– Не может быть, чтобы вы не могли помочь! – почти выкрикнула она, обводя собравшихся обвиняющим взглядом – и монархи, и сильнейшие маги опускали глаза перед силой ее горя. – Кто, если не вы?! – Полина, пожалуйста, идите, – попросил Луциус. – Обещаю, что без вас мы делать ничего не будем. А вам очевидно нужна помощь. Леди Виктория ушла с Полей в гостиную. Стараясь не ругаться, сняла с нее одежду. Просканировала, осмотрела, пытаясь не кривиться от жалости. – Боги, – сказала она едва ли не со слезами, – как же вы терпите, ваше величество? Пол промолчала. Она вслушивалась в тихие голоса в спальне. От рук волшебницы шло тепло. Задергало, зазудело прокушенное плечо, и королева застонала. Зачесались разбитые коленки, закололо в боку и тоже задергало так, будто ее штопали наживую. Потянуло до боли в ушибленной спине – и, только когда отпустило, Полина поняла, как сильно была ранена. Закружилась голова – Виктория задержала ладонь на ноющем затылке. Горело лицо, пока затягивались царапины и саднящие губы. И только когда целительница аккуратно опустила руки на низ живота, Пол закусила губу, судорожно вздохнула и отвернулась в сторону. Здесь было больнее всего. – Единственное, что я могу предложить сейчас, – это поместить его в стазис, – сказал Свидерский, когда Полина и Вики вернулись. – Это даст нам время. Ваше величество, – обратился он к Луциусу, – я и сам могу, но у вас это выйдет надежнее. – Да, – сухо согласился король Инляндии. – На данный момент это самое верное решение. – А наша кровь не поможет? – с волнением спросила Полина. – Вася, ты ведь дашь, да? Твоя сильнее. Ведь должна помочь! Только напоить его как-то надо! И она с надеждой посмотрела на Инландера и остальных. – Я не берусь предсказать, как это сработает, – покачал головой Луциус. – На вас зараза не подействовала, но это и понятно: вы не берман, да и кровь Красного – чистый огонь и смертельным вирусам развиться не дает. Здесь же, насколько я понимаю, ваша кровь попала внутрь уже в активной стадии болезни… да и количество играет роль. Нет, – он вздохнул, – не надо рисковать. Известно, что она уничтожает яды, но это ведь не яд. Вполне возможно, что, наоборот, кровь усилит магическую составляющую вируса. Поэтому… нет, ваше величество. Не нужно. Позже, возможно, если не найдем другой способ и останется только этот. – Тогда стазис, – решила Полина. Правитель Инляндии кивнул. – Да. Отойдите все. Гюнтер? – Готов, Лици, – откликнулся тот. И два монарха, встав по обе стороны кровати, простерли над умирающим руки. Пол стояла, выпрямившись, сжимая руку сестры, и наблюдала, как уплотняется над ее мужем воздух, наливается серебристо-белым сиянием, как затихает его дыхание, закрываются глаза, прекращает биться жилка на виске, и сам он замирает, покрываясь тонким мерцающим коконом. – Если решение есть, мы его найдем, – пообещал Луциус твердо. – Я обещаю, что займусь этой проблемой. Пока он жив – есть надежда. Стазис можно поддерживать бесконечно. – И щиты, – попросила Полина. – Чтобы никто не мог подойти к нему, кроме меня. Чтобы никто не смел навредить ему. – Если разрешите, я поставлю защиту, – предложил фон Съедентент, – настроенную на вас. Подойти к нему смогут, только если вы добровольно подведете за руку. И если разрешите, то сделаю допуск присутствующим. – Ставьте, – потребовала Пол. Глаза ее лихорадочно блестели, и была во взгляде фанатичная вера в то, что все наладится. Василина осталась с Полей, когда остальные уже ушли. Она все держала ее за руку и гладила по плечу – и страшно ей было от того, что все вдруг изменилось и нет возможности защитить, взять на себя то, что вынести может теперь одна Пол. – Ты ведь не вернешься со мной в Рудлог, да, Поль? – Сама знаешь, – сдержанно ответила Полина. – Я останусь с ним. Василина обняла сестру и не выдержала – заплакала. Ее пугала эта совершенно новая, непривычная Полина, ее болезненный вид и сухие глаза. И оставлять ее здесь казалось невозможным, и забрать никак. Да и она сама разве ушла бы от Мариана? – Как же так, Поля… бедная моя. – Все будет хорошо, – с ледяной уверенностью проговорила Полина. – Обязательно. – Будет, будет, – шептала Василина, крепче прижимая к себе младшую сестренку, с которой словно слетела вся игривость и смешливость, и оказалось, что там, под легкомысленной оболочкой, – камень, тверже которого нет на Туре. – Я пришлю тебе помощников, Полюш. Не отказывайся. Ты имеешь право на личную гвардию. – Не откажусь, – Поля почувствовала, как на нее наваливается усталость. Но спать было нельзя. – Мне очень нужны здесь те, кому я смогу доверять, Вась. Спасибо тебе. – Я побуду с ней, пока не появится гвардия, – сказал Байдек Василине, когда они вышли в гостиную. Каменные медведи словно понимали, что эти люди – свои. Не рычали, не двигались, только повернули к ним головы с темными провалами глаз и застыли. – Нельзя сейчас оставлять ее одну. А ты иди, Василек. Ты будешь полезнее в Иоаннесбурге. Василина тревожно взглянула на мужа, вздохнула и кивнула. Это ее Мариан. Он по-другому не может, хотя она видит, чувствует, насколько ему здесь не по себе. Как взял на себя ответственность за них больше семи лет назад – так и несет ее и все несчастья воспринимает как свои промахи. – Я сейчас же распоряжусь собрать отряд, – проговорила Василина тихо, с благодарностью касаясь его лица. Они вышли в коридор и наткнулись на молча подпирающего стену командира королевского полка подполковника Свенсена. Вдалеке, у дверей на лестницу, стояла охрана. – Ваше величество, я провожу вас, если позволите, – произнес берман с поклоном. – Придворный маг дежурит у телепорта и готов отправить вас в Рудлог. Василина величественно кивнула, и подполковник оттолкнулся от стенки и пошел впереди. До телепорта они шли молча. Замок был пуст, если не считать хмурых берманов из королевского полка, расставленных по постам в коридорах и провожающих венценосную чету настороженными взглядами. На эти взгляды и присутствие сильных собратьев Байдек реагировал однозначно: напрягался, прикрывал супругу и едва удерживался от того, чтобы не оскалиться – «моя!». Но Василина была рядом, и он сдерживался. Поцеловал опухшую от слез жену, подождал, пока придворный маг настроит портал и его королева уйдет, и двинулся обратно к покоям короля Демьяна. Подполковник Свенсен шагал рядом и о чем-то тяжело раздумывал. – В отсутствие короля или когда он занят я принимаю командование гарнизоном и решаю оперативные вопросы, – наконец произнес он. Байдек покосился на него и промолчал: зачем ему эти объяснения? Но берман упорно продолжал: – Я отвечаю за безопасность служащих и придворных. И если угрозу представляет сам монарх, даже если этот монарх мне друг, я обязан действовать. Сейчас я в неизвестности. Он не опасен в данный момент, ваше высочество? – Он в стазисе и закрыт щитами, – сдержанно проговорил принц-консорт. Их шаги гулко отдавались под холодными серыми сводами замка Бермонт. – Опасности нет. И не оправдывайтесь передо мной, подполковник. Я как военный сложность выбора между долгом и совестью понимаю. Когда встает вопрос: спасти одного, погубив отряд, или оставить умирать, но увести подчиненных? Оба решения нехороши, и оба ложатся на плечи командира. Поэтому нет, не объясняйте мне. Не мне. Перед ее величеством вам нужно оправдаться. – Как? – хмуро буркнул Свенсен. – Прежде всего позвольте ей успокоиться. Подтвердите свою верность. Выполняйте ее приказы безоговорочно. Разрешите присутствие ее личной гвардии и строго следите за отсутствием конфликтов между рудложцами и бермонтцами. – Мы сами можем обеспечить безопасность жены короля, – тяжело рыкнул Свенсен, и Мариан глухо заворчал в ответ, чувствуя, как снова вспыхивает в крови адреналин. В присутствии берманов его зверь был сильнее, чем когда бы то ни было. – Позор, если нам придется терпеть чужаков. Это наша ответственность и наша традиция. – Опять выбор, подполковник, – они уже подходили к двери, и Байдек замедлил шаг, остановился у окна, глядя на ночной Ренсинфорс. – Между гордостью и спокойствием вашей королевы. Думайте. Запрос на переход гвардейцев придет завтра с утра. Вы можете отказать – и навсегда лишиться шанса вернуть ее доверие. Или пойти против традиций, – Мариан зашагал дальше и уже от входа в королевские покои добавил: – Время принять решение есть. Поля была в комнате – сидела в кресле у окна и смотрела на мужа, спокойно лежавшего на кровати. Потухшая, напряженная, молчаливая. Обернулась к Мариану, улыбнулась неуверенно – и его передернуло от этой улыбки. Боль, которой не позволено выплеснуться, загнанная внутрь, чтобы не мешала идти к цели. Механическое движение бледных губ на фоне осунувшегося лица – с синяками под потемневшими глазами, с заострившимися чертами. Словно ей сорок, а не без недели девятнадцать. – Я буду здесь, – сказал он мягко. – Ляг, поспи. Тебе нужны силы. – Не могу, – бесцветным голосом ответила Полина. – Спать не могу, просто так сидеть не могу. Нужно что-то делать, но что? Я не понимаю. – Полина, – Мариан никогда не был красноречив и сейчас задумался, подбирая слова. – Ты сейчас – солдат, а задача солдата – не только идти в бой, но и оптимально использовать время, чтобы иметь силы, когда наступит пора вступать в битву. Иначе проиграешь. Иди. Я обещаю, что разбужу тебя, если мне покажется, что с твоим мужем что-то не так. – Умом я сама понимаю, что в стазисе ничего не случится, – Пол говорила медленно и от усталости и виталистического вмешательства глотала слова, запиналась, – а отойти не могу. Она все-таки встала. Сделала несколько шагов, больно запнулась ногой о ковер и чуть не упала – Мариан рванулся к ней, успел подхватить. И там, в его руках, она, к его облегчению, всхлипнула, завыла тоненько, горестно, как собака, которую оставили одну, – и наконец-то разрыдалась. И долго-долго рыдала ему, надежному, ставшему родным, в плечо, выплакивая свою боль, свой страх и свою потерю. Так и заснула – обессилев, выплакавшись, с красным шмыгающим носом и опухшими глазами. И только во сне она снова стала похожа на себя – молоденькую девочку, которая вместо счастливейшего дня в жизни получила долгую жуткую ночь. Глава 6 5 декабря, Бермонт Колдун Рибер узнал о смерти Бьерна Эклунда в момент, когда это случилось. Накануне ночью темный поставил на спящего гостя простенькую следилку, определяющую, бьется сердце или нет. Пульсация на запястье Рибера прекратилась около двух ночи, и колдун еще несколько минут прислушивался: не показалось ли, не начнет ли тонкая линия снова наливаться силой. Не начала. Он вышел из дома на мороз и измученно опустился на скамейку у заиндевевшего окна своей хижины. Схватился за голову. В груди противно, виновато ныло: он вспомнил теплый хлеб берманской жены, его сыновей, в младшего из которых вложил столько собственной виты, что вполне мог назвать его и своим тоже. Людвиг сделал все, чтобы отшельник победил. И если этого не случилось – значит, смерть его была предрешена. Людвиг Рибер Но внутри все равно было вязко и муторно. Через забор со стороны белого леса полетело воронье – под светлой луной, на фоне деревьев птицы с пронзительными криками садились у его ног и молча, обвиняюще глядели на темного. Пятна сажи на светлом мерзлом покрове. – Надеюсь, ты зачтешь мне спасенных за одного погубленного, – тихо произнес колдун птицам. – Мне жаль. Вороны всё слетались, и он спустился в погреб, вынес им старых костей. Теперь осталось только дождаться утра. Если Бермонт не заражен и жив – значит, будет еще больше жертв. Рибер некоторое время понаблюдал за словно взбесившимися воронами, с шипением и клекотом рвущими друг у друга поживу, – и движением руки открыл Зеркало.