Он, правда, только что сказал это? — Не вам решать, учиться мне или нет! Его челюсть сжимается, и мой желудок делает то же самое, мгновенно понимая, что это неверный способ ведения переговоров. Он приближается ко мне, и я отступаю назад, пока не ударяюсь спиной о стену позади меня. Я поёживаюсь от холода камня, который проникает сквозь толстый гобелен, висящий над ним. Король поднимает руки к моим плечам. Я отмахиваюсь от них сердитым толчком. Вместо этого он хватает меня за запястья, толкает мои руки вниз по бокам, а затем поднимает свои руки к моим локтям и поднимает меня вдоль стены. Он склоняет своё лицо очень близко к моему, его глаза не отрываются от моего изумленного взгляда. — Всё, что ты делаешь или не делаешь, это моё решение, — выдыхает он, — всё, что кто-либо в этом мире делает или не делает, — его взгляд опускается вниз по моему лицу, затем снова поднимается к глазам, прежде чем он продолжает, — зависит от меня. Он придвигается ещё ближе. Мы практически соприкасаемся носами. Моё собственное дыхание замирает в горле, когда я начинаю чувствовать себя загнанной в угол, запертой. — Я не буду этого делать, пока мои рёбра не заживут, — говорю я, захлопывая рот от его рычания. Так я слишком уязвима. Моя паника нарастает, когда он продолжает говорить: — Если я говорю кому-то не есть две недели, то он не ест, — его голос становится громче. — Если я хочу, чтобы все люди день ходили без ботинок, они это сделают. Я изо всех сил борюсь с его хваткой. — И если я не хочу, чтобы Рон учил тебя водить упряжку, он точно, чёрт возьми, не будет учить тебя водить упряжку. Его грудь прижимается к моей. Его бёдра вдавливаются в мои верхние части бёдер, прижимая меня к стене. — Ты не будешь этого делать, — говорит он мне на ухо. Я закрываю глаза, когда чувствую, как начинают наворачиваться слёзы. Отворачиваю от него голову, но несколько слезинок стекает по каждой стороне моего лица. — Пожалуйста, отпустите меня, — шепчу я. Я слышу резкий вдох. Он ослабляет хватку на моих запястьях. Мои ноги подгибаются, и я опускаюсь вниз. Я поднимаю руки вверх и скрещиваю их на груди, а он делает небольшой шаг назад. Я выпрямляюсь, прохожу мимо него и собираю части своей вуали. Мои ноги как будто готовы подкоситься в любой момент. Повернувшись к нему спиной, я дрожащими руками возвращаю материал и ободок на место. Не говоря ни слова, я покидаю комнату. Легко скрыть своё беспокойство, пока я нахожусь с другими женщинами. Сегодня у Жаклин собралась большая компания, и все они с волнением обсуждают завтрашний бал. Её дом похож на дом Фионы. Однако цвета здесь более сдержанные, и всё расположено более строго. — Тебе нужно платье, — говорит мне Фиона. Она начинает говорить о том, чтобы одолжить мне одно из своих. Я описываю платья Тога, которые мы носим дома, и Жаклин смеётся над моим описанием, уходя из комнаты за своим собственным платьем. Пока её нет, женщины сплетничают о бале. Разговор переходит к первому танцу, открывающему бал. — Бал должен открываться танцем Короля и Королевы, но, поскольку Джован пока не женат, он должен танцевать с женщиной, обладающей наивысшим титулом, а это Арла, монстр-потаскушка, — говорит Грета, одна из молоденьких незамужних Брум. Унылые комментарии наполняют комнату. — Нет, — вздыхает Фиона. — Больше нет, — она указывает прямо на меня. — Олина — принцесса. Её титул выше. Женщины в комнате визжат и кричат. Две из них хватаются за руки и кружатся по кругу. Всё, что я чувствую, это ужас от понимания, что мне придётся танцевать с Королем после сегодняшнего утра. Возвращается Жаклин и, подпрыгнув от радости по поводу предполагаемого падения Арлы, протягивает мне несколько полосок материала. — Ты уже частично закончила шить платье? — спрашиваю я Джеки. Фиона разражается смехом. — Это её платье. Все наши платья похожи на это. Мой рот открывается, я выхватываю платье из рук Джеки и поднимаю его вверх. Клочки ткани покроют основные части, но мало что ещё. Я задыхаюсь и пихаю его обратно Джеки, которая смеётся так сильно, что слёзы текут по ее лицу. Фиона начинает говорить о том, чтобы снова надеть на меня платье. Я жду удобного случая. — Пожалуйста, не утруждай себя этим. Я сомневаюсь, что пойду на бал. Это не для меня. Но, надеюсь, вы все хорошо проведете время. Это заявление встречает категорическое возражение. Джеки и слышать об этом не хочет, но я непреклонна в своём отказе. — У меня были более закрытые платья, когда я была моложе. Мой отец не выпускал меня из дома в таких платьях до двадцати лет, — Грета указывает на платье Джеки. Хотя моя истинная причина не идти — избежать танца с Джованом, но ношение откровенного платья меня тоже слегка беспокоит. Я цепляюсь за это оправдания. — Спасибо, но я буду чувствовать себя уязвимо. — У тебя отличная грудь и прекрасная фигура. Тебе не о чем беспокоится, — вспыхивает Джеки. Могу сказать, что она начинает немного злиться, но я не собираюсь поддаваться давлению или колебаниям. Я заставляю себя не прикрывать грудь, пока все смотрят на неё. Я бормочу оправдание, что хочу пойти в туалет, чтобы сбежать от давления. Слуга проводит меня в ванную, и я не тороплюсь покинуть её, не испытывая никакой потребности в удобствах, кроме как использовать их в качестве предлога. Я сажусь на край ванны, под ней в каменном круге лежат бусины Пиопа для подогрева. Одно из изобретений Аднана. Мой взгляд исследует комнату. За ширмой над камерным горшком находится сиденье. Оно гораздо красивее, чем то, которое я использую в замке. Я хмуро смотрю на мерцающий свет в дальнем углу комнаты, и моё сердце замирает, когда я понимаю, что это такое. Там над большой неглубокой чашей для мытья висит зеркало. Я знаю, что это зеркало, хотя никогда в жизни не видела его. Блестящее стекло заполняет раму, и я вижу маленькое окно в дальнем конце комнаты, отраженное на его поверхности. Я трепещу, когда мой разум постигает предоставленную мне возможность. После секундного колебания я встаю и делаю шаг к нему. Мои руки задерживаются у края вуали. Я играю с тканью, и мой взгляд становится пустым, когда я прислушиваюсь, как страх борется за контроль. Мои руки трясутся. Страх победил. Я опускаю руки по бокам и отворачиваю голову. Я не могу сделать этого. Раздается стук в дверь. — Олина. Ты в порядке? — я слышу приглушенный голос Фионы по другую сторону. — Да. Просто поправляю вуаль, — говорю я, направившись к двери, полагаясь на то, что её уход от этой темы спасёт меня от лишних вопросов. Я открываю дверь и выхожу. — Ох, — её щеки краснеют. — Я подумала, что ты можешь попытаться сбежать от наших попыток убедить тебя пойти на завтрашний вечер. Я убедительно смеюсь. — И это вполне возможно. Дамы продолжают общаться, и день постепенно подходит к вечеру. Больше никакого упоминания о моём присутствии на балу. Иногда я присоединяюсь, но не могу перестать думать о зеркале. Каждый раз, когда я это делаю, гнев грозится разорвать меня. Что за трусиха! Не важно, как далеко я нахожусь от матери, она всё ещё может контролировать меня. Я сжимаю кулака, представляя, как она смеётся надо мной со своего балкона в комнате пыток. Я так далеко от неё, как никогда в жизни, но я всё ещё в её тюрьме. ГЛАВА 27 За завтраком женщины всё также взволнованы. Я вообще не знаю, зачем они здесь. Не похоже, чтобы они что-то ели. Может быть, это традиция. Я не собираюсь идти на бал, так что выбираю по обыкновению себе грушу и сажусь наблюдать за их странным поведением. Нежная Фиона огрызается на Санджея, когда он дразнит её на счёт того, что она не ест, и начинает рассказывать обо всех приготовлениях, которые она должна сделать до начала бала. Я думаю, что они проголодаются, но не смею ничего сказать. Бал начинается во второй половине дня, и завтрак — это единственная трапеза, которое подаётся до него. Я усмехаюсь, глядя на широко распахнутые глаза мужчин. Все женщины одновременно встают. У них, наверное, имеется какой-то способ определения времени, о котором я не знаю. Я задерживаюсь с делегатами, с удовольствием слушая их разговоры о своих женах. — Говорю тебе, Аднан. Не женись, — со стоном говорит Роман. Я открыто хихикаю над его отчаянием, и Санджей поворачивается ко мне и пригвождает меня пристальным взглядом. — И почему ты не идёшь делать маникюр и укладывать волосы, или что они там делают? — говорит он. Я пожимаю плечом, не желая ввязываться в это. Я удивлена, что они ещё не знают. Санджей мрачно хмыкает. — Как будто нам есть дело до этого дерьма. Пока Фиона в платье, в котором я могу видеть практически всё, я счастлив. Я улыбаюсь, сегодня ночью Санджей действительно будет счастливым мужчиной. — Но не забудьте, что вы должны упомянуть все те вещи, которые они сделали, иначе они рассердятся, и не будет смысла видеть «почти всё», потому что вам не позволят рассмотреть остальное, — говорит Роман.