— Немало. К вечеру можем не управиться, а если и справимся, то ночью пойдем? Макс почесал подбородок, хрустя щетиной, грозящейся стать бородой. — Нет. Ночью мы точно не пойдем. Они управились до вечера, как Рэд и прикидывала. Растащили стволы и нарубленные ветки с кустами, оставив несколько как баррикаду, подогнали грузовик, выставили посты и разбили лагерь. Очередной лагерь, так часто случавшийся в их жизни. Полог, закрепленный на досках кузова и вытянутый к земле, костер в выкопанной яме, расстеленные лежанки, мерно кипящая и плюющаяся каша с мясом в котле на треножнике. Макс, отдыхающий перед ночными проверками постов, смотрел в огонь, смотрел на своих людей, уставших, но не расслабившихся, довольных сделанным, но понимающих — завтра может случиться всякое, так что успевай порадоваться жизни здесь и сейчас. Они не таились, лишь чуть зашли в сам овраг, стараясь спрятаться от степи, оставшейся за спиной. Макс был прав, это понимали все — Солдаты прекрасно представляли сколько их, где они и что собираются делать. Завтра будет бой, и к нему там, впереди, уже вовсю готовятся. Такой вот, совершенно случайно, им выпал почти честный расклад. Разве что Галка, Еж и Голем, треугольником окружившие лагерь, служили доказательством обратного. И правильно делали, война штука подлая, на войне не договариваются. А между Братством и Солдатами война не прекращалась. Ночь накатывала сильнее, обволакивала бархатной темнотой. Отойди от костра и над головой, поблескивая алмазной россыпью, раскинулись звезды. И луна, огромная, серебряно-голубая, заливающая светом все открытые места. Союзница, легко выдающая врага, пожелай тот подойти с разных сторон. Макс хотел спать, а сон убегал. Глупость несусветная, но заснуть не получалось. Он лежал поодаль костра, расстелив попону и подложив под голову рюкзак, смотрел на ребят и слушал. То ли дело было в завтрашнем дне, то ли еще в чем, но все говорили. Ни о чем и обо всем сразу, делились какими-то мелочами и почему-то очень сильно хотели протянуть этот самый вечер. Невообразимо спокойный, несмотря на самую серьезную опасность последних недель. Шутить с Солдатами совершенно не стоило. А они шутили, дергали тигра за усы и плевать на это хотели. Может, потому что под рукой имелось оружие, может, потому как все они просто молоды. Все, до единого. Кошка, ей нет двадцати, ее нашел Белый лет пять назад. Рыжая, гибкая, с ореховыми глазами, смешливая и любящая уют. У нее в Доме вся комната укрыта ковриками, коврами, шкурами, Кошка обожает ходить босиком, терпеть не может холод и, с самого детства, любит поесть. Белый говорил, что она чуть не умерла от истощения, как и все в поселке, что встретился чистильщику у Итиля. Он тащил на себе девчонку сто километров, кормил ягодами, вареным мясом и жидким бульоном, печеными в золе яйцами стрепетов с куропатками и поил травяным сбором, собирая травки по пути. Половину пути тащил, половину она прошла сама, цепляясь за Белого, но упорно стараясь двигаться собственными ногами. Кошку остригли наголо, опасаясь вшей, отмыли в бане пограничной заставы, переодели в чистое и до самой Сороки Кошка ехала. На телегах, на редких стальных прицепах гантраков, соединенных в поезда, в седле смирной кобылки, выделенной для нее торговкой лошадьми. Оказалось, что бабкой у Кошки, ее единственной родней, была настоящая травница. А еще девчушка не боялась крови и хирурги из полкового госпиталя, стоявшего в Сороке три года, охотно обучали её своему хитрому искусству, надеясь все же переманить её к себе фельдшером или сестрой. Но Кошка осталась с Братством, щедро делясь умением штопать и лечить раны, экспериментируя, на пару с Доцентом, над всякими природными материалами из лечебных растений, леча детишек, когда тех начали таскать к ней соседки и даже помогая отряду зарабатывать на этом. Добрая и смешливая, рыжая и уютная, сейчас попивающая свой ежевечерний взвар с ложкой меда и хохочущая над байками Ворона, явно тянущегося к ней. Бес, обманчиво щуплый, чернявый и весь покрытый, как зверь шерстью, волосами, скрипел ложкой в банке. Белый, Белый… Белый закупился армейским провиантом, а первый армейский провиант, если из консервов, это каша с тушенкой. Вот Бес и лопал её, пшеничную, с говядиной, ел, как всегда торопливо и как всегда наслаждаясь. Бесу выпало голодать уже оказавшись в Братстве, где он, один из младших, отправился в проклятый поход отряда Чусового в Парму, на самый её край, там, где студено дышит шугой и черными волнами седой Ледовитый океан. Бес умудрился выжить в мясорубке, устроенной там выжившими, в вихрях Полночи и из ума, последними учеными военной лаборатории. Неведомым путем оставшимися в живых, но решившихся на слияние с Прорывом. Отряд Чусового, собранный из нескольких мобильных групп, погибнув на Севере, обескровил Братство лет на десять, если не больше. Бес выбрался оттуда, смог вернуться, но никогда с того самого времени не мог заглушить в себе постоянно кипевшую ярость. Дух, сумевший оттереть руки от масла, ведь, несмотря на весь дневной лесоповал, под его конец он залез в машину, проверяя и готовя к завтра, пил воду. Глотал ее как редко приходящее к ним сюда, на Фронтир, настоящее вино. Тянул по глоточку, смаковал, катая по рту. Дух знал цену воды. Дух знал её с трехлетнего путешествия в Степь, когда потеря проводников и карт завела тогдашний его отряд в солончаки. Оттуда, пешком, высохшие как скелеты, вернулось пятеро из двадцати. И фляг с водой у Духа навсегда стало три, на поясе сбоку, на поясе сзади и в рюкзаке. Не говоря про два анкерка в кабине и специально закрепленный бак в кузове. К пластиковым емкостям и стальным канистрам, загруженным перед отправкой, он относился как к расходному материалу, а свой личный НЗ не трогал. Дух сидел и тянул воду, не проливая ни одной капли. Грач… Про Грача Макс мог только догадываться, молчун ничего не говорил, но за него говорили повадки и оружие. Егерский ножище, обоюдоострый кинжал, просто так не потаскаешь. И вел себя Грач как раз, как егеря, основной кулак КВБ, шлявшийся взад-вперед по границе Альянса, превентивно нападавший на степняков, постоянно сходившийся на боях не объявленной войны с Итилем и вообще, бывший знатным головорезами и умельцами убивать все живое. Ворон такой же вроде, а нет. Ворон — самая большая загадка из прибившихся разведчиков, отправленных неведомым пока Генералом. Ворон парень, кем-то обученный, прикидывающийся эдаким своим в доску, тельняшка в полоску, а вот на деле… А вот на деле Максу очено не хотелось его проверять. Совсем не хотелось, больно уж умелым казался Ворон, больно уж воровато скрывался в движениях, хотя казалось бы — разведка… Разведка разведкой, но уровень у него куда как высокий. Да уж… Доцент, ковыряющийся с помощью фонаря в каком-то хитром механизме, вполголоса смеялся над очередной байкой Рэд, та травила их одну за одной. Тощий, вихрастый, в своих не то, что очках, а в специальной маске с несколькими комплектами линз для разных нужд с делами. Сейчас, например, Доцент выглядел форменным ювелиром, выдвинув щелкающий глазок с алмазно-блестящим кругляшом крохотного стекла, аккуратно забранного латунью. Доцент нашел их сам, Макс помнил его совсем подростком, а сейчас рядом с костром сидел молодой мужик, пусть и выглядящий как совершенный пацан, не старше восемнадцати. Доцент не рассказывал о прошлом, но Макс давно понял — он рос в закрытом мирке самых настоящих ученых, погибших из-за странной страшной катастрофы, случившейся локально и превратившей его бункер в место, где жили теперь некросы. Доцент не рассказывал о прошлом, но догадаться, что он сам отправил на тот свет всех, казавшихся выжившими, но уже заразившихся, было несложно. В своих редких вылазках вместе с отрядом этот добрый и спокойный человек никогда не оставлял в живых… если можно так сказать про некро, никогда не оставлял в живых ни единой души. Лично добивал каждого и каждую, поливал горючим и сжигал. Доцент, вдруг уставившись на него, усмехнулся. — Чего? — спросил Макс. — Да смешно. — Палец кто показал, что ли? — Не, — не обиделся «научник», — подумал — как оно глупо. Сидим в нескольких километрах от цели и ждем утра. А собирались добраться и тут же кинуться вскрывать её. — Ну да. — Поговорка есть, про, знаешь — око видит, а зуб неймёт. Слышал? Макс кивнул. Поговорок развелось вокруг просто ужас, проще согласиться, тем более, Доцент поговорки вообще любил и еще несколько месяцев назад вставлял их к месту и нет. Потом, вроде, успокоился. — Ты не переживай, — фыркнула Рэд, — завтра мы все ймём, угу. — Нет такого слова. — Да и ладно, ты ж меня понял. Ночь косилась на них звездами, луной, нюхала сквозящим ветром и снова удивлялась. Ночь знала, что впереди этих вот людей весьма даже ждут, прямо с нетерпением. И встреча эта окажется весьма горячей… -- Глава девятнадцатая: предбанник — Вон там. — Ворон показал на выступающий холмик. — Там они. Овраг расширялся, расходясь на два рукава и, прямо перед отрядом, выступом торчал этот самый холм. — Ячейки? — Они самые. Солдаты, в основной массе, создания туповатые во многом, но только не в драке. Холм, вырытый изнутри, был первым постом «консервы». Обманываться не стоило, земля, трава и кусты — всего лишь прикрытие, прячущее хорошо укрепленную огневую точку. Макс с Вороном рассматривали сооружение с дерева, загодя примеченного разведчиком. Соваться перед скрытой позицией отдавало смертельно опасной дуростью. Вот они и не совались. — Овраг расходится и просматривается, — Макс щурился, разглядывая всю эту фортификационную неприятность. — А ты движение замечал? — Нет. Вот так, значит… — Смотри, — Макс кивнул мыслям. — На рожон не попрем, так что смотри. А я схожу к Доценту. Отходил он осторожно, стараясь не задеть ни ветвей, ни кустов, чтобы те не колыхались. Ждут их? Это точно и как быть? Готовиться. — Ну? — спросила Рэд, а остальные спросили молча. Мэдмакс, не обманывая, рассказал все. И повернулся к Доценту: — Огнеметов у меня нет, — ответил тот, поправив маску с линзами. — Но… «Но» в его случае уже сулило успех, Доцент слов на ветер не бросал и если что-то задумал, то результат будет. И вопрос лишь один — насколько хорош тот получится? — Мне нужно туда, — попросился научник. — Я с Рэд схожу, тихо, не выдам себя. Макс кивнул и показал на кузов грузовика: — Что доставать? — Линолеум, бутыли, ветошь… Линолеум резать на мелкие кусочки, но не сильно мельчить. Там есть фляга, металлическая, с керосином, её тоже. И… — Фитили сделаем из растяжек к палатке, к небольшой. — Макс уже все понял. — Дух, слей горючку из запасных емкостей, достань воронку. Чего встали, ребят, работаем. Кузов заскрипел, довольный Голем тащил все, на что показывала Кошка, Дух брякал своими канистрами и большущей жестянкой с ручкой, заменявшей нормальную воронку. Сам Макс принялся резать выброшенные куски линолеума, поразившись тому, как их пропустил при погрузке и запасливости Доцента. Суть он уловил и даже с ней согласился. У выступов, прячущих внутри врага, есть наружный выход, само собой наглухо закрытый. Ворон и остальные разведчики все равно углядят — где тот находится, а это уже полдела. Для вскрытия толстенной двери, а другой Макс и не представлял, потребуется направленный заряд. Он или снимет дверь с петель, или нарушит механизм самого запора. Без этого внутрь не попасть, а что тогда толку от найденной «консервы»? Линолеум крошился, не резался, но так даже оказалось проще. Взяв одну из бутылей, имевшихся в запасах Доцента, Макс прикинул размер кусков и начал кромсать так, чтобы те спокойно пролезали в горлышки. «Жидкий огонь» в современном исполнении, хороший такой коктейль, что может и не попасть внутрь через амбразуры, но явно сможет помешать. Да и, разлетевшись тягуче-полыхающей массой, легко доставит неприятностей. — Пополам заливайте, — сказал Доцент, вернувшись. — Само то. Залили пополам — керосин и горючку Духа, треть каждой бутыли занимала крошка, фитили пропитывались в отдельной посудине. — Мне как-то не по себе, — Кошка сглотнула. — Все понимаю, но как представлю, что получится… — А ты не представляй, — хмыкнула Рэд, — ты вообще жди, пока мы своих не потащим и радуйся, если сами не обгорим.