После «пикилы» последовали салат из даров моря, долма, улитки по-бургундски, фаршированные кальмары. На горячее были поданы гамбасы – шашлыки из только что родившихся ягнят и «мусака» – жаренные на вертеле баклажаны, сыр, лук и помидоры. «Ретсина», янтарное «Шабли» и «Бургундское» цвета спелого граната лились рекой, а тостам, казалось, не будет конца. В заключение трапезы на столе появилось блюдо с греческим деревенским сыром, который греки запивают «киром» – смесью шампанского с соком из красной смородины свежей выжимки. Ширин, наклонившись к Аристотелю, прошептала: – Какая прелесть, Ари! Нельзя ли взять с собой баночку этого напитка? – Мы можем и сами его приготовить, надо только попросить у Аги красной смородины и узнать, в каких пропорциях он смешивает сок с шампанским. Ведь «кир» надо пить сразу после приготовления. Обслуживал компанию высокий, под два метра, красавец официант. Наметанный глаз Аристотеля сразу определил, что в его жилах течет изрядная доля африканской крови: волосы черные, курчавые, губы и нос хотя и не расплющены, как у негроида, но карие глаза большие, округлые, белки с синевой, какие обычно бывают у африканцев. Но более всего Аристотеля удивило то, что Ага обращался к нему по-русски, лишь иногда употребляя греческие слова, в основном названия блюд. Наконец «Константинов» не выдержал и обратился к брату по-гречески: – Послушай, Ага, у тебя, оказывается, экзотика не только на столе, но и в зале… – Что ты имеешь в виду? – Официанта, который нас обслуживает… – А-а, Мустафа… Он человек очень сложной биографии. Иногда мне кажется, что Мустафа – россиянин, хотя, устраиваясь ко мне на работу, предъявил настоящий французский паспорт. Да и говорит он по-русски свободно. Подозреваю, что раньше он служил во французском Иностранном легионе… – Почему ты так решил, Ага? – настороженно спросил Аристотель. – Он как-то обмолвился, что пришлось повоевать, а где, когда, на чьей стороне – молчит. Поэтому я и решил, что он бывший легионер… – А где он выучил русский? – Этого я, Ари, не знаю… Впрочем, я его не подвергал допросу, как это ты делаешь сейчас со мной! – Прости, Ага, но ты сам меня спровоцировал на выяснение биографии Мустафы… – Я? Каким же образом? – Ты упомянул французский Иностранный легион. Мне кажется, ты просто не знаешь, что этот легион – сборище выкидышей рода человеческого. Уголовники, стремящиеся уйти от правосудия, от наказания за тягчайшие преступления, за которые как минимум полагается пожизненное заключение. И это – в лучшем случае. Обычно под знаменами Иностранного легиона прячутся те, кому грозит смертная казнь. Пойми меня правильно, брат! Я не из праздного любопытства расспрашиваю тебя о Мустафе. Я беспокоюсь о тебе… Ладно, оставим эту тему. Пожалуй, я сам займусь этим загадочным мулатом! – Но ты же в Париж прибыл, как я понимаю, по своим шпионским делам плюс жена… Когда уж тебе заниматься Мустафой?! Да и стоит ли? Откровенно говоря, Ари, в том, что он – не бывший уголовник, я уверен на все сто процентов! – Откуда такая уверенность? – От жизненного опыта и знания людей. Мустафа – порядочный, надежный и не раз мною проверенный в делах человек. Заметь, в делах весьма щекотливых… – Тогда давай, выкладывай все, пока женщины ушли на кухню… – Ну, если ты настаиваешь, Ари… Мустафа официально числится у меня охранником, а не официантом. Он штатный сотрудник охранного бюро «Легионер». Но там ему платят гроши, вот он и подрабатывает у меня официантом. – Получается, что он работает у тебя на двух должностях? Сколько же ты ему положил? – Немного… Впрочем, основной его заработок – в чаевых. Поверь мне, Ари, это общепринятая на Западе практика. Кроме того, он кормится здесь. Живет с нами на втором этаже, у него отдельная комната. Денег я с него ни за еду, ни за проживание не беру. Так что, думаю, обижаться ему не на что. Хотя, конечно, работа у него адская. Ну, представь, двенадцать часов на ногах. И, несмотря на то что зал у меня крошечный, за смену он, по моим подсчетам, проходит километров 20–30. Да не прогулочным шагом с тросточкой в руках, а бегом с подносами. И так – через день. У него есть сменщик, француз Жюль, но тот часто болеет, так что Мустафе нередко приходится работать каждый день. Мои клиенты, да и не только они, принимают его за алжирца. Скажу тебе по секрету: парижанки, посещающие «Акрополь», от Мустафы просто без ума. Некоторые приходят сюда только для того, чтобы с ним пофлиртовать, ну и, конечно, дают ему обильные чаевые. Общаясь с ними, Мустафа выучил французский, а проживая и работая с нами, он освоил греческий. Мустафа очень способный к языкам парень. Да и вообще он умница и очень хороший человек. Собирается скопить денег, чтобы открыть женский ресторан с греческой кухней. – Агамемнон раскатисто рассмеялся. – Наивный парень! Он думает, что сможет составить мне конкуренцию! К тому же он, как мне кажется, не скоро соберет нужную сумму для покупки какого-нибудь разорившегося или убыточного ресторана… – Почему? – в один голос спросили Аристотель и вернувшаяся с кухни Ширин. – Мустафа, чтобы поддерживать себя в боевой форме, дважды в неделю посещает спортклуб. Его любимый вид спорта – тхэквондо, у него очень высокий разряд, по-моему, «черный пояс» и какой-то «дан», я уж и не помню, какой именно. Кроме того, он ходит в тир, тренируется в стрельбе. У него даже боевой пистолет есть! Да, а вы что думали? Занятия в спортзале и в тире обходятся ему в копеечку, так что, как говорится, «не до жиру – быть бы живу!» – подвел итог Ага. – А как к этому относится его жена? – поинтересовалась Ширин. – Он не женат… – Такой красавец и не женат?! А как же он обходится без женского пола? – настаивала турчанка. – В Париже с этим проблем нет – столько продажных женщин, столько публичных домов. У меня есть подозрение, что именно там он успокаивает свою плоть и удовлетворяет голод по женскому обществу. А, в общем, не знаю! – замахал руками Агамемнон. – Я с ним на эту тему не говорил, да и вообще не мое это дело… Хотя, помнится, однажды он привел сюда какую-то девчушку, то ли танцовщицу, то ли стриптизершу из «Мулен Руж». Ну, та была красавица, фотомодель! Через некоторое время девочка стала приходить сюда каждый раз, когда работал Мустафа. Устроится где-нибудь в дальнем углу, закажет бокал «Ретсины» и чашку кофе по-турецки и сидит так до обеда, не сводя глаз с Мустафы. А он даже не подойдет к ней, хотя до полудня у меня обычно очень мало посетителей. А вечером они встречаться не могли, так как она была занята в вечернем мюзикле. Вот так месяца три и продолжалась их, с позволения сказать, любовь. А потом девочка перестала приходить… Не знаю, что между ними произошло, не вникал я в их отношения… – Вот это уже выглядит странно – уж мне ли не знать, какой ты, Ага, дотошный и любопытный, тебе до всего есть дело! – подначил брата Аристотель. Видя, что Агамемнон не собирается поддаваться на провокацию, Аристотель попытался развить ранее затронутую тему. – А что делал твой Мустафа в прошлом? Может быть, перед тем как воевать, он играл в каком-нибудь театре? А что? Я, например, вижу его в роли Отелло. Внешне, во всяком случае, он подходит на эту роль… – Ари, ты не прав, – возразила Ширин. – Отелло отталкивающе отвратителен, а Мустафа скорее похож на Яго… Такой же вкрадчивый, вежливый, с лукавым взглядом и приятной внешностью, если не сказать больше… – Дорогая! – дурашливо сложив губы, воскликнул Аристотель. – Уж не влюбилась ли ты в официанта?! Смотри мне! А то я не постесняюсь тут же в ресторане исполнить заключительную сцену из шекспировской пьесы. Ты, надеюсь, помнишь, что сделал Отелло с Дездемоной… Все дружно рассмеялись. – Мустафа, с его слов, бывший десантник, – продолжил Ага, когда смех стих. – Я только из-за этого и выбрал его, когда три года назад мне пришлось обратиться в охранное бюро… О, это целая история! В общем, было так. Три года назад, когда мы из Греции приехали в Париж и только-только открыли ресторан, на нас стали «наезжать» отморозки из местной мафии, требовали, чтобы мы им отчисляли часть своего дохода. Я – в полицию. А там мне говорят: «Все платят, а ты чем лучше? Плати!» Вот так и платил целых два года. Когда же появился Мустафа и свернул двум рэкетирам шеи, бандиты на некоторое время оставили меня в покое. Я видел, как он это делал, – действовал Мустафа вполне профессионально, как на ринге в спортзале, – потому я и поверил, что он бывший десантник. Представляете, в одно мгновение свернуть шеи двум вооруженным ножами бугаям! Аристотель поморщился от этих слов. – Брат, пощади психику моей жены! – Нет-нет, пусть рассказывает, это все очень пикантно! – воскликнула Ширин. – Ну, так вот, – продолжил описывать Ага свои перипетии, – прошло где-то месяца три, как появилась новая пара бритоголовых с тем же предложением «делиться». Мустафа хотел тут же расправиться с ними, но я запретил ему это делать в «Акрополе». Тогда он, под предлогом передачи денег, назначил им свидание в Булонском лесу. С тех пор о них ни слуху ни духу. Да и вообще бандиты оставили меня в покое. Беда пришла оттуда, откуда я ее меньше всего ожидал. Из полиции. После исчезновения тех четверых меня, Мустафу и Жюля каждый день вызывали в местный комиссариат полиции на допросы, длившиеся по шесть-восемь часов! Показывали фотографии тех самых рэкетиров, которых убрал Мустафа. Требовали, чтобы мы признались в убийстве тех вымогателей. Наивные люди! Ну кто ж будет свидетельствовать против самого себя и добровольно лезть в петлю, тем более что доказательств у полицейских не было никаких! Потом стали избивать резиновыми дубинками. Били по почкам, по печени… Это для того, чтобы не оставить следов. Мне пальцы сломали, засовывали их в проем двери. Я после этого месяц не мог играть на аккордеоне. Правда, Жюля через некоторое время оставили в покое, перестали вызывать на допросы, но с нами, со мной и Мустафой, «обработку» продолжили… – Извини, что перебиваю, брат! – вклинился в монолог Агамемнона Аристотель. – Ты-то сам не задумывался, почему Жюль перестал интересовать полицию? – Ну, во-первых, Жюль – француз, коренной парижанин, к тому же белый, поэтому к нему отношение было не таким, как к нам с Мустафой, инородцам. Во-вторых, он после этих допросов с пристрастием слег в больницу… – Брат, а ты не допускаешь мысли, что полиция оставила Жюля в покое, потому что в ходе допросов он согласился оказывать им содействие в расследовании, а может, и вовсе является их осведомителем? – Слушай, Ари, мне как-то и в голову это не приходило! Вот, оказывается, что значит пообщаться с профессиональным разведчиком! – Агамемнон и Агния с восхищением смотрели на родственника. – Пожалуй, ты прав, Ари… Да, надо срочно искать замену этому хиляге, тем более что есть масса желающих работать у меня официантами… Решено! Я уволю его под предлогом, что он часто болеет, а мне якобы приходится платить Мустафе двойную ставку… – Как же вам удалось выпутаться из этой истории? – поинтересовалась Ширин. – Помог Господин случай. Его, как говорится, трудно дождаться, но очень легко упустить… Я не упустил. Короче, однажды вечером в «Акрополь» заглянул, кто б вы думали? Бывший мэр Парижа, а ныне президент Франции Жак Ширак! Да-да, собственной персоной, безо всякого предварительного звонка, да еще и без охраны. Может быть, она и была, но осталась дожидаться его снаружи, во всяком случае, в зал он вошел только с супругой. Стоп-стоп! Забыл сказать о самом главном. С Шираком был его личный секретарь, грек по национальности. Я это понял, когда он вслух, на чистейшем греческом, зачитывал меню, а затем переводил супругам Ширак. Обслуживал чету Шираков я вместе с Агнией. И тут меня осенило: вот оно, мое спасение! Надо обратиться за помощью к секретарю, ведь мы оба греки, не может же он отказать в просьбе земляку! И действительно, не отказал, слава тебе Господи… Я долго к нему присматривался – с какого боку к нему подойти, да с чего начать. Наконец решился. Вы же знаете, наглость – второе счастье. И вот я, набравшись наглости и извинившись перед Шираками, обратился к секретарю по-гречески и коротко объяснил ему свои проблемы с полицией. Молодец Сократ, не подвел! Выслушав меня, он дал мне свою визитную карточку. Посоветовал больше в полицию не ходить, а если меня вызовут, сразу позвонить ему. Что я и сделал через пару дней, получив повестку из комиссариата. Все! С тех пор, тьфу-тьфу-тьфу, ни рэкетиры, ни полиция мне не докучают! – Ага постучал по деревянной перегородке. В следующий раз, когда супруги Ширак посетили «Акрополь», они согласились сфотографироваться, и вот теперь фото президента Франции висит у меня на стене. Подозреваю, что он схитрил, согласившись фотографироваться. Да и вообще, супруги Ширак недаром ко мне забрели в тот вечер… – Почему? – По-моему, это был просчитанный тактический ход. Ему это было выгодно, так как он тогда боролся за президентское кресло. Ширак в то время очень часто показывался на публике со своей супругой, стремясь убедить людей, что он очень прост и доступен всем избирателям, даже если они бывшие иностранцы, получившие французское гражданство… И что ты думаешь? Он не прогадал – все мои посетители, кто имел право участвовать в выборах, проголосовали за него. Думаю, что «Акрополь» – не единственный ресторан, посещаемый эмигрантами, где побывал Ширак для популяризации своего имени во время предвыборной кампании… Кстати, даже французские газеты обвиняли его в заигрывании с иностранцами, имеющими французское гражданство. Благодаря им он якобы и выиграл выборы. Не знаю – я политикой не интересуюсь… – Послушай, брат, коль скоро речь зашла о фотографиях, я хотел бы задать тебе один вопрос. Понятно, почему у тебя вывешены фото Азнавура, Сталлоне, Ширака и других популярных среди парижской публики лиц. Непонятно, как среди них оказалось фото какого-то уродливого негра-Квазимодо! – А, этот! – поморщился Ага. – Это фото приятеля Мустафы, Антуана Бокассы, сына императора Центральноафриканской империи… На фото имеется даже его дарственная надпись… Было время, когда он почти каждый вечер заходил ко мне. Да не один, а с такими дивами, что закачаешься! Все, как одна, фотомодели – ноги от ушей, широченные бедра, грудь шестого размера. Деньгами сорил бессчетно, как семенами для голубей. Но больше всего меня поразило, что он ни разу не притронулся ни к одному из моих фирменных блюд, то есть вообще никакой еды для себя не заказывал! Для подружек – да, брал всякие деликатесы, но сам ничего не ел, а ведь кухня у меня – дай-дай, такую в Париже надо еще поискать… Да ты и сам убедился, или я не прав? – Прав, конечно, прав! Продолжай! – Аристотель придвинулся поближе к собеседнику. – На чем я остановился? А, ну да, конечно! Антуан ничего у меня не заказывал из еды, только пил. «Ретсину» смешивал с «Метаксой» и этот коктейль обязательно запивал «киром». И подружек своих этой же убойной смесью накачивал… – Ну и что же здесь странного? – развел руками Аристотель. – Он ведь перед приходом к тебе мог насытиться в другом ресторане… – Согласен, что нет ничего странного в том, что Антуан у меня не ел, а только пил и спаивал свою спутницу… Странность в другом. Через неделю фотография его подружки, с которой он приходил ко мне, появлялась во всех парижских газетах в рубрике «Розыск». То есть получалось так: стоило принцу Бокассе побывать в моем ресторане с какой-нибудь дивой, как она тут же бесследно пропадала… И никаких следов, ни трупа, ни орудия убийства полиция никогда не находила… – А почему же ты не уберешь его портрет, если он так тебе неприятен? – Да все забываю… То времени нет, то просто недосуг… А, с другой стороны, фото ведь подписано не кем-нибудь, а наследником престола… Слушай, Ари, у меня – идея: а что, если вместо фото принца мы повесим твой портрет, или портрет твоей жены? – Ты опять за свое. Я уже объяснил тебе, что мы находимся здесь в служебной командировке, поэтому всякая съемка отпадает. Ты же понимаешь почему! Кстати, о трупах. Ты ведь лукавишь, Ага! Уж куда девались трупы тех фотомоделей, что посещали твое заведение, ты должен знать! Во-первых, потому, что Мустафа – приятель Бокассы, а во-вторых, вы ведь тоже куда-то дели трупы тех отморозков, что на тебя наезжали? – Аристотель заговорщицки подмигнул брату. – Ари, ну тебе это нужно? Ты разве не усвоил основное правило нашей жизни: меньше знаешь – дольше живешь. Да и вообще, тебе-то что? Своих секретов не хватает? Ты же их, наверно, мешками похищаешь! Ворюга, вот ты кто! – при этих словах Ага театрально швырнул на стол салфетку и рассмеялся так громко, что посетители ресторана повернули головы в сторону кабинки хозяина и его гостей.