В дверь постучали, и в комнату вошла Низрин. Нари застонала. – Нет. Мне нужен отдых. Не знаю, кто опять пожаловал, но пусть сами себя лечат. Наставница улыбнулась ей чуть обиженно. – Пациенты – не единственная причина, по которой я могу навестить тебя. – Она перевела взгляд на служанок. – Вы нас не оставите? Они молниеносно ретировались, и Низрин подсела к Нари за туалетный столик. – Хорошо выглядишь, – заметила она. – Какое красивое платье. Новое? Нари кивнула. – Подарок от сахрейнской швеи за избавление от серебряной оспы. – Твой муж не сможет отвести глаз от такой красоты. – Возможно, – отозвалась Нари, силясь побороть смущение. Она не вполне понимала, ради чего так старается. Мунтадир взял ее в жены за имя, а не за милую внешность. Его постоянно окружали ослепительно красивые джинны – мужчины и женщины с ангельскими голосами и улыбками, способными сводить смертных с ума. Любые попытки обратить на себя его внимание казались заведомо обреченными на провал. Низрин метнула взгляд на дверь и поставила перед Нари небольшую серебряную чашу, которую до этого прятала под складками своей шали. – Я заварила тебе чай. Нари покосилась на чашу. Бледно-зеленая жидкость источала терпкий травяной запах. Они обе прекрасно понимали, о каком «чае» идет речь – этот чай Нари пила всегда перед посещением Мунтадира. – До сих пор боюсь, что рано или поздно нас застукают. Низрин пожала плечами. – Возможно, Гасан что-то и подозревает, но ты – Нахида и целительница. На этом поприще ему едва ли удастся тебя обскакать. Если ты хочешь выиграть немного времени, то игра стоит свеч. – В том-то и дело, что выиграю я лишь немного. Гасан пока не наседал на нее с требованием внуков. Зачатие давалось джиннам тяжело, поэтому никого не удивляло, что у эмира и его супруги до сих пор не появился наследник. Но Нари боялась, что недолго он будет так терпелив. Похоже, Низрин услышала неуверенность в ее голосе. – На данный момент этого достаточно, – сказала она, вкладывая чашу ей в руку. – Живи сегодняшним днем. Нари выпила чай большими глотками, встала и накинула поверх платья халат с капюшоном. – Мне пора. Время было раннее, но если она выйдет прямо сейчас, не дожидаясь приказчика Мунтадира, который вызовется проводить ее во дворец, то успеет пробраться туда окольными тропами и хоть несколько минут побыть наедине с собой. – Не буду тебя задерживать. – Низрин тоже встала из-за столика и устремила на Нари взгляд, полный непоколебимой решимости. – Не теряй веры, госпожа. Ты даже не представляешь, какое светлое будущее ждет тебя впереди. – Ты всегда это говоришь, – вздохнула Нари. – Завидую твоей уверенности. – Однажды ты и сама убедишься, – заверила Низрин и замахала на нее руками. – Ну, ступай, ступай. Не обращай на меня внимания. И Нари ушла, выбрав один из уединенных маршрутов, соединяющих сады гарема с королевскими покоями, расположенными на верхнем этаже дворцового зиккурата, откуда открывался восхитительный вид на Дэвабадское озеро. Здесь проживали все члены семьи Кахтани, за исключением Зейнаб, которая предпочитала гаремные сады. «Как и Али», – пришла непрошеная и нежеланная мысль. Ей не нравилось вспоминать Али – не нравилось, что даже пять лет спустя она по-прежнему испытывала острую обиду, когда в памяти всплывало то, как принц, которого она считала своим другом, преспокойно заманил их с Дарой в смертельную ловушку. Казалось, этот наивный юноша не мог обвести ее, Нари, вокруг пальца, однако ему это удалось. А больше всего ей не нравилось то, что, несмотря на все это, в глубине души она все-таки переживала за него. Потому что было ясно как день: вопреки заверениям Кахтани, Али отнюдь не просто «возглавлял гарнизон» на своей исторической родине. Он находился в изгнании, и Нари оставалось только догадываться, насколько серьезными были условия этой ссылки. Она вышла на просторный балкон, огибающий покои Мунтадира по всей длине. Как и все, что принадлежало Мунтадиру, балкон выглядел сказочно элегантно. Деревянные перила и ставни, увитые зеленью наподобие шпалеры, создавали ощущение, будто ты находился в саду – даже развернутые шелковые с вышивкой полотна образовывали здесь своеобразный шатер. В жаровне напротив горы расшитых подушек, разложенных под таким углом, чтобы с них открывался лучший вид на озеро, курились благовония. Только в настоящий момент подушки отнюдь не пустовали. Нари застыла на месте, увидев Джамшида и Мунтадира, сидящих друг напротив друга. Присутствие Джамшида ее не удивило – удивило то, что они жарко о чем-то спорили. – Скажи отцу вернуть его обратно! – говорил Джамшид. – Почему нельзя просто сбросить чертов груз на пляже и развернуть караван? – Я пытался. – Мунтадир был на грани истерики. – Я умолял его, и знаешь, что он мне сказал? – У него вырвался сдавленный нервный смешок. – Пойти и сделать наследника моей жене, если меня так беспокоит мое положение. Мы для него никто. Просто пешки в политических играх, будь они прокляты. А теперь его любимая и самая резвая фигура возвращается. Нари нахмурилась в недоумении. Игнорируя чувство вины за то, что сует нос в чужие дела – преимущественно перед Джамшидом, которого считала своим другом, а не перед супругом-политиком, который наверняка и сам внедрил пару верных шпионов в ее лазарет, – она на цыпочках подобралась ближе и спряталась в уголок между папоротником в горшке и резной узорчатой ставней. Она сделала глубокий вдох. Магия дворца была непредсказуемой и мощной. Нари училась потихоньку контролировать ее, но понимала, какой это большой риск. Вне всякого сомнения, пронюхай Гасан о том, что она замышляет, то сурово покарал бы ее за это. Но иногда стоило пойти на небольшой риск. Нари сосредоточилась на тени у себя под ногами. «Расти, – приказала она, притягивая тени ближе и высвобождая свой страх быть обнаруженной. – Защити меня». И тень защитила, накатив и укутав Нари покровом темноты. Вздохнув чуть свободнее, Нари подкралась к ставням и выглянула в деревянные прорези. Мужчины были одни. Джамшид сполз на край подушки и наблюдал за Мунтадиром с нескрываемым беспокойством. Мунтадир вскочил на ноги. Его трясло. – Его мать убьет меня. – Он вышагивал по балкону, дергаными жестами теребя бороду. – Аяанле много лет только этого и добивались. Стоит ему вернуться в Дэвабад, как меня найдут с удавкой на шее. – Этому не бывать, – горячо вставил Джамшид. – Мунтадир, сейчас нужно успокоиться и продумать все… нет. – Он перехватил руку ее супруга, когда тот потянулся к бутылке вина на столе. – Прекрати. Этим делу не поможешь. Мунтадир поверженно улыбнулся. – Не соглашусь, – протянул он слабым голосом. Казалось, он вот-вот расплачется. – Вино всегда составит компанию, когда ты летишь в пропасть. – Никто не полетит ни в какую пропасть. – Джамшид усадил Мунтадира на подушки рядом с собой. – Нет, – повторил он, когда Мунтадир отвернулся в сторону. – Мунтадир… – Джамшид помедлил, а потом продолжил с опаской: – Путь до Дэвабада неблизкий. И небезопасный. Ты всегда можешь приказать… Мунтадир отчаянно замотал головой. – Не могу. Это выше моих сил. – Он закусил губу и с горьким смирением уставился себе под ноги. – Пока – выше. – Он утер глаза и набрал в грудь воздуха, как бы собираясь с силами, перед тем как снова заговорить. – Прости. Я не должен был вываливать это на тебя. Ты и так настрадался из-за политических дрязг нашей семьи. – Не говори ерунды. – Джамшид коснулся щеки Мунтадира. – Я хочу, чтобы ты всегда рассказывал мне о таких вещах. – Он улыбнулся. – Если честно… все остальные твои друзья – обычные подхалимы, от которых никакого толку. В ответ на это ее супруг посмеялся. – Я всегда могу рассчитывать на то, что ты искренне меня отругаешь. – И не позволю тебе угробить себя. – Ладонь Джамшида переместилась ниже, на скулу Мунтадира. – С тобой ничего не случится, даю слово. Я не позволю. А я невыносимо честен, когда дело касается данного мной слова. Мунтадир снова засмеялся. – Это я знаю. – Он снова глубоко вздохнул и вдруг зажмурился, как от резкой боли. Когда он заговорил снова, в его голосе сквозила печаль. – Мне тебя не хватает. Гримаса исказила лицо Джамшида, хорошее настроение как рукой сняло. Только в этот момент он заметил, где находится его рука, и его взгляд упал на губы ее мужа. – Извини, – прошептал он. – Я не хотел… Но он не успел объясниться до конца, потому что в следующую секунду Мунтадир принялся целовать его, целовать с отчаянием, которое чувствовалось и в ответном поцелуе. Джамшид запустил пальцы в темные волосы Мунтадира, притягивая его ближе… А потом оттолкнул его. – Не могу, – выпалил Джамшид, задыхаясь и дрожа всем телом. – Прости, не могу. Больше – никогда. Я же все объяснил, когда ты женился. Она моя бану Нахида. Ошеломленная Нари сделала шаг назад. Ее шокировали не намеки на прошлую интимную связь между ними – иногда складывалось впечатление, что Мунтадир переспал, без преувеличения, с половиной своих знакомых. Но все его интрижки казались несерьезными: тут – флирт с тем или иным заграничным министром, там – случайная связь с поэтом или танцовщицей. Но то, что терзало ее супруга в эту минуту, точно нельзя было назвать несерьезным. Эмира, который так уверенно усаживал ее к себе на колени в саду, как не бывало. Когда Джамшид отстранился, Мунтадир отшатнулся назад, как от удара. Казалось, он из последних сил сдерживает слезы. Нари стало его жалко. Она как-то особенно отчетливо осознала, что за внешне привлекательными атрибутами власти и королевским лоском кроется трагическое одиночество, на которое их всех обрек этот дворец. Мунтадир уставился себе под ноги. – Конечно, – проговорил он, силясь взять себя в руки. – Я думаю, тебе лучше уйти, – добавил он сдавленно. – Скоро придет она. Не хотелось бы ставить тебя в неловкое положение. Джамшид вздохнул и медленно поднялся на ноги. Опираясь на трость, он безропотно посмотрел сверху вниз на Мунтадира. – Тебе так и не удалось освободить тех Дэвов, про которых мы с Нари тебе рассказывали? – Нет, – ответил Мунтадир еще более сухим тоном, чем в разговоре с Нари на ту же тему. – Крайне сложно отпустить на свободу тех, кто виновен во вменяемом им преступлении. – Так обсуждать последствия нового экономического курса твоего отца в общественном месте уже стало преступлением? Мунтадир вскинул голову. – В Дэвабаде и без того сейчас неспокойно. Ни к чему пускать новую волну слухов. Это скверно влияет на общественные настроения и подрывает веру народа в своего короля. – Равно как и самовольные аресты джиннов, чье имущество и владения можно конфисковать в пользу королевской казны. – Джамшид сузил глаза. – И под «джиннами» я, конечно, имею в виду Дэвов. Все прекрасно понимают, что остальные племена не страдают от подобной дискриминации. Мунтадир замотал головой.