Как только я увидел, что Аминат выбралась из бункера, таща на себе гранатомет и десантный вариант «Калашникова», и направилась в сторону федерального шоссе, соединяющего Грозный с Урус-Мартаном, я тут же связал четыре наступательные гранаты, присоединив к ним остававшиеся у меня куски пластиковой взрывчатки, и метнул всю эту смертоносную смесь в бункер. Вслед за взрывом оттуда раздались стоны и проклятия на чеченском и арабском языках. Нет, я не остановился на бомбометании, я ворвался в бункер и стал расстреливать из АКС и «Стечкина» оставшихся в живых и истекающих кровью боевиков… Когда я убедился, что в двух комнатах бункера не осталось ни одного живого правоверного, я занялся проверкой документов, грудой лежавших на столах и, как ни странно, совершенно не пострадавших от взрыва. Боже мой, что я обнаружил! Там были чистые бланки паспортов всех стран мира, соответствующие печати и штампы выездных и въездных виз, а также документы на ввоз и вывоз легкого стрелкового оружия! Впрочем, они были действительны только для арабских стран и Турции… – Представляешь, Аристотель, паспорта всех стран мира! Кроме того, там была куча фотографий, на любое лицо, с бородой или без, метисов, белых, негров, кого угодно! Я, не теряя времени, сразу же стал изготавливать себе заграничный паспорт. Мне это было нетрудно сделать, так как до прихода в ФСБ я занимал должность начальника отдела Управления московского городского ОВИРа, который выдавал паспорта всем гражданам, в том числе и иностранцам, поэтому я досконально был знаком с технологией оформления паспортов всех стран. Я подобрал фотографию, соответствующую моим антропологическим данным, и с помощью специальной машинки закатал ее в паспорт. С тех пор я – Мустафа Фатх ибн Ибрагим! …В тот самый момент, когда я направился к выходу, держа в руке новенький паспорт, согласно которому я – гражданин Франции алжирского происхождения, в проеме бункера появилась Аминат. На какой-то миг наши глаза встретились. Она передернула затвор автомата, но мой «Стечкин» оказался проворнее – пуля вошла ей между глаз. Не спрашивай, что я потом чувствовал, не надо… Раскаяние, гнев, злость на себя за убийство женщины, к которой я испытывал нечеловеческую страсть… Знаешь, я плакал все время, пока рыл ей могилу… В конце концов разум возобладал над эмоциями, и я успокоил себя тем, что если бы я не убил ее, она застрелила меня… * * * Я похоронил ее тут же у входа в бункер, в безымянной могиле. Разумеется, в ее дом я больше не вернулся – ушел в сторону Грозного, но, увы, оказалось, что грозненский аэропорт разбомблен. Кстати, в бункере я обнаружил множество пачек долларов в банковской упаковке, однако на поверку все они оказались фальшивыми. Тогда я стал шарить в карманах убитых арабов – вот там-то я и нашел огромные суммы уже настоящих долларов. – Помародерствовал, значит, – усмехнулся в усы Аристотель. – Аристотель, а что мне оставалось делать?! Думаю, на моем месте любой поступил точно так же. Уверенности в том, что я смогу обойтись лишь фальшивыми долларами, у меня не было никакой… Торговцы, у которых я покупал провиант на базарах, с пониманием относились к «фальшакам» и оценивали их один к тридцати центам. Меня это вполне устраивало, так как в рюкзаке у меня этого добра было ни много ни мало целых три миллиона. Но настоящие «баксы» я приберегал для покупки билета в Стамбул. – А почему в Стамбул? – поинтересовался Аристотель. – Потому что прямых авиарейсов Баку – Париж в те времена не существовало. Кроме того, мне надо было переодеться в цивильную и по возможности дорогую одежду – я ведь собирался лететь не куда-нибудь – в Париж! Не лететь же туда в камуфляже. – Ну, при стольких наличных «баксах» тебе это труда не составляло. – Меня в буквальном смысле ограбил дагестанский проводник. Ну не пристреливать же его за неуемную жадность. Он и так сделал для меня все возможное… – А именно? – Провел через всю Чечню, минуя все блокпосты, кормил и поил у своих родственников в Чечне и Дагестане. Но, когда я ему предложил три миллиона «зеленых», он сразу насторожился и спросил, не фальшивые ли они. Я откровенно сказал ему, что они поддельные, но он сможет сбыть их по тридцать центов за доллар. Он отказался наотрез. Я попытался убедить его с помощью АКС. «Бесполезно, – ответил он, – если ты меня сейчас убьешь, без моей помощи ты не сядешь на теплоход, следующий в Баку, ибо при этом значат только знакомства, но никак не деньги, как бы велика ни была сумма!» В конце концов, сошлись на том, что я отдаю ему рюкзак с фальшивыми долларами, свой АКС, боезапас к нему, пару гранат и три тысячи настоящих «зеленых». Я пришел к выводу, что сделка устраивает обоих: я избавлялся от оружия, из-за которого у меня наверняка возникли бы неприятности при посадке на теплоход Махачкала – Баку, а проводник приобретал не только фальшивые доллары, которые потом наверняка сбыл по сходной цене, но и довольно ходовой и высокочтимый в их горах товар – АКС и гранаты. Но «Стечкин» остался в носке. И ведь пригодился! * * * Баку поразил меня сиянием витрин, множеством разноцветных реклам, обилием магазинов, где, казалось, можно приобрести все, были бы деньги. Я удивился, что на меня никто не обращает внимания. Посмотрев по сторонам, я понял, в чем дело: улицы кишмя кишели молодыми людьми, одетыми, как и я, в камуфляжную форму. Побродив по ночному городу и перекусив в какой-то харчевне, где в качестве прохладительного напитка подавали ледяной гранатовый сок, который тут же при тебе выжимают специальным гидравлическим приспособлением, я решил прибарахлиться в одном престижном супермаркете готовой одежды. Войдя внутрь, я заметил, что за мной наблюдают три усатых типа. Нет-нет, они не стояли рядом, пока я примерял рубашки, костюмы, плащи. Они, курсируя по магазину, просто делали вид, что разглядывают товар. Возможно, в другое время, при других обстоятельствах, я бы просто не обратил на них внимания, но ты же понимаешь, Аристотель, что в тот момент у меня, что называется, все импульсы были наружу, – поэтому я и заприметил эту усатую троицу. Особо их заинтересовало, какими деньгами я буду расплачиваться. Вот тут-то они и разоблачили себя, вернее, свои намерения. Как только я вынул пачку «зеленых», все трое поочередно покинули магазин. Ну а чем, кроме долларов, мог я расплачиваться? Разумеется, только ими. Благо в Баку их принимали беспрепятственно, и не надо было искать пункты обмена валюты. * * * Экипировался я по первому разряду – любой лондонский денди дал бы самую высокую оценку тому, что я приобрел. Черт возьми, я же, в конце концов, еду ни в какой-то Мухосранск, а в Париж! Во всем приобретенном великолепии, благоухающий интригующим ароматом французского одеколона я вышел из магазина и тут же был остановлен уже знакомой мне троицей. – Так, старик, выкладывай из карманов, что там у тебя осталось. Да побыстрее – у нас мало времени. Заодно снимай этот прикид, который на тебе, – он мне очень по душе! Взглянув на пятизарядный женский «браунинг», который от дрожи плясал в руке старшего усача, я понял, что имею дело не с профессионалами, а со шпаной. – Может, – предложил я, – начнем с башмаков? – Никаких башмаков – только «баксы» и костюм, да побыстрее! – Но «баксы» у меня в носке, – как можно спокойнее ответил я, заметив, что для ускорения процесса экспроприации остальные двое грабителей достали раскладные ножи. Я вынул из носка «Стечкин», и он произвел убийственное впечатление: их буквально парализовало: а я, как ни в чем не бывало, спросил: – Ну, ребята, кто из вас хочет умереть первым? Умирать, как оказалось, не хотел никто, поэтому незадачливые грабители сломя головы разбежались в разные стороны. * * * В аэропорту, перед тем как пройти таможенный и пограничный контроль, я расстался со своим верным «Стечкиным», незаметно опустив его в ближайшую урну. Ты знаешь, Аристотель, это было сродни тому, как если бы я расставался со своей прежней жизнью. Убийство англичанина в Шереметьево, бои в Приднестровье, скитания по Чечне, залитое кровью лицо Аминат – вдруг все это, как в фантастическом ужастике, пронеслось перед моими глазами… Я попытался вычеркнуть все это из памяти. Но на смену этим картинам возник образ мамы… Поднимаясь по трапу самолета, я расплакался. Стюардесса заметила это. – Вам плохо? Какие-нибудь лекарства? – Девушка, милая, мне срочно бутылку водки! За любые деньги, и, если можно, не одну! – Не волнуйтесь, не успеете вы занять свое место – все будет в вашем распоряжении! Пил я беспробудно все шесть часов полета. Но, как ни странно, хмель совершенно не брал меня – сказывалось нервное напряжение. Так что в Стамбул, а затем в Париж я прибыл свежим, как огурчик! Теперь ты, Аристотель, можешь смело приниматься за написание романа под названием «Одиссея капитана Ганнибала». Аношин захохотал и, разбросав в разные стороны огромные ручища, откинулся на спинку кожаного дивана. – По-моему, в романе будет не хватать одной главы, – с напускным безразличием заметил грек. – Какой, по-твоему? – О твоем пребывании во французском Иностранном легионе, – невозмутимо ответил «Константинов», вперив взгляд в зрачки собеседника. Смуглое лицо Ганнибала вмиг стало иссиня-черным, взгляд потух, губы беззвучно что-то шептали. Пауза продолжалась секунд пять. Наконец мулат взял себя в руки и охрипшим от волнения голосом тихо спросил: – А тебе это откуда известно? Ведь я никому о легионе не рассказывал. – Извини, Ганнибал, – пожав плечами, спокойно ответил грек, – чужие догадки я обратил в свой прямой вопрос, не более того… – Чьи догадки? – вскрикнул Аношин, грохнув кулаками по столу. – Если ты сейчас же не ответишь, я немедленно уйду! – Ганнибал, возьми себя в руки – метрдотель уже мчится к нашему столу, – предельно спокойно произнес Аристотель. – И поверь, я не предполагал, что мое замечание о легионе, может так ранить тебя… – Нет-нет, ты мне не ответил, кто поделился с тобой своими догадками?!