– У меня не было выбора, – сухо ответила Екатерина. – Я хочу наверстать упущенное. – Леди, – ответил Александр резко, – сколько вам лет? – Двадцать четыре, – ответила она укоризненно. Кто же спрашивает женщину о возрасте? Но ректора, кажется, это не волновало. – Мы начинаем учить с шестнадцати, максимум с восемнадцати, потому что психика у подростков еще гибкая, мозг пластичный, готов воспринимать огромные объемы информации и легко тренируется на манипуляции стихиями. Каждый год в плюс уменьшает шансы на то, что стихии отзовутся вам. Да и если все-таки получится… вы закончите учиться в тридцать один. Когда большинство выпускников уже имеют долгую практику. Вас это не смущает? Зачем вам это надо – при ваших, простите меня за прямоту, возможностях? Свидерский говорил резко, чуть повысив голос, и Катерина не понимала, отчего он так разозлился, и жутко боялась, что он начнет орать, хотя разум и говорил: нет, на обладателей ее титула не повышают голос. И не рассказывать же ему, каково это – жить в постоянном страхе, не имея возможности защитить себя? Не говорить же, сколько раз за прошедшие годы она мечтала уметь поставить щит или кинуть на мужа стазис, чтобы уберечься, успеть спрятаться? – И вы меня простите, – сипло сказала Катерина, – но мои мотивы – не ваше дело. Александр покачал головой. – В любом случае вы можете поступать только на общих основаниях, моя леди. Титул не дает преимуществ. – Я их и не просила, – произнесла Симонова ровно, хотя внутри вся кипела от отповеди. – Я просила дать мне работу. Буду откровенна. У меня нет образования, лорд Свидерский. Нет профессии. Но я быстро печатаю, умею вести хозяйство и считаю, что могла бы занять место вашей помощницы. Заодно присмотрелась бы к жизни университета и поняла бы, нужно мне обучение или нет. Мне очень нужно изменить нынешнюю жизнь, и разумно сделать это с пользой для себя. – У меня уже есть помощница, – бесстрастно отметил Александр Данилович. – Извините, но менять ее я не собираюсь. А дополнительное место, только чтобы исполнить ваш странный… каприз, я создавать не буду. Вы можете заняться благотворительностью. Или основать собственный… ну, женский журнал, например. У вас есть все данные: настойчивость… внешность. Последнее прозвучало уже откровенно насмешливо, и в груди болезненно сжалось. – А у меня есть почти миллион ежегодных отчислений на нужды университета, – с милой улыбкой сказала она. – Будет жаль, если ваши программы свернутся. Глаза ее собеседника недобро сверкнули. – Вы выбрали неверный тон, – проговорил он сухо. – У нас достаточно финансирования и без вас. – Даже если я пообщаюсь с Попечительским советом? – Катерина понимала, что ее несет, но остановиться уже не могла. Алекс нахмурился. – Даже в этом случае, – сказал он ледяным тоном, – вы мне не нужны. Катя закрыла глаза и вздохнула. Встала, развернулась и пошла к гардеробу, накинула на плечи пальто и двинулась к двери. Ничего не сказала – потому что, несмотря на успокоительное, по щекам были готовы хлынуть слезы. Старый урод умер, но ее титул и состояние вовсе не являются защитой от унижения. – Как я понимаю, финансирования мы не дождемся? – небрежно спросил ректор ей в спину. – Да подавитесь этими деньгами, – сипло сказала она и вышла, аккуратно притворив за собой дверь. Алекс покачал головой. Надо же, темная. Ну Март, ну и сукин же сын, со своими шуточками. Конечно, когда он увидел характерное темное сияние на фоне довольно яркой, но статичной и скованной магической ауры, убивать не захотел. Но паранойя, обострившаяся после ловли демонят, их проникновения в его сны и «чудных» ощущений, когда тебя выпивают, словно стакан кефира, вновь завопила тревожным сигналом и включила «боевой» режим. В совпадения он не верил. Кто ее послал? Кто за ней стоит? Алекс раздраженно набрал номер друга. – Да, – ответил тот недовольно. Дышал тяжело и ругался вполголоса на блакорийском. Свидерский с удовольствием послушал сочные и лающие ругательства, состоящие будто из одних согласных, и расхохотался. Сердиться на Мартина было невозможно в принципе. – Чем занят? – поинтересовался он. – Да…!.. и…! – снова очень грубо высказался фон Съедентент. – Очищаю покои местной красотки от паутины сглаза. Соперница подбросила. Купила где-то кустарное проклятие, пронесла. Я уже за***ся ставить на дворец щиты от всего на свете. Теперь эта гадость разрослась, чищу. Заглядываю под тумбы и кровати, ползаю на карачках. Хотя спалить бы тут все к чертовой матери. А за дверью стоят взволнованные дамы, готовые меня отблагодарить. Еще и от них спасаться. – Ну и гадюшник у тебя там, – добродушно заметил Алекс. – Угу, – уныло ответил барон. – Зато я стану наследным ландграфом. Буду иметь землю прямо рядом с нашим имением, заведу холопов и крепких грудастых деревенских баб. И уйду на покой. – Это тебе надо было лет на двести раньше родиться, – хмыкнул Свидерский. – Для холопов-то. – Помечтать-то дай, – буркнул Март. – Ты, кстати, чего звонишь? Только поиздеваться, пока сидишь в своем чистеньком кабинете и властвуешь над душами тысяч юных дарований? – Да, кстати, – вспомнил Свидерский. – Ты кого мне там предсказал, Март? – А что? – язвительно и «непонимающе» спросил блакориец. – Экстерьером не вышла? Там все в порядке, руки так и тянутся. – Я тебе голову откручу, – спокойно сказал Алекс, – за такие шуточки. Подпускать вероятную угрозу близко? Я еще с ума не сошел. Кто тебя надоумил? – Да ладно, – уже серьезно произнес Мартин. – Ты какой-то чересчур подозрительный, дружище. Девочка хорошая, скромная. Не смотри, что темная. Там все прозрачно, плюс легализована она, ходит в храм. А мне намекнули, что помощь ей ой как нужна. Марина намекнула. Ну конечно, ради своих баб Мартин и черта в друзья возьмет. – У меня не благотворительный фонд, – отрезал ректор. – Все, пока, потом поговорим. Он еще поработал, сходил на встречу с деканами – но в голове все крутилось бледное лицо и злой и одновременно потерянный взгляд. Алекс знал это свое состояние: он терпеть не мог быть неправым. Поэтому нужно было разобраться до конца и успокоиться. И, вернувшись с совещания, он набрал номер начальника разведуправления. – Тандаджи, слушаю, – раздался в трубке суховатый голос тидусса. – Это Свидерский, – представился ректор. – Полковник, мне нужна информация о герцогине Катерине Симоновой. Вы можете мне ее дать? – Не привлекалась, не состояла, – с легкой язвинкой ответил Майло. – Подробнее, господин полковник, – терпеливо попросил Александр Данилович. – Она подруга ее высочества Марины Рудлог, поэтому, на ваше счастье, мы имеем достаточно информации, – спокойно сказал тидусс. – Рано вышла замуж, за герцога Симонова, который ей в деды годился. Двое детей. Недавно овдовела. – Это я знаю. Что-то еще? Тидусс помолчал. – Только потому, что я ваш должник, Александр Данилович. Так как леди Симонова близка с принцессой, мы провели расследование. Опросили слуг в поместье Симоново, друзей почившего герцога. Судя по всему, она жила с тираном. Он ее избивал, бил и дочерей. У герцогини было несколько выкидышей. Имелось у нас подозрение, что госпожа Симонова не выдержала и избавилась от мужа, но вскрытие показало, что там банальная остановка сердца. Ничего плохого я не могу о ней сказать. Ах да, злоупотребляет алкоголем. Но это неудивительно с таким-то прошлым. – Благодарю вас, Майло, – с признательностью проговорил Свидерский. – Рад был помочь, – ледяным тоном ответил тидусс и положил трубку. Алекс не был склонен к сантиментам. Но несправедливости не терпел, особенно в своем исполнении. Поэтому все-таки вышел из кабинета, поглядел на Неуживчивую, старательно печатающую его распоряжения, и спросил: – Наталья Максимовна, а сколько вы у нас не были в отпуске? – Тринадцать лет, – немедленно ответила секретарь. – А хотите? – поинтересовался он. – Все равно ведь не отпустите, – с укоризной сказала помощница. – Отчего же, – задумчиво произнес Свидерский. – Могу на полгода дать вам волю. С сохранением заработной платы. Но с условием, что, если понадобитесь – вернетесь. Неуживчивая пожевала губами. – С чего такая щедрость, господин ректор? – Нашел вам замену, Наталья Максимовна, – легко ответил он. Секретарь фыркнула. – Это недавняя посетительница, что ли? Вы, если позволите, всегда были падки на красивые мордашки, Александр Данилыч. – Что есть, то есть, – согласился он покаянно и весело. – Что думаете? – Да у вас тут будут целый день крутиться студенты, – пробурчала Неуживчивая. – Думаете, справится? Она хоть знает, как пользоваться клавиатурой? И имеет представление о вашей милой привычке звонить вечерами и надиктовывать приказы? – То есть не хотите в отпуск? – уточнил он коварно. – Нет уж, – сурово сказала Неуживчивая. – Я вас знаю, надо хвататься, пока предлагаете. А то потом еще тринадцать лет каторги. Пусть приходит, все покажу. Но намучаетесь вы с ней, Александр Данилыч. И мне потом бардак разгребать. – Я в вас верю, Наталья Максимовна, – с толикой лести ответил Свидерский. – Вы разгребете что угодно. К Симоновой он поехал после окончания рабочего дня. Дом у нее был прелестным, очень женским, простым: с чудными занавесками, растениями на окнах и росписью по фундаменту. А вот сад оказался неухоженным, засыпанным снегом, но в нем активно работал лопатой садовник. Несколько окон в доме светились. – Госпожа не принимает, – сурово сообщил дворецкий, открывший дверь. – Она занята. – Гости? – осведомился ректор. – Нет, – сказал дворецкий. – Извините, милорд.