «Такой красавец», – умилительным тоном заключила Аллегра. – Надеюсь, вы разделите со мной холостяцкий завтрак. Чем бог послал, как говорится, – сказал «красавец». – Милости прошу, сюда, пожалуйста. – Я только умоюсь, – ответила я сонным голосом. – Конечно. Только вам все равно на кухню. Какой же я невежливый! – спохватился он. – Я же не представился! Меня зовут Аркадий, и я очень рад вас приветствовать в моем скромном жилище. – Инга, – сказала я. Он протянул мне широкую ладонь, и я уже собиралась пожать ее, как вдруг он элегантным движением подхватил мою руку и поцеловал, едва ощутимо прикоснувшись сухими губами. – Простите, а у вас ванна… только тут? – изумилась я, когда вошла на кухню. Если бы я была диковинным цветком, то и в самом деле решила бы, что этот зеленый уголок – самое безопасное для меня место. Солнце почти не проникало на кухню, потому что окно снизу доверху опутали ползучие и висячие растения. По натянутым под самым потолком веревкам они тянулись дальше – к шкафчикам и холодильнику. Повсюду стояли горшки самых разных размеров и висели кашпо. Судя по мясистым зеленым листьям, толстым стеблям и нежным распустившимся цветкам, растения чувствовали себя на кухне отлично. В воздухе пахло влажной землей и листвой, как в лесу после дождя. Возле противоположной от окна стены стояла самая настоящая белая эмалированная ванна, символически отгороженная от остального пространства деревянными решетками, по которым тоже вились растения. Над ванной висела пожелтевшая газовая колонка. – Что поделаешь, такая планировка, – развел руками Аркадий. – Очень старый дом. Я сразу же решила, что не задержусь в этой квартире надолго. Не ходить же немытой, но и ванну принимать на кухне – вот уж увольте! «Можно вообразить, что ты купаешься в озере посреди леса», – услужливо подсказала Аллегра. Я кое-как умылась, и мы уселись за стол. Аркадий вел себя так, словно носил фрак и ел на завтрак ананасы в шампанском. На самом деле одежда его довершала противоречивость общего впечатления. Потрепанные манжеты видавшей виды вельветовой рубашки едва держались на рукавах, на локтях красовались аккуратно пришитые заплатки, а джинсы выцвели так, словно провисели на солнце пару тысяч лет. Из драного тапка высовывался большой палец в рваном носке. Вот что, оказывается, называют «дырка на дырке». Однако одежда вместе со всеми дырками была безупречно чистой, а от ее обладателя пахло свежестью и хорошим одеколоном. «Когнитивный диссонанс» – так сказал бы про Аркадия папа. Я бы не удивилась, если бы мой новый знакомый предложил мне позавтракать суши с вареньем. Однако бог послал нам с Аркадием завтрак по-английски: овсянку, яйца в мешочек, в меру прожаренные тосты, мед и отличный кофе. Мы сидели на самой нелепой кухне, какую мне только доводилось видеть, и вели самую странную светскую беседу в моей жизни. Тосты по-домашнему пахли сливочным маслом и корицей. Из комнаты доносился мелодичный перезвон трубочек, которому тихонько подпевала Аллегра. Моя радость пришла в такой неописуемый восторг, что время от времени на моем лице расплывалась дурацкая и неуместная улыбка, которую просто невозможно было сдержать. Влюбилась она в Аркадия, что ли? Это что, получается, часть меня в него влюбилась – в стареющего Иванушку-дурачка в дырявых носках?! Я мысленно дала сама себе пинка под зад. – Ваше появление мне предвещали сны, – сообщил Аркадий, намазывая тост вареньем. – Сны? – переспросила я. – Да, я к своим снам очень внимателен. Вот, к примеру, к деньгам или получке мне завсегда снится дождь. Если ливень, то хорошая будет получка. А если капает чуть-чуть, то так себе, значит. И любовные приключения мне тоже в снах предвещаются. Я чуть не поперхнулась. «Любовные приключения» так же вязались в моем представлении с этим мистером «Рваная рубашка», как модный показ – с колхозом «Красная заря». Нет, если бы он сказал «перепихон», я бы еще могла представить себе рядом с ним продавщицу из продуктового магазина в химических кудряшках и с ярко-красной помадой на губах, но «любовные приключения» – это звучало чересчур по-книжному, чтобы быть правдой. Видимо, взгляд мой сказал многое, потому что Аркадий развел руками и извинительным тоном произнес: – Да, есть за мной грешок, что поделаешь. Люблю женщин, и они меня любят. Ну, если его женщины любят, значит, мы точно на Том Свете. Тут, на утопающей в зелени кухне с ванной, было особенно легко в это поверить. Но даже в таком случае мне бы вовсе не хотелось, чтобы сон с моим участием предвещал Аркадию любовные приключения. – И что же вам про меня приснилось? – уточнила я на всякий случай. – Прекрасные зеленые горы. Утренняя прохлада, первые лучи солнца. – Звучит неплохо, – улыбнулась я. – Да, – кивнул Аркадий. – Я был пастухом, и к моей отаре прибилась новая овца, юная и прелестная. Я чуть не подавилась овсянкой. – Это была не совсем обычная овца, – добавил он. – У нее на ногах были золотые туфельки, и она пришла со своими ножницами, которые висели у нее на боку, запутавшись в шерсти. Я посмотрела на него с крайней степенью подозрения. Что он знает о ножницах? И тут он мне задал вопрос о прошлой жизни, плавно перетекший в беседу о планете «Мерканур». Я решила принять его игру. В конце концов, с сумасшедшими надо разговаривать на их языке. – Аркадий, а где вы работаете? – начала я издалека. – Куда бог пошлет, там и работаю. Куда позовут, там и выступаю. – И куда бог собирается вас в ближайшее время послать? – Пока никуда. – Аркадий зачерпнул ложку меда. – Поэтому сегодня я намерен весь день наслаждаться чтением книг. Недостатка в книгах у него не было, это я заметила еще в прихожей, где всю стену снизу доверху занимали полки, и я чихнула, проходя мимо. Спокойно можно пару веков наслаждаться чтением. – Вот что, Аркадий, – заявила я тоном, каким раньше разговаривала со студентами накануне экзаменов, – у меня есть важное дело. Тут, на вашей планете, в тентуре. Я тут немножко у вас поживу, вы не против? – Ну что вы! Вам незачем спрашивать об этом! Конечно, все мое жилище в вашем полнейшем распоряжении. Я ведь ждал вас. Возможно, в одном из своих прошлых воплощений я обидел какое-то иное, хм… инопланетное существо. В таком случае, мое предназначение в этой жизни – предоставить вам кров и убежище, и я выполню его со всем моим усердием и огромнейшим удовольствием. – Он отправил в рот ложку меда, и на лице его отразилось такое блаженство, словно ему в четыре руки делали массаж обнаженные красотки. «Оооооо, – простонала Аллегра. – Как он умеет радоваться! Оооооо!» – А потом и помирать можно? – не удержалась я и съехидничала. Если бы у Аллегры были руки, она бы сейчас пихнула меня локтем в бок. Но рук у нее не было, поэтому она просто заорала на меня: «Ты что! Погляди – радость-то какая! Быть чьим-то предназначением! Мы с тобой его осчастливим, осчастливим». Мне идея с предназначением тоже понравилась, однако совсем по другой причине: если он и впрямь в это верит, я этим воспользуюсь. – Если так, то я бы желал видеть вас в гостях как можно дольше. – Аркадий изобразил поклон. – Весь к вашим услугам. Я отмахнулась от Аллегры и продолжила: – Очень вас попрошу: никому, слышите, ни одной живой душе про меня не рассказывайте! Никому не открывайте дверь, никого не приводите в дом. – Буду нем как сушеная рыба, – кивнул он. – Мне нужно, чтобы вы меня не беспокоили. Например, если я буду сидеть в комнате, а вы – на кухне, вы не должны ко мне заходить. У меня очень сложное оборудование, ваше присутствие будет влиять на его настройку, и я не смогу выполнить свое задание. Тут я почти не врала. Трудно настроиться на тонкую работу с Меркабуром, когда в комнате посторонний, да еще не скрапбукер. Как назло, у Аркадия в квартире почти не было дверей, не считая входной и ведущей в туалет. Комнату от прихожей отделяла лишь символическая занавеска из бамбуковых «висюлек», какие были популярны в восьмидесятые. Заставить его, что ли, дверь поставить? Нет, это слишком долго. Аркадий смиренно вздохнул, видно было, что ему ужасно любопытно посмотреть на мое «оборудование», тем более что я появилась в его квартире с одной только сумочкой. – Если вы хотите выполнить свое предназначение достойным образом, вы не должны заглядывать ко мне даже на секундочку, даже одним глазком. – Я была уверена, что именно этот аргумент сработает лучше любого другого. Он отправил в рот последний кусочек тоста и снова печально вздохнул. – Вот что, Аркадий! А давайте-ка я дам вам задание! – Пришла мне в голову идея. – Раз уж вы не работаете сегодня, то, может быть, отложите наслаждение чтением для другого, более подходящего момента? – Конечно, я буду рад помочь. – Аркадий еще разок демонстративно вздохнул, тем не менее сразу оживился и принялся складывать тарелки.