После того раза его даже оставили в покое на какое-то время. Он порадовался, стараясь хотя бы как-то прийти в себя и даже получалось, пусть и потихоньку. Вышло снова начать видеть, пусть глаза полностью не открылись, но даже смотреть в щёлки, такое случалось и он помнил, даже смотреть в щёлки куда лучше темноты. Выбитых зубов не воротишь, но десны потихоньку набухали новыми, рождавшимися внутри. Даже жаль, еще один повод выбить все информацию и порезать на ломтики для исследований. Да и информацию, нужную, сливать им не собирался. Так что, оставалось ждать чего-то совсем сильного, после чего организм не выдержит и сдохнет. Но пока… пока организм восстанавливался. И даже перестало дергаться внутри, откуда разбегались злые короткие разряды боли. Впору радоваться, но снова пережить все, сделанное с ними за неделю, совершенно не хотелось. Человека можно ломать разными способами. КВБ, взявшиеся за него и точно не доложившие в Братство, начали с воды и тряпки на рожу. Он послушно захлебывался, переставал дышать и молчал. Его избили несколько раз подряд, до черных мошек под заплывшими глазами, до стонущих ребер и хруста осколков зубов. Он не сказал ни слова лишнего. Когда пришла очередь того чертового кресла и полного набора для хирургии ротовой полости, стало сильно страшно, потом стало очень больно. Он плевался кровью и покрывал Горгону самым лютым матом. И опять не дал ничего нового. Осталось гадать, особенно после проводов с клеммами, что набросили даже на яйца — чего еще ждать? Но тут он умудрился сломать пальцы и запястье Горпагона и отправиться в нокаут после той самой железкой, вставленной куда-то в руку. Рука, кстати, ныла, но пальцы уже двигались. Кто другой бы удивился, а ему, вот где беда, желалось поплакать по-детски, сетуя на неуемную страсть своего тела к жизни. Из-за нее он и оказался как-то пойман отрядом Мастера, тогда еще почти молодого, даже без седых волос. Из-за нее и тестов, что делал совсем больной Доцент, его оставили на первой Базе. А он и не был против, насмотревшись на дела Братства. Ему очень понравилось. Сейчас вот, снова ожидая очередной пытки, хотелось взвыть по-волчьи, находясь в предвкушении. Может, принесут «коняшку», треугольную конструкцию из стальных уголков с тонкими острыми краями, посадят голым гузном и свяжут. Будут ждать, когда металл начнет резать тело, проседающее вниз под собственным весом. Может, решатся на старые-добрые дыбу, горящие веники и щипцы — ломать ребра. Черт их знает, на что пойдут совсем ошалевшие КВБшники, плевать хотевшие на его статус. Да и на что надеяться, если его передали с рук на руки люди Красной Королевы? То-то, не на что. Вопрос — на кой хрен он им, если так и будет молчать? Хотите узнать, где находится База, а вы сами — продавшиеся шкуры из офицеров Альянса? Да еще не самые высокие, жаждущие жрать слаще и спять мягче? Как вариант, нахождение Базы — секрет для большей части КВБ, кроме самой верхушки и за попытки разузнать, прошпионить и разведать Братство карало на самых дальних подходах и первых расспросах. Своих глаз у чистильщиков хватало. Братство не любили, верно, но уважали. Особенно после разных дел, никаких не указанных в отчетах КВБ. Тут помоги фермеру справиться со стаей волколаков, там верни дитё из леса, куда никто носа не сунет… благодарности ждали не часто, но она имелась. Братство спасало не накопленное, не выстроенное, не заработанное. Братство спасало людей, считая их главным сокровищем свихнувшегося мира. И многие были с ними согласны. Что еще? Вопросы повторялись — где База, где База, где База… Но за ними крылось что-то иное. Понять бы, что именно. Хотя толку? В камере не имелось окон. Воздух не застаивался, шел через вентиляцию, крохотные решетки вверху. Только сам воздух был закольцованный, много раз гоняемый взад-вперед, вот что. И о чем это скажет? Бункер. Восстановленный, на новый у таких вот заговорщиков бабла бы не нашлось. Значит, какой-то, считавшийся совсем уничтоженным, либо… Либо промашка и бункер отыскали по документам, изъятым отовсюду, приложив усилия только на расконсервацию. Такой вариант вполне возможен, чего уж. Если бы не провалы в памяти во время поездки, мог бы понять — где тот находится, а это уже что-то. Полностью восстановиться ему точно не дадут, сбежать сложно. Если у них нет медкарты, украденной из Базы, так не знают про особенности организма. Но… Стоп. Вернулся к первой мысли, не о самом бункере, а о воздухе. Воздух закольцован, значит бункер в режиме тотальной войны, все потребление — внутренние ресурсы. Вода… Воду ему приносили три раза в день, все это время. Последние несколько суток выдавали полторы кружки. Значит — началась экономия запасов, и раз так, то… Первое — в Иркуеме запустили чертову машину, производящую биологическое оружие. Второе — бункер не так далеко, иначе бы не переживали, большая площадь накрытия возможна только при нормально функционирующей системе, а ее особо не проверяли. Значит… Значит, сам бункер где-то на территории Альянса. Тот огромный, от киргиз-кайсацких степей возле Оренбурга и до самых льдов на Севере, на самом конце границ Пармы. Но через Итиль КВБ-шники точно не перебрались. Хорошо. Вот теперь возвращайся к своей медкарте, организму и возможному побегу. Какова цель поиска Базы? Все просто — им нужно на нее проникнуть, вместе с отрядами Королевы, выбить из игры единственную силу, точно знающую, как бороться. Само Братство. Так… это понятно. Что еще? Он сел и поморщился, когда внутри все же отозвалось болью. Провел языком по деснам и, вдруг, замер. Вот этот зуб, клык справа, вверху, ему сломало еще там, в проклятом городе Иркуеме. И тот должен был вырасти полностью, а он уже не остро-обломленный, но еще и не нормальный. А как такое возможно?! Старость не радость, понятно, но не так же сразу. Дело в чем-то ином, в чем-то, подмешанном в воду или еду, блокирующем регенерацию и специально не дающем стать самим собой. Точно ли? Дверь скрипнула, открываясь. Горгона оказалась внутри, встала, покачиваясь на каблуках и заложив руки за спину. Пистолет на бедре, одета по-походному, стек виднеется сзади. Пороть пришла, что ли? — Некоторые обычные движения человека одинаковы у всех. — заявила офицер. — Удивление можно распознать не только по лицу, но и по рефлекторным касаниям. Ты уже понял, что с тобой что-то не так. Она не спрашивала, утверждала. — Раз понял, то стоит перевести наши беседы немного в иную плоскость. — Я сейчас не особо в форме, красотка, — хрипнул он и оскалился, показывая пеньки и обломки. — Камеры не заметил. — Так мы тоже не пальцем деланные… Бирюк. Мы много что можем и мало что забыли. А если что осталось вне памяти, находим записи и восстанавливаем, ничего странного. Ты сам такой же. — Мне сейчас надо впасть в восторг и, щенячьи повизгивая, вылизать твои сапоги, доказывая преданность и разом сменившиеся взгляды? Горгона покивала словам: — Отличный психопортрет, все точь-в-точь, как ожидалось. Знаешь, Бирюк, когда тебе лижут сапоги, наверное, это возбуждает… кого-то, из-за власти в такой момент. Но, думаю, не станешь спорить, для меня сейчас такие развлечения покажутся слабыми. Ты и так весь мой. Вместо ответа Бирюк сплюнул. Крыть явно нечем. — Вставай. — Горгона усмехнулась. — Был бы тут кто другой из вашего отребья, может, дала бы тебе костыль. Но тебе, сам понимаешь, дать костыль — все равно что вручить «бульдог» с двумя боекомплектами. — Умница, — улыбнулся Бирюк, — правильно мыслишь. — Выглядишь погано, — Горгона дернула губой, так это… презрительно. — А когда ухмыляешься, прямо вылитый сарт. — Сарт, дорогая, выражение некрасивое. За такое в Степи ножик в бочину втыкают, без объяснений. Кочевых не стоит так называть, у них нормальные имена есть. — Так мы не в Степи. — Горгона легонько стукнула стеком по выпукло-литой икре, туго обтянутой блестящей кожей. — Пошли, интернационалист, не трать мое время, слишком дорого. Бирюк встал, спокойно и стараясь не разбудить боль, все же никуда особо не ушедшую. Разговор, значит? Хорошо, потреплемся. А пока доковыляет куда нужно, так подумает. Все просто. Крыса на Базе куда серьезнее, чем представлялось. Дурачок Змей, вскрывшийся глупо, возможно и не знал, кто именно. А вот Бирюку количество подозреваемых уже известно, разом сократившись до десятерых. Может, до двенадцати, если помнить о самом сейчас главном: О всех, имеющих доступ к архиву. Медкарты, создаваемые врачами и данные единственного психолога на всю Базу хранились совершенно отдельно и с разными допусками. И раз так, то… Додумать не вышло, ковылять пришлось недолго, всего пяток метров по коридору, вновь оказавшись в той самой камере с креслом, стоком и аксессуарами с орудиями, необходимыми для форсированного метода ведения допроса. — Как дома оказался, — не удержался он, садясь на тот самый стул, что недавно занимал Горпагон. — Чаем хоть напоишь, голуба моя? — Даже с бутербродами. — обнадежила Горгона. — Тебе сыр, колбасу, масло или ветчину из банок? — Можно всего вместе, да побольше, красавица, побольше. Горгона щелкнула пальцами и один из силуэтов, маячивших в двери, пропал. Зато два других шагнули вперед, оказавшись рядом со стулом, звякнули металлом. Ну, дальше понятно — браслеты вокруг лодыжек, потом цепь на пояс и конец всего хозяйства — к кольцу, врезанному в пол. Надежно, умело, привычно. Профессионалы, чего уж… — Боишься меня? — Бирюк подмигнул Горгоне. — Не пришедшего в себя, косого, как японец на карикатурах, а боишься. — Опасаюсь, не бери в голову. Стандартные меры предосторожности, — Горгона положила пачку сигарет, хороших и привозных, с английской надписью и спички. — Кури, наркоман. Первая пошла как по маслу, скуренная в три затяжки. Вторая неожиданно заклубилась кашлем в легких, но он справился, отплевался, а дальше смолилось уже лучше. — Что в еду с водой мешали? Горгона улыбнулась, ярко и открыто, совершенно неожиданно: — Какая разница то? Будешь хорошим мальчиком, перестанем подмешивать, в себя придешь. Ну, а если будешь плохим, объявишь голодовку и откажешься сотрудничать, так у нас хороший медицинский отсек. Стану накачивать, резать, бить, колоть, жечь, спалю все волосы и хорошенько разберусь с твоими яйцами. Может, прибью их к полу в дровянике и подожгу его к чертям собачьим. Дровяники у нас изолированные, стены хорошие, сгореть ты не захочешь, не для того вы существуете. А вот без яиц будет тяжело. — Прекрасная перспектива. — Бирюк вздохнул, закатив глаза, — нож-то хоть дашь или прямо так рваться придется? — Дам, — уверила она его и глянула так, что стало ясно — эта точно даст. — Острый дам, потому как, оцени мой решительный настрой — как только отчекрыжишь себе кокушки, сразу все потушим, а из твоей мошонки сделаю мешочек. — На фига? — непритворно удивился новым вводным Бирюк. — Буду хранить любимые сережки, колечки и подвески с цепочками. И хвастаться нашим девчонкам, ты ж у нас настоящая легенда, понимаешь? Сразу на сто пунктов в негласном женском рейтинге КВБ подскочу. — Чумовые планы… — Бирюк даже присвистнул, хотя вышло с трудом. — Только вот, знаешь, что? — М? Отвечать Бирюк не стал. Подали чай и самые настоящие бутерброды, так добротно нарезанные, что он чуть не прослезился от свалившегося счастья. И не стал терять времени, сразу откусив от первого, украшенного поблескивающим пластом жирной консервированной ветчины. — Фу, как не галантно и невоспитанно, — Горгона смотрела брезгливо, как на помет, замеченный на самом кончике зеркально блестящего сапога. — И жрет он как свинья, и не рассказал даме что хотел, лишь разбередил любопытство, настоящий мужлан. — Поффефи. — Что? А?! — Горгона вздохнула. — Ты совсем охренел от моей мягкости, что ли? — Потрепи, говорю. — Что потрепать? — не поняла Горгона и уставилась на него, явно сбитая с толку. — Я сказал потерпи или потрепи? А! — Бирюк ухмыльнулся. — Спасибо, хозяйка, видишь, как бутерброд животворящий меня обратно в человека превращает? Сразу захотелось, чтобы ты мне потрепала, хотя, конечно, ты права… Я ж не мылся сколько, пахнет, небось. Стек ударил быстро, хотя он успел подставить голову и рассекло ее, не лицо. — Скотина! — рявкнула Горгона. — Я тебе, сволочь…