Под Стамбул словно заложили пороховую бочку. Кёсем-султан принимала в Старом дворце всех, недовольных поведением и указами султана Ибрагима. А таких нашлось немало. В довершение всего через месяц после свадьбы Хюмашах узнала, что ждет ребенка. Новость тут же распространилась из гарема, где в честь этого события всех рабов щедро одарили золотом, по всему Стамбулу. Вертихвостка ждет ребенка! Телли беременна! Дитя двух слабоумных наверняка заявит права на трон! И что тогда ждет Великую Порту?! Какова судьба огромной Османской империи? Приближалась весна… Агония * * * – Стамбул… Наконец-то! Я уж думал, что эта зима никогда не закончится! Мы понесли огромные убытки, – уныло сказал Саид-ага, капитан галеона, на котором по осени прибыли в столицу грузинская княжна Нана и ее служанка Анна. Помощник капитана с грустью вспомнил пустой трюм. Матросам нечем платить жалованье, торговля замерла. Они вынуждены были зимовать на Родосе. Проклятые венецианцы заблокировали пролив Дарданеллы, и только сейчас галеону удалость прорваться в столицу, чтобы договориться с каким-нибудь торговцем о перевозке ценного груза. Или найти богатых пассажиров. – Аллах обязательно поможет нам, Саид-эфенди. – Интересно, что стало с той строптивой девчонкой? Жива ли? Помнишь ее? Она называла себя невестой султана. Из-за нее мы сбежали тогда из Стамбула, взяв товары не глядя. Гнилье оказалось. И мы застряли на всю зиму на Родосе. Будь она проклята! – Небось давно уже продали на невольничьем рынке какому-нибудь старику. Или ее купил хозяин веселого заведения. Если строптивица не унялась, ее забили до смерти. Нашли о ком вспомнить, эфенди… Надо бы пойти на базар, там мы узнаем все новости, да и богатого купца скорее отыщем, у которого товар на складе залежался. Они сразу заметили, что в городе неспокойно. Обсуждали падишаха и его молодую жену. – Повелитель совершил никях? – удивился Саид-ага. – Каких только чудес на свете не бывает! Жаль, мы с тобой не увидели эту свадьбу, – с сожалением сказал он своему помощнику. – Вертихвостка Телли совсем вскружила голову нашему и без того слабоумному султану, – презрительно сказал хозяин кофейни, ставя перед ними дымящиеся чашки и холодную воду. – Тихо ты! Как смеешь обсуждать самого падишаха! – одернул его Саид-ага. – Давно же вы не были в столице. Все только и делают, что посылают проклятья нашему султану и его беспутной Телли. Он выгнал из дворца свою мать, чтобы угодить вертихвостке. А своих сестер сделал ее служанками. А гаремом теперь вон она заправляет, – презрительно кивнул турок на богато одетую молодую женщину, которая, важничая, вышла из ювелирной лавки явно с покупками. – Кто это? – переглянулись моряки. – Главная калфа гарема Топкапы и его казначейша. Госпожа опять послала ее к ювелиру, все никак не насытится. Хорошо, если бедняге заплатили. Даром все забирают, на что эта проклятая Телли положит глаз. – Постой… – Саид-ага вгляделся в лицо хатум, которое та и не скрывала. Так вели себя только женщины из самого низшего сословия, да неверные. – Да это же… – Точно! – помощник поднялся и крикнул: – Эй, как там тебя! Калфа! Женщина недовольно обернулась. Но, похоже, узнала их, потому что направилась прямиком в кофейню. Хозяин заведения поспешно смахнул со стола крошки и залебезил: – Прошу, хатум. Что для вас? – Кофе принеси да сладости. Мужчины, неторопливо потягивающие кофе за другими столами осуждающе покачали головами: видано ли, чтобы женщина так вольно себя вела! А этой все нипочем! Но Анна невозмутимо взяла чашку кофе и тут же за него заплатила. Хозяин расцвел: главная калфа султанского гарема была несказанно щедра. – Запамятовал, как тебя зовут, девушка, – напряженно посмотрел на нее Саид-ага. – Ты ведь была самой потасканной и никчемной рабыней из тех, кого я вез из Батуми в подарок нашему султану от паши Абашидзе. Не узнать тебя сейчас. Прямо госпожа! А что стало с той, другой? Которая строила из себя принцессу? Нана, кажется. Где она? – Она теперь законная жена нашего султана, и имя у нее другое – Хюмашах, – поджала губы Анна. – А ваши дела, как я вижу, совсем не идут? – она с усмешкой посмотрела на потрепанную одежду обоих мужчин и их исхудавшие лица. – Ссудила бы ты деньгами по старой памяти, – униженно попросил Саид-ага. – Выходит, мы тебя доставили прямиком к твоему счастью. А твое имя теперь как, хатум? Как называть тебя велишь? – Анна я. Мне другое имя ни к чему, не наложница я и не рабыня больше. Делаю, что хочу, хожу, куда хочу. А что корабль твой, эфенди, цел еще? – Ты только скажи – доставим, куда пожелаешь, – подмигнул Саид-ага. – Были бы деньги у хатум. – На-ка тебе, – Анна зыркнула по сторонам и полезла в тугой кошель. В подставленные руки удивленного Саида-аги посыпалось золото. – Я буду платить и тебе, и твоим матросам. – А что ты хочешь взамен? – все больше удивлялся капитан галеона. – Делай, что скажу. Придет от меня человек – слушай его. Пока отвезешь на Родос товар: ткани, утварь кое-какую, одежду богатую, ковры. Ничему не удивляйся, вопросов не задавай. Все продашь, четверть денег возьмешь себе. Жить будешь во дворце Паргалы, пока в море не выйдешь. Знаешь, где это? – Как не знать? Да кто же меня туда пустит? – Дворец этот теперь моей госпожи. Все равно что мой. Я там главная, и все меня слушают. Делают, что скажу. Будешь мне служить. Есть человек один, Исмаил-эфенди. Его тоже будешь слушать, как меня. Золота будет, сколько скажешь. Мне тебя Бог послал. Давно ищу человека, у которого есть свой корабль. Твое судно – мой товар. Понятно я сказала? – Анна без особого удовольствия допила кофе. И что только турки в нем находят? Повсюду эти кофейни, мужчины сидят в них часами, обсуждая новости из дворца и с войны на Крите. – Откуда столько добра, хатум? – удивился Саид-ага. – Сказала же – не спрашивай! – прикрикнула Анна. – Знай дело свое делай. Грузи на борт да вези подальше от Стамбула. Главное, чтобы не в убыток. Кому служишь, не говори. Торговец, мол. А что женщина я, так тебе что за дело? Нынче сам султан у женщины под башмаком. – Вот времена наступили, – переглянулись мужчины. Но выбирать им не приходилось. Столица захудала, денег не было даже у янычар, война с венецианцами оказалась скорее разорительной, чем богатой на добычу. А в султанском дворце, похоже, хаос. Падишах не ведает, что у него воруют. А коли он дурак, отчего не поживиться? …Беременная Хюмашах отчаянно капризничала. Ее настроение менялось чуть ли не каждую минуту. То она просила каких-то особенных блюд, много сладкого и чтобы ее постоянно развлекали. То желала наряжаться и новых драгоценностей, говоря, что старые ей надоели. То шла без приглашения к султану и требовала ее впустить. Беспрестанно звала к себе Анну и тут же ее выгоняла, называя никчемной. Особенное наслаждение доставляло Хюмашах мучить трех султанш, которых Ибрагим отдал ей в услужение. Хюмашах придумывала для несчастных все новые и новые унижения. Айше помогала ей одеваться, Фатьма расчесывала волосы. А Ханзаде велено было подавать жене султана розовую воду для омовения рук после трапезы. Ибрагим лишь смеялся, когда сестры приходили к нему жаловаться. Сегодня утром пришла Ханзаде и в дверях упала на колени: – В моих жилах течет благородная кровь отца твоего, великого султана Ахмеда! – со слезами сказала она. – А я омываю руки какой-то девчонке! Как рабыня, не как сестра султана и дочь султана! За что ты наказал меня и сестер, Ибрагим? – Вы проявили неуважение, уехав со свадьбы. Вы не прислали богатых подарков и не поздравили мою законную жену. Вы не шли впереди нее в Топкапы из дворца Паргалы. Теперь прислуживайте ей, как подлые рабыни! Я сломлю вашу гордость! Если захочу, то завтра ты вымоешь полы в покоях Хюмашах! И будешь стирать ее белье! Потому что я султан! А она – моя жена! – Ты безумен, – с удивлением сказала Ханзаде. – Ведь знатные турки тебе этого не простят. Кто будет управлять твоим государством, Ибрагим? Конюхи и прачки, которых ты сделаешь визирями и калфами? Хотя все гораздо хуже. Говорят, что эта Анна, которая ходит по дворцу, задрав нос, была девкой в батумском борделе. Ты сделал из своего дворца бордель. Но я честная женщина и султанша. Мне и сестрам здесь жить зазорно. – Ну так убирайтесь! – рявкнул Ибрагим. – Но учти: как только вы покинете Топкапы, я сочту, что это бунт. Все ваше имущество будет конфисковано в казну, а вы трое объявлены изменщицами. Изменить моей жене – это все равно что изменить мне! А ты только что отказалась ей служить. Эта служба – твой долг. Потому что я твой повелитель. – Ты был моим братом, – сказала Ханзаде, вставая с колен и вытирая слезы. – Которого больше нет. Я принимаю сторону матери. Надеюсь, мои сестры поступят так же. Мы уезжаем в Старый дворец. – Вон!!! – затопал ногами Ибрагим. – Не желаю видеть! Обе сестры поддержали Ханзаде. Всего за месяц Телли довела султанш до того, что они видеть ее не могли и даже слышать ее голос. Постоянные капризы. Принеси то не знаю что. Поэтому и Айше, и Фатьма вслед за Ханзаде-султан поспешно собрали свои вещи и уехали к матери. Хюмашах очень расстроилась, узнав об отъезде султанш. У нее словно отобрали любимые игрушки. Ей так нравилось видеть, как злятся Айше и Фатьма, кланяясь жене своего брата-султана. А Ханзаде беззвучно плачет, вытирая полотенцем руки Хюмашах после омовения. Нравилось их унижение и ненавидящие взгляды. Нравилось посылать их со всякими глупыми поручениями, а потом ругать за то, что эти поручения выполнены плохо. Называть султанш никчемными и глупыми. Кричать на них, доставляя удовольствие мужу. Ибрагим наслаждался свободой после отъезда матери и мстил своим сестрам за то, что молча приняли ее сторону. Он надеялся сломать Айше, Фатьму и Ханзаде, но их родовая гордость взяла верх над страхом оказаться в нищете. Султанши дружно уехали. – Почему ты их отпустил? – всхлипнула Хюмашах, прижавшись к Ибрагиму. – Я отобрал у них все их имущество. Теперь это все – твое. Ты самая богатая женщина во всей Османской империи. – Надо сказать Анне. Пусть она посмотрит, что там мне досталось от твоих султанш, – надула губы Хюмашах. – А их дворцы тоже теперь мои? – Все что пожелаешь. – Вели, чтобы этих подлых женщин никуда не выпускали. Пусть сидят взаперти, пока не попросят у меня прощения. – Как скажешь, моя госпожа. – Ибрагим нежно взял руки своей Телли и перецеловал каждый пальчик. Ни одного своего ребенка султан не ждал с таким восторгом и трепетом. Ему казалось, что это будет особенный ребенок. Обязательно мальчик. Сильный и смелый будущий правитель, грозный султан… – Повелитель! Хасеки рожает! Он вздрогнул: – Что такое? Как смел? Черный евнух попятился к двери, бормоча: – Исмаил-ага велел сказать, что у султанши Шекер Пара роды начались. Простите, повелитель. Я думал… – Скажешь, кто родился. Раньше не беспокой. – Ибрагим посмотрел на Телли, которая, похоже, злилась. – Почему у тебя столько жен?! – топнула ногой она. – Их тоже надо выслать из дворца!