Тем временем, облаченные в костюм мощи продолжали ораторствовать: — И когда машина моего клиента остановилась, сзади раздалось, без преувеличения истеричное бибиканье. Это, как вы понимаете, уважаемые господа, обвиняемый спешил по своим делам. Но не успел смолкнуть звук сигнала его дорого спорт-кара, как… — Ваша честь, заявляю протест. — Впервые с начала заседания голос подал Петренко. — Стоимость автомобиля моего подзащитного никоим образом не относится к рассматриваемому делу, и в данном контексте выглядит попыткой манипуляции. — Поддерживаю защиту, — судья важно кивнула, разрешая Санычу сесть, — сторона обвинения, поменьше эмоций в своем выступлении. Продолжайте. — Конечно, Ваша честь! Прошу прощения… так вот! Обвиняемый, не дав даже времени среагировать, выскочил из своего спорт-кара… Неугомонный представитель Бориса не смог молча проглотить замечание, поэтому просто убрал из своей речи слово «дорогой», особо выделив голосом «спорт-кар», подразумевая, что такой автомобиль не может дешево стоить. Все-таки, дурак он, хоть и очки напялил. Даже я, бесконечно далекий от судебных заседаний человек, и то понял, что судье этот выпад очень не понравился. Особенно, после сделанного секунду назад замечания. И, хоть законом предписывается судьям быть беспристрастными, но все мы люди, и ни о какой объективности и справедливости не может идти речь, когда в дело вмешивается даже толика эмоций. Судя по донесшейся от моего адвоката волны снисходительного веселья, он размышлял схожим образом. — … выскочил из своего спорт-кара и начал ломиться в автомобиль к потерпевшим, выкрикивая ругательства и угрозы. Сделав еще одну паузу, выступающий сделал небольшой глоток из пластиковой бутылки с минералкой. — А когда мой клиент вышел из автомобиля, пытаясь словами успокоить разбушевавшегося автохама, подсудимый выхватил травматический пистолет и произвел в него выстрел, стрелял совершенно не целясь, рискуя нанести повреждения в опасные области, попадание в которые запрещено самими основами применения огнестрельного оружия ограниченного поражения, тем самым ставя под угрозу не только здоровье, но и жизнь Бориса Дерзюка. По залу пронеслась волна шепотков, которую быстро прервал стук судейского молотка. Да, что ни говори, а речь подготовил этот хлыщ эмоциональную. Видимо, где-то глубоко внутри этого тщедушного очкарика чахнет драматург. — После того, как подсудимый произвел первый выстрел, пострадавший Борис Дерзюк упал на землю, не делая попыток подняться или каким-либо другим способом демонстрировать желание развивать конфликт. Но господину Сергею Секирину этого было недостаточно, прежде, чем успели выйти из машины и бросится на защиту своему товарищу остальные пассажиры, он прицелился в лицо Бориса и произвел второй выстрел! Тут уже зал зашумел куда сильнее, чем в прошлый раз. Даже я, признаться, подофигел от такого наглого пиз… кхм… неправдивого изложения. От недостойных выкриков с места меня удерживал только довольный Саныч и, пожалуй, больше ничего. Вся эта лживая речь с самого начала вызывала у меня только невероятное желание сломать очки говорившего. Сломать, естественно, не снимая с лица. Но я же не враг себе, чтобы допускать подобный перформанс в зале суда, вот и приходится слушать и терпеть. Судья стукнула пару раз молотком, а когда это не помогло, повысила голос: — Тишина! Граждане, соблюдайте тишину! Иначе дальше заседание пойдет за закрытыми дверьми! Угроза возымела действие, все притихли, даже журналисты не некоторое время перестали щелкать затворами фотоаппаратов. А очкарик довольно продолжал вещать. — К счастью, пострадавший успел закрыть лицо руками, поэтому попадание пришлось в тыльную сторону ладони правой руки. И потом, когда пассажиры вышли из автомобиля для защиты пострадавшего товарища, подсудимый открыл огонь и по ним тоже. Затем, не удовлетворившись причиненным ущербом, он нанес Борису Дерзюку несколько ударов по лицу, причиняя тому физические страдания и телесные повреждения в виде нескольких рассечений. К сожалению, видеокамер, направленных на тот участок парковки у спортивного заведения нет, поэтому весь это вопиющий беспредел не попал на запись. Но к делу приобщены медицинские заключения всех четверых пострадавших, а также их свидетельские показания. У меня все, Ваша честь. Очкарик уселся на место рядом с монстроподобным Борей, а я, наконец, осознал, почему обвинение выбрало такую позицию. Четверо свидетельских показаний с легкостью перевесят любые мои слова и утверждения. После заявления об отсутствии камер, мне стало очевидно, что этот момент они явно проясняли в «Воине», так что теперь были свято уверены в том, что состряпать обвинение на меня труда не составит никакого. Даже если потрепать нервы судье, что с успехом и делал очкарик, то это не сильно повлияет на исход процесса, поскольку иного выбора у правосудия не будет, кроме как вынести обвинительный приговор. Что ж, в принципе, не лишено смысла. Не исключено даже что этой схемой им доводилось неоднократно пользоваться. Пока я неспешно размышлял над диспозицией, то чуть не пропустил, когда ко мне обратилась судья. — Обвиняемый, вам понятна суть обвинения? — Да, Ваша честь. — Ответил я, немного замешкавшись. — Вы признаете свою вину? На этот раз ответил Саныч. — Нет, Ваша честь! У стороны защиты иное отношение к предъявленным обвинениям. — Что ж, понятно. Тогда перейдем к разбору доказательств. Сторона обвинения, прошу! Стукнув молотком, судья снова приняла скучающий и даже несколько отстраненный вид. Интересно, это все судьи так ярко демонстрируют, что им наплевать на наши мелкие проблемы? Поднявшись с места, снова заговорил очкарик. На этот раз речь была его еще более эмоциональная, описывающая все те физические и нравственные страдания, которые перенесла четверка беззащитных мордоворотов. Зачитал выдержки из медицинских заключений, пригласил каждого в отдельности как свидетеля. И каждый из трех выступивших «свидетелей», как три одинаковых шарманки, спели одну и ту же песню, которая полностью подтверждала версию обвинения. То же самое проблеял и сам Борис Дерзюк, единственный выступавший перед судом в роли пострадавшего. Присутствующий незаметной тенью прокурор только во всем поддакивал, неизменно упоминая о высшей мере наказания. Под конец очкарик настолько разошелся, что обратился напрямую ко мне. — Скажите, обвиняемый… Сергей, почему вам так нравится решать возникающие проблемы с помощью насилия? Тут же вмешался недремлющий Саныч. — Ваша честь, защита протестует. Данный вопрос не что иное, как очередная манипуляция с использованием пресуппозиции. Заявление о склонности моего подзащитного к насилию возведено в аксиому и не предполагает иного толкования. — Принимается. Обвиняемый может не отвечать на этот вопрос, как и на любой другой, заданный без моего разрешения. — Не удержалась от уколола и служительница Фемиды. — У защиты все? — Дождавшись кивка от пострадавших, утвердительного ответа от прокурора, судья снова вперила в меня свой апатичный взгляд. — Тогда суд заслушает сторону защиты. Вот теперь уже настала очередь Петренко. Еле сдерживая улыбку, он встал и начал толкать речь. — Что ж, долго мы слушали этот фарс. Теперь, Ваша честь, позвольте представить суду, как все происходило на самом деле. — Протестую! — Натурально взвизгнул очкарик. — Назвать заседание фарсом — это неуважение не только к участникам заседания, но и самому суду! Судья смерила сторону защиты долгим неопределенным взглядом из под полуопущенных век. — Согласна, — перевела она все тот же взгляд на Саныча, — защита, поясните свое заявление. — С большим удовольствием! Позвольте уточнить, что фарсом я назвал не заседание, а всю ту ложь, которую сфабриковала здесь противоположная сторона. — Это возмутительно! — Снова дистрофик в костюме не сдержал порыв своих эмоций, да такой мощный, что даже до меня немного докатилось. — Ваша честь, это… — Обвинение, сядьте! — Судья хлопнула молотком так, что аж подскочила подставка. Крепко ее, видимо, достал этот разодетый тип. А потом она обратилась к Петренко. — Надеюсь, вы понимаете, насколько серьезные обвинения сейчас озвучили? Хотелось бы увидеть вашим словам какое-нибудь подтверждение. — Естественно, Ваша честь! Позвольте… — в руках Саныча, как у заправского фокусника, появился черный пластиковый прямоугольник флешки, — позвольте походатайствовать о приобщении данных видеоматериалов к делу. А заодно и ознакомить с ними судебное заседание. После кивка судьи откуда-то вынырнул помощник по технической части, принял флешку и воткнул ее в порт висящего на стене телевизора метровой диагонали. После небольшой загрузки, когда отобразился подключенный носитель, помощник шустро начла клацать кнопки пульта. На флешке записано было всего два файла, один назывался «Запустить первым», а второй, соответственно, «Запустить вторым». Мы ведь тоже эти дни не сидели, сложа руки, давно уже успели подготовиться. Когда включили первый видеофайл, то на экране телевизора показался знакомый мне антураж спортивного зала — ринги, боксерские мешки, люди, отрабатывающие удары. А по центру экспозиции я и нынешний пострадавший, стоим друг напротив друга и ждем, когда Чехоев даст нам отмашку к началу боя. Сперва зал просто молчал, наблюдая за видеорядом, затем кто-то не удержался и выдал негромкое «У-у-у-у…» на моменте, когда мне прилетают увесистые плюхи от Дерзюка. Со стороны разница в наших габаритах выглядела даже еще более пугающей, чем от первого лица. С небольшим удивлением я отметил про себя, что толщина бицепса Бориса не сильно-то и уступает толщине моего бедра. Вероятно, большинство присутствующих сейчас ожидало увидеть мое бесславное поражение, и поэтому концовка видео, где я взрываюсь вихрем немыслимых по своей скорости и точности атак, вызвала настоящую волну, словно люди забыли, что находятся на судебном заседания, а не на трибунах спортплощадки. Трудно их в этом винить, ведь я и сам редко когда имел возможность посмотреть со стороны на находящегося в боевом режиме себя. Это выглядело, мягко говоря, очень эффектно. Даже судья бросила на меня уважительно-оценивающий взгляд. Впервые на ее мелькнуло что-то помимо скуки и раздражения на окружающую обстановку. Она даже не стала делать замечание шумящему залу, дожидаясь, когда все успокоятся самостоятельно. А я, тем временем, украдкой наблюдал за очкариком и его подопечным, которые вдруг почувствовали себя очень неуютно. На лбу Бориса проступила испарина, начавшая собираться в бисеринки пота, а хлыщ вдруг лихорадочно начал теребить свои очки. Чуют, падлы, что второе видео на флешке не для красоты записано, чуют и очень из-за этого волнуются. Хех, пускай-пускай. — Сейчас была продемонстрирована завязка конфликта. — Саныч говорил хорошо поставленным голосом, так что его в равной степени хорошо слышали и сидящие в первом ряду, и зажатые у входных дверей журналисты, которым не хватило места. — Вероятно, все присутствующие узнали действующих лиц этого видео. Слева находился мой подзащитный — Сергей Секирин, он же победитель этого товарищеского поединка, — Петренко поднял указательный палец к потолку, заостряя на этом факте внимание, — проведенного по всем правилам классического бокса. А справа человек, которого трудно не опознать среди собравшихся — Борис Дерзюк. И, как уважаемый суд имел возможность заметить, повреждения лица потерпевший получил вовсе не при таких обстоятельствах, как это расписывала сторона обвинения. Кстати, отдельно хочу заметить, что Борис, как мне стало известно, имеет спортивный разряд по данному виду спорта, в отличие от Сергея, который является простым любителем. И это было правдой. Я не имел ровным счетом никаких официальных спортивных достижений. Я принципиально не посещал никаких соревнований, считая нечестным и неэтичным использование там своих необычных способностей. Мне такая слава и даром не сдалась, а тренировать тело все же нужно. И несмотря на то что я нередко ронял трехкратного чемпиона Чехоева, да и других не менее титулованных соперников, все равно оставался обычным любителем. — Так вот, — продолжал Саныч, — несмотря на то, что сторона обвинения так ловко обошла стороной это событие, вероятно, им оно не было выгодно. Вы спросите «почему?» Да очень просто, в этом эпизоде и заключается единственный мотив действий Борис Дерзюка, который только по недоразумению считается пострадавшим. Будьте добры, следующий файл. Наконец, запустили видео с моего регистратора из автомобиля. Да-да, у моей Ласточки видеорегистратор встроен в зеркало заднего вида, так что потасовка попала на запись с самого начала. И на кадрах было прекрасно видно, как Гелендваген перекрывает мне выезд, как из него выскакивают четверо ребят, один из которых помахивает молотком, как у пострадавшего Бори на секунду мелькает кобура на поясе под курткой. Потом нападавшие скрылись из поля зрения объектива, около секунды ничего не происходило, а затем в кадр попадает тот самый тип, Артём Мурактаев, если я правильно запомнил. Он опирался на капот моей белоснежной красавицы, держась за свою пострадавшую от выстрела фанеру. Видео мы специально загрузили без звука, чтобы не смущать никого из присутствующих хлопками выстрелов, которые звучали с минимальным интервалом. Ну и, заодно, чтоб ко мне вопросов лишних не было. Все-таки, не каждый обыватель способен выстрелить по четырем разным мишеням за две целые и одну десятую секунды (лично измерил, когда скидывал видео на почту Санычу), и попасть куда надо. Так что пусть только пострадавшие об этом смутно догадываются, ломая голову, а не показалось ли им это все в адреналиновой горячке. Когда видеоряд закончился, собравшиеся в зале взорвались такими криками, что мне на секунду показалось, будто толпа сейчас незамысловато набросится на разоблаченных лжецов. Судья же не спешила пресекать шум в зале, и выглядела теперь призадумавшейся. Потом все-таки спохватилась и не слишком охотно стукнула несколько раз по деревянной подставке призывая к тишине. Затем Саныч снова взял слово. — Уважаемый суд, как вы можете видеть, ситуация была диаметрально противоположная, от представленной стороной обвинения. Петренко хищным взглядом окинул враз присмиревших и затихших обвинителей, вместе с прокурором, которые прекрасно поняли, что сегодня они обделались по полной. А дальше пошло просто форменное избиение лежачих. Фигурально выражаясь. — Потерпев поражение от Сергея на ринге, — Саныч покачивался на каблуках, заложив руки за спину, разглядывал потолок и словно размышлял о погоде, — Борис Дерзюк с целью осуществления мести за проигрыш организовал вооруженное, я подчеркиваю, вооруженное нападение на моего подзащитного. А когда превосходящие силы нападающих получили отпор, то с шокирующим цинизмом и легкостью сфабриковали против него все это дело. Таким образом, Сергей Секирин дважды стал жертвой — первый раз, жертвой немотивированного нападения, и второй, уже на ваших глазах, жертвой клеветы, подкрепленной лжесвидетельством, и халатности правоохранительных органов, не ставших разбираться в произошедшем, и позволившим этому делу дойти до суда. У меня все, Ваша честь. Кивком показав Петренко что услышала его, судья полуутвердительно осведомилась, поглядывая на сконфуженную сторону обвинения: — Я так полагаю, к прению сторон переходить смысла нет? И лишь напряженная тишина была ей ответом. Глава 5 Выходили из зала суда мы полными и безоговорочными победителями. Зачитывание решение суда публика встретила громом аплодисментов. Свистеть и улюлюкать не стали, хотя, глядя на лица некоторых присутствующих, казалось, что им очень того хочется. Я и сам не удержался от широкой улыбки, когда всем выступавшим «свидетелям» влепили, совокупно, почти два миллиона штрафа, а понурому Борису так и вообще сто пятьдесят часов обязательных работ. С большим трудом, но нам удалось протиснуться сквозь сжимающееся кольцо журналистов, пытающихся взять у меня интервью прямо в зале заседаний, однако в коридоре их оказалось даже еще больше. Вспышки фотоаппаратов, лезущие к моему лицу со всех сторон микрофоны и диктофоны, десятки мелькающих лиц и нескончаемый гул вопросов окружили меня. — Сергей, скажите, вы довольны решением суда? — Так все-таки получается, что вы сначала избили человека, а потом расстреляли из пистолета? — Почему вы не заявляли об имеющихся видеозаписях? Сергей… — Во сколько вам обошлись услуги адвоката? — Как вы относитесь…