И только на исходе восьмого дня моей добровольной изоляции, прилетела небольшая подлянка, которую я давно ожидал. На меня написали заявление за избиение четырех молодчиков на парковке перед «Воином». Правоохранители сработали удивительно оперативно и слаженно, так что рассмотрение дела назначили уже на завтра. По это поводу мне и позвонил мой адвокат. — Алло, Сергей! У меня новости! — И тебе не хворать, Саныч. Что расскажешь? — Ну что-что, судить тебя собираются! Петренко как всегда был на позитиве и даже о таких вещах говорил, как о забавном недоразумении. Такой оптимизм, если честно, не сильно-то обнадеживал, но зная квалификацию Сан Саныча как юриста, да плюс его безупречную (насколько это вообще возможно для адвоката) репутацию, я не был склонен к панике. — Петренко, ты не тяни кота за усы, давай уже выкладывай. — Тю, Серёженька, какой ты нетерпеливый, но ладно, раз уж ты так настаиваешь! — Похоже, фиглярство в нем было не искоренить. И как он вообще с таким характером находил себе клиентов? — В общем, ты у нас без пяти минут преступник, совершил нападение на четырех беззащитных прохожих из-за неправильно припаркованной машины. — Э-э-э-э… — я немного подзавис. — Это что, официальная позиция пострадавшей стороны? — Именно. И вменяют тебе нанесение вреда здоровью средней тяжести с отягчающими обстоятельствами, как совершенное, во-первых, из хулиганских побуждений, во-вторых, в отношении двух и более лиц, в-третьих, с применением оружия. «Пятёрик» тебе вполне реально светит! — Так, Саныч, завязывай кошмарить меня. Знаешь же, что я нервный. Суд когда? — Завтра. — Что? Уже? Так быстро? А меня почему ни разу не вызвали никуда? Даже участковый не звонил. Это нормально? — Так ты же сам попросил, чтоб тебя не дергали лишний раз? Или я это от какого-то другого Сергея слышал? — А, ну да… точно. — А вообще, ты же знаешь, Сергей, нашу российскую неповоротливую систему правосудия. Она как мельничный жернов, движется медленно, но неумолимо. Но только если не найдется кто-то такой, кто знает где ржавый механизм нужно жирно маслом подмазать, тогда система начинается двигаться гораздо резвей. И очень часто в том направлении, в котором «подмазывающему» требуется. Уразумел? — Хочешь сказать, эти ребята как раз из таких «подмазывающих» оказалась? — Нет, Серёжа, это простые шестерки. — Ага, «шестерки»… на «Гелике» за пятнадцать миллионов. — Ты что, — оскорбился Саныч, — на слово мне не веришь? — Я, Петренко, никому на слово не верю. И тебе об этом чаще остальных говорю. Так откуда информация по шестеркам? — Эх, Серёжа, какой ты все-таки подозрительный и недоверчивый! Хвалю, так и надо! А по этим гаврикам… я когда мотался по Москве, твои дела решал, между прочим, — особо заострил внимание на этом Петренко, на что я лишь промолчал. Устал уже напоминать ему, что делает он это не бесплатно, а за тройную сдельную, все равно ведь бесполезно. — И встретился я с нашей пострадавшей стороной. — Хм… и что дальше? — А дальше — больше! Угадай, кто сопровождал здорового угрюмого детину, постоянно раздраженного и со следами попадания резиновой пули в руке? — Понятия не имею, — честно ответил я. — Вот то-то и оно. Ты ж его вообще не знаешь, тебе ни его имя, ни фото ни о чем не скажут. Я еле удержался от того, чтобы как следует выматериться. Вместо этого я просто тяжело выдохнул. Иногда трудно с Петренко работать, но видит бог, я держусь. — Да погоди ты пыхтеть, Серёжа! Щас поясню! Я когда-то давно помогал отмазывать московских, хе-хе, гангстеров. И свела меня тогда судьба с неким человеком, приближенным к одному из главарей крупной группировки, некому Игнату Штырёву, прозванному в более узких кругах Штыём. — Так ты приближенного это Штыря встретил вместе с беспредельщиком на Гелике? — Озвучил я свою очевидную догадку. — Ты удивительно проницателен, Сергей! И на основании этого я делаю вывод, что ты помял четверых ребят Штырёва. Я тут навел некоторые справки, и узнал, что он вполне себе еще живет и здравствует. Более того, даже пробился в Золотую Десятку. — Это что, типа хит-парад? — Ты никогда не слышал о Золотой Десятке? — Саныч так натурально удивился, что даже на некоторое время с него слетела извечная маска балагура. — Что-то не припомню… — я старательно напрягал мозг, но действительно не мог ничего подобного откопать в глубинах своей памяти. — Это, Сергей, десятка самых влиятельных и авторитетных воров в законе в нашей златоглавой, которая заправляет, навскидку, восьмьюдесятью процентами столичного криминала всевозможного толка. Оставшиеся двадцать — это мелочевка, бытовухи и преступность мигрантов. — Ни х… чего себе! — От заявленных объемов мне как-то сразу поплохело. — И вся эта чертова десятка на одного бедного меня ополчилась теперь? — Ну, не вся, а только один из нее. Все-таки, в их среде принято самому решать свои проблемы, не привлекая посторонних помощников. Ущерб имиджу, так сказать. — Понятно… а скажи, Саныч, как давно у нас воры в законе стали решать вопросы посредством судов, а не братвы и паяльников? — Хо, Серёжа, давно! Ты уж лихой двадцатый век не вспоминай. Мы же теперь в правовом государстве живем, а это значит, что? — Что? — Эхом повторил я за Петренко. — Что любого можно наказать исключительно легальными методами! Нужно только лишь немного раскошелиться. — Странное у тебя представление о правовом государстве, Саныч… — Уж какое есть, — хохотнул мой собеседник, — а главное истину отражает. — Слушай, — озвучил я свою робкую надежду, — так может эта «фигура», что ты встретил, уже и не работает на того главаря? Может, на частную практику, так сказать, перешла. — Э, нет. Сразу видно, мало ты дел имел с этой братией, не знаешь их порядков. В их среде очень трудно отойти от дел, это тебе не трудовой договор в Макдональдсе расторгнуть. Они либо трудятся «до талого», что называется, либо их убирают. Исключения редки, но они есть. Однако не думаю, что это тот случай. — Дерьмо… надо же мне было из всей многомиллионной Москвы напороться именно на этих… — Что было, то было, Серёженька, прими как данное! — Ой, обнадежил, фаталист одесский! — Иронично фыркнул я. — Давай теперь рассказывай, как ты меня из этого дерьма будешь вытаскивать? — Да очень просто! Я уже упоминал, что хорошо смазанный механизм крутит свои шестеренки куда быстрее? Так вот, в процессе этого он, зачастую, пропускает некоторые мелкие, но очень важные моменты. — Ты о процессуальных нарушениях? — И о них тоже! — И что, мы можем на этом сыграть и развалить дело? Петренко не выдержал и рассмеялся. — Серёжа, ну ты юморист! Ты что, кина заморского пересмотрел? Только там могут показать, как из-за ошибки в протоколе с подсудимых снимают все обвинения. Нет, мой дорогой, наша реальность куда прозаичней, и поэтому нам с тобой нужно сейчас встретиться и хорошенько все обговорить. — Без проблем. Куда мне подъехать? — Давай лучше я к тебе. Куда скажешь, туда и приеду. И будь ласков, постарайся раньше времени наши карты не раскрыть. Даже по голосу было слышно, что Петренко расплылся в улыбке Чеширского кота. *** В зале суда на моем процессе оказалось весьма многолюдно. Вездесущие журналисты каким-то образом прознали обо всем, и уже пестрели заголовками интернет-издания: «Известный экстрасенс начал перестрелку на парковке», «Московский медиум, вооруженный травматическим пистолетом, устроил бойню средь бела дня» или, мой самый любимый, «Секирин застрелил водителя из-за неправильно припаркованного автомобиля». В общем, отрывались стервятники, как только могли. Вот и сейчас в зале вдоль стен тёрлось, наверное, с десяток представителей от различных СМИ, вооруженных кто чем. Кто с камерами, кто с микрофонами, кто с фотоаппаратами. Снимали не столько меня, сколько пострадавшую сторону — того самого бугая из «Воина», на лице которого все еще виднелись следы от моих кулаков, а сопровождал его щуплый мужичишка в наглаженном костюме. На правой руке амбала, куда я засадил ему последний патрон из барабана, красовался огромный желтущий синяк, расплывшийся настолько, что даже заползал под рукав, а сорванная резиновой пулей кожа уже покрылась толстой коростой. Выглядело хоть и неприятно, но неопасно для здоровья. Здоровяк кидал в мою сторону угрюмые взгляды, но я бы не назвал их многообещающими или мстительными. Скорее они были опасливые и настороженные. Попыток заговорить со мной в зале суда он также не предпринимал. Но вот вошла судья — женщина уже шагнувшая за границы бальзаковского возраста, слегка худощавая, со строгим лицом и огромным начесом, делающим ее голову похожей на чупа-чупс. Все поднялись со своих мест, выказывая уважение, в зале наступила тишина, нарушаемая лишь редкими покашливаниями и шорохом одежды. Объявив о начале заседания, судья ударила церемониальным молотком (вот и любят же у нас западные традиции перенимать!) и позволила прокурору зачитать разбираемое дело. Дальше встал секретарь заседания, объявил о явке всех сторон разбирательства, и потекла вязкая судебная рутина. Монотонным полумеханическим голосом, лишенным даже намека на эмоции, нам разъясняли права, напоминали об ответственности, зачитывали состав суда и участников дела и прочее бла-бла. Наконец, слово дошло до стороны обвинения. Худой мужичок в костюме, выглядевший рядом с «пострадавшим» верзилой чуть ли не ребенком, бодро вскочил, поправил очки, и начал без бумажки вещать на весь зал на удивление хорошо поставленным голосом, который совершенно не вязался с его внешностью. — Уважаемый суд! Двенадцатого числа сего месяца произошло вопиющее нарушение гражданских и конституционных прав моих клиентов — Бориса Дерзюка, Анатолия Гумерова, Сергея Линских и Артёма Мурактаева. Вот этот гражданин, — мужик сделал выразительный жест в мою сторону, — посягнул на здоровье четверых россиян, да не просто посягнул, а с применением огнестрельного оружия ограниченного поражения! Причина конфликта, как бы сейчас она не звучала ничтожно и несущественно, это всего лишь небольшое дорожное, даже не происшествие! Событие! Сделав театральную паузу и окинув взглядом зал, очкарик оценил эффект своей речи. Судья явно скучала, присутствующие внимали, пристав считал мух на потолке, секретарь судебного заседания лихорадочно стенографировал. — Мой клиент, пострадавши, кстати, больше других, вел автомобиль, выезжая с парковки тренажерного зала, где они с товарищами занимались спортом, культивируя здоровый образ жизни. Так вышло, что из-за недостаточного водительского опыта, Борис слишком сильно отпустил педаль газа, поэтому его автомобиль встал. Услышав такую откровенную лажу, я не удержался и фыркнул, отчего на мне тут же скрестились взгляды судьи и выступающего. — Вы хотите что-то добавить? — Едко процедил очкарик. — Нет-нет, что вы. Я дождусь когда уважаемый суд предоставит мне слово. — Открестился я от такой чести, чем, как мне показалось, заработал обратно только что было потерянный пунктик у судьи. Саныч же, сидя слева от меня, вообще не подавал никакого виду, что что-то случилось. Он просто лучился предвкушением, внешне оставаясь нехарактерно собранным и насупившимся. — Тогда я попрошу вас, гражданин обвиняемый, соблюдать тишину до конца моего выступления. Спасибо. Это он зря. Ему хоть и не было видно, но со своего места я прекрасно разглядел, как поползла вверх бровь у судьи. На ее лице прямо-таки печатными буквами было написано: «В этом зале ты можешь просить что-либо только через меня, так не много ли ты себе позволяешь?» Однако она предпочла промолчать и не заострять на этой оговорке внимания.