— Ну хоть гривну, хоть перстни, хоть серьги — ничего не пожалеет, — не понял его удивления Любовод. — А это откуда взял? — кивнул на сундук Олег. — Купец один тайно на бисер весь сменял. — Он же его как поддельные колечки пустит! — То не моя печаль, — отмахнулся Любовод. — Не я же пускаю! Не мой и грех. Вот такие у меня вести… Ладно, пойду, сало попытаюсь отдать. Места много занимает, а цена тут — как за треть на Руси. Ох-хо-хо… Макошь, величайшая из богинь, куда же ты смотришь? Когда солнце склонилось к закату, торговцы стали торопливо отъезжать. Кто легко укатывал на пустых возках, кто, не менее довольный, возвращался с полными арбами добра, выменянного на свой товар. Моряки тоже начали сворачиваться: сносить на берег окованные сундуки, что-то грузили обратно в трюмы, что-то оставляли до хозяйского указа. Любовод появился уже в полной темноте, но на чужой телеге, запряженной волами. В первый миг показалось, что она нагружена сеном, но незнакомые мальчишки начали споро вынимать из него берестяные короба и выставлять неподалеку от кострища. Купец заглядывал в каждую, наскоро убеждаясь, что обману с товаром нет, напоследок напомнил помощникам: — Сено свалить не забудьте! Те легко вывернули наружу объемистый, но легкий груз, запрыгнули на телегу и неспешно укатили, поскрипывая несмазанным колесом. — Груз, считай, золотой, — предупредил моряков Любовод. — Золотой и хрупкий. Треть цены в нем — ваша, за вино ачмасское выкупленная. На Мамку к передней стенке укладывайте. И сперва сено на дно накидайте! — Купец подошел к костру, уселся в траву: — Ног вовсе не чую… Снедь есть какая в лагере? Приказчик налил в деревянную миску мясной похлебки, сваренной из сушеного мяса, принес, дал хозяину в руки. Пододвинул полотняный мешок с сухарями. — Чего, рыбы не половить было? — недовольно буркнул купец. — Ты же знаешь, хозяин, в разных землях нравы разные, — виновато оправдался приказчик. — А ну за ловлю откуп платить положено? Мы уж опосля, вдали от глаз брюхо потешим. Любовод вынул из украшенного золотыми наклепками чехольчика ложку, принялся хлебать варево и, лишь доев последнюю каплю и облизав столовый прибор, сообщил: — Неладно здесь, други. Наш товар не в цене, свой интересный товар местные от нас прячут, не продают. Оттого выручки у нас никакой нет, и вида на нее еще меньше. Мехов, что за полцены впихивают, я брать не хочу, на них не наваримся, а зеркала свои прозрачные здешние мастера токмо для себя творят. Мало того. Хоть трюмы у нас и пусты более чем наполовину, ан в казне прибытку, считай, нет вовсе. Три четверти серебра в сталь вложена, в клинки да рогатины, что во всех концах света ценятся. А здесь, как по уговору, ни единого брать никто не захотел. Ни купцы солидные, с коими знакомство свел, ни покупатели обычные, что на торг приходили. Как мыслите, что делать ныне надобно? — Оставь, хозяин, чего там, — ответил за всех Малюта, кидая в огонь подобранные с земли травинки. — Коли в такую даль забрались, надобно до конца пройти, прибыток отыскать, земли посмотреть. В походе мы недолго, назад никто не просится. Лучше поздно в шелках вернуться, чем рано в рубище. Верно говорю? — Верно, верно! — отозвались несколько моряков и варягов. — Посему дальше нас веди, Любовод, — подвел итог Малюта. — Верим. Собрав нераспроданный товар и задраив трюмы, команды переночевали на краю торгового поля, изредка поглядывая на непривычно яркий аквамариновый шар и золотое лицо дочери великого Раджафа, а поутру уселись за весла и двинулись дальше вглубь неведомых земель. Первый день прошел совершенно впустую. Как это нередко бывает, река разлилась в пологой низинке, превратив ее в болото, и, кроме комаров, за не??? Но уже утром второго дня за излучиной реки открылось поле с пасущимся на нем коровьим стадом. В полуверсте от берега стоял холм, почти правильной круглой формы с плоской вершиной, сплошь заросшей яркими цветами. — Ты, ведун, среди нас самый опытный, — с усмешкой заметил Любовод, — тебе и идти. Хочешь — с невольницей, хочешь — с варягами. Я на тебя надеюсь. В этот раз Олег чувствовал себя более уверенно — но толку это принесло мало. Остановив волокущего за рога козу, взлохмаченного старика, ведун попытался выяснить, кто в городище за старшего, но опять услышал знакомую мутотень про туктоны, Раджафа и просьбы, которые тот обязательно услышит. Отпустив старого жителя, Олег перехватил женщину помоложе, но в ответ на предложение поговорить про товары та сразу замахала руками, ссылаясь на недавний торг, что случился совсем рядом. Так и вернулись ведун с Урсулой без всякого толка. — Может, и вправду на торгу потратились? — пожал плечами Любовод, выслушав отчет. — Ладно, давайте дальше двинемся. В следующий раз я сам с тобой отправлюсь… Этот следующий раз случился в полдень нового дня. Будута углядел холм с плоской вершиной, когда ладьи едва не ушли в новый поворот, приняв поле за обычную естественную прогалину. Но городище было — просто стояло верстах в трех, сливаясь с зелеными горными отрогами на горизонте. — Тебе доверяю, Коршун, — кивнул своему кормчему купец. — Не оставь нас по возвращении без горячей рыбки. А мы с другом моим пока пойдем мозоли новые зарабатывать. Что же они норы свои так далеко от воды роют? Идти, продираясь через высокую траву, пришлось почти два часа — только потом торговые гости наткнулись на утоптанную дорожку, что привела их к самому селению. Поднявшись на стену, они сразу наткнулись на двух женщин, что, переговариваясь, пропалывали цветочные заросли на соседних прямоугольных клумбах. — День добрый, красавицы! — радостно поклонился им Любовод. — Мы к вам с вестью доброй, радостной. Товар у нас на ладьях есть редкостный, а ради вас мы готовы его за малую цену отдать. — Нам-то, наверное, ни к чему, — выпрямилась та, что ковырялась с флоксами. — Может, Тидерий чего знает? Постойте, я вас проведу. Купец бросил на Олега торжествующий взгляд, и они вместе двинулись за женщиной. Та провела их мимо двух клумб и указала на открытый люк: — Он там быть должен. Сегодня не выбирался. Путники полезли вниз — Любовод на несколько секунд замер возле сияющего на стене зеркала, скрипнул зубами — и почти тут же расплылся в улыбке: — Ты ли будешь уважаемый Тидерий? — спросил он седого старика, что сидел на скамье, опустив ноги в оловянный тазик с водой. От воды явственно припахивало горчицей. — Болят, болят ноги, — закивал тот. — Ты, сказывают, в здешнем городе за старшего? — Нет старше никого, нет, — согласился старик. — Седьмой десяток идет, куда же больше? Любовод почесал в затылке, поднял глаза на Олега, пожал плечами. Спросил: — Так ты в здешнем селении вопросы решаешь? Ну, там, купить чего надо, продать, стены укрепить? — Крепит, это бывает, крепит, — признал Тидерий. — Великие боги, — вскинул глаза к потолку купец, — не надо ныне надо мной шутить. Я и так в убытке! — А коли надобно, так я у туктона завсегда спрошу! — решительно взмахнул кулаком старик. — Ничего не боюсь! Я свое пожил, могу и правду сказать! — Скажи правду, кто у вас за старшего, — попросил Любовод. — Должен же быть в поселке наместник, князь, тиун, посадник, боярин, голова, староста? Хоть кто-то? — Я ныне самый старший, — уверенно повторил Тидерий. — Я с туктоном завсегда говорю. Спрашиваю, коли надобно что. Слушаю, коли великий Раджаф снисходит своей милостью. — Продай зеркало, старик? — резко изменил тактику купец. — Продай, заплачу по-царски. — Как можно, — резко дернулся старик, и вода расплескалась на доски. — Это дар великого Раджафа, благословившего семью и этот дом! Без милости Раджафа нет дома, нет семьи. Как продать его зеркало? — Тогда купи. Купи нож. — Вы посланцы Раджафа? — Мы посланцы богов, уважаемый Тидерий, — плохо скрывая раздражение, ответил купец. — Привезли ценный товар. Ты его купишь? — Привезли на торг? Так ведь он токмо через сем ден будет! — Мы привезли товар сюда, отдадим за полцены! Купишь? — Я спрошу туктон, добрые люди. Он даст верный ответ. — Туктон — это каменный шар в центре города, — сообщил Олег. — К нему обращаются за советами. Говорят, он все слышит и передает великому Рад-жафу. — Раджаф ответит, — добавил старик. — И я узнаю, можно ли купить вне торга… — Ты даже не спросил, что именно! — рявкнул Любовод и взбежал по лестнице наверх. Когда ведун поднялся следом, купец уже опять разговаривал с женщинами: — У вас есть кто-то, кто может позаботиться о городе? Старик ничего не понимает, а я с важным товаром могу ведь и уплыть! Прямо сейчас уплыть и не вернуться. — Можно обратиться к туктону, — предложила все та же, с флоксами. — Коли это важно, он ответит и без старого Тидерия. — Что-нибудь еще, друг? — поинтересовался Олег. Купец сплюнул и сбежал вниз по склону. — Как же они так живут? — рычал он себе под нос. — Ни стражи, ни старших, ни тиунов. Случись что — как беду решать станут? — Видать, веками жизнь отлажена, — пожал плечами Олег. — Ничего не меняется, ничего решать не надо. Получается, и старший ни к чему. Только хлеб на него зря переводить. — А ну пожар случится? Тогда что — к камню ихнему с вопросами бегать? — Не преувеличивай, Любовод, — усмехнулся ведун. — Когда пожар полыхнет, так и у нас на Руси без старших обходятся. Тиунов по деревням ставят, дабы дань княжескую верно сбирать. Если с данью само решаться станет, то любая деревня и без тиуна жить припеваючи станет. И не заметит, что старшего не стало. — Как же без дани-то? — Легко. Назвать князя великим богом, которому десятину нужно давать, не то помрешь, поставить камни молитвенные, чтобы не забывали, — и готово. Каждый сам десятину отсчитает и привезет. Особливо, если еще и стражами всевидящими припугнуть. — Хорошо, что ты не князь, ведун, — наконец-то засмеялся купец. — Больно хитрый. Намучились бы мы с тобой… На стоянке друзей ждала щучка, завернутая в мяту и запеченная на углях, но даже такое изысканное угощение не смогло улучшить настроение купца. Наскоро проглотив рыбу, он приказал отчаливать. Суда, мерно взмахивая веслами, двинулись выше по мало-помалу сужающейся реке и ближе к вечеру привязались к берегу на полверсты ниже нового холма, поднявшегося на небольшом взгорке прямо над водой. — Ладно, друг, ты уже нагулялся, — сжалился над Серединым купец. — А я еще раз удачи попытаю. Трувор, Диун, Велеслав — со мной. Рожи пострашнее корчить станете и ножнами всех задевать. Может, хоть это кого расшевелит. Четверо путников поднялись на взгорок, на холм, потолкались наверху, вскоре спустились в один из люков. Примерно через полчаса выбрались, пересекли селение и спустились в другой. Над рекой начали сгущаться сумерки, по воде редкими лохмотьями пополз туман. Ксандр, наблюдая за городом, внезапно хлопнул в ладоши, выпрямился: — Чего-то холодно сегодня, мужики. Все едино, никуда впотьмах не тронемся. Давайте хоть костерок запалим. Моряки и судовая рать зашевелились, выбросили на траву сходни, спустились. В лесочке на скалах застучали топоры, и уже через четверть часа ночную темноту разорвал свет костра. Приказчик выдал куль сушеного мяса — рыбу все равно ловить было поздно, — шмат сала, немного вяленой репы и лука, мешочек перловки. В котле забурлила похлебка, над рекой поползли запахи, по соблазнительности далеко превосходящие вкусовые качества кулеша. К нему и вышли четверо переговорщиков, что отправлялись в селение.