— Ну что ж. Я его выловил, а вон тот, с соседней баржи, мне помог… Жеф показал пальцем на «Пуату», где на корме, прислонясь к рулю, стоял какой-то человек и смотрел в их сторону, словно поджидая своей очереди. Несколько раз пропела сирена, и мимо них, вверх по течению, медленно прошел буксир, ведя за собой четыре баржи. И когда каждая проходила мимо «Зваарте Зваан», Жеф ван Гут в знак приветствия поднимал правую руку. — Вы знали утопающего? — В жизни не видал. — Давно вы стоите на причале у этой набережной? — Со вчерашнего вечера. Я иду из Жемона в Руан с грузом шифера… Хотел было дотемна пройти Париж и заночевать у Сюренского шлюза… Да вот, слышу, двигатель пошаливает. Мы ведь, речники, не очень-то любим ночевать в Париже. Понимаете?.. Вдали, прямо под мостом, Мегрэ заметил двух-трех бродяг и среди них очень толстую женщину. Ему показалось, что он уже где-то видел ее. — Как это произошло? Он бросился в воду? — Вот уж не думаю, мосье! Если б он сам бросился в воду, то что же делали здесь тогда те двое? — В котором часу это было? Где вы находились в это время? Расскажите нам подробно обо всем, что случилось в течение вечера. Вы стали на якорь у набережной незадолго до наступления темноты? — Точно. — Вы заметили под мостом бродягу? — Да разве их замечаешь? Они почти всегда там торчат. — Что вы делали потом? — Поужинали — Хуберт, Аннеке и я. — Кто такой Хуберт? — Мой брат. Он работает со мной. Аннеке — моя жена, ее имя Анна, а по-нашему — Аннеке. — А потом? — Мой брат принарядился и пошел на танцы. Годы такие, верно? — Сколько ему? — Двадцать два. — Сейчас он здесь? — Пошел за продуктами, скоро вернется. — Что вы делали после ужина? — Занялся двигателем и сразу же заметил утечку масла. А поскольку я хотел отчалить сегодня утром, вот и пришлось взяться за починку. Фламандец подозрительно оглядывал их, одного за другим, как человек, не привыкший иметь дело с правосудием. — В котором часу вы окончили вашу работу? — Вчера я не успел и доделал утром. — Где вы находились, когда услыхали крики? Жеф почесал голову, глядя на просторную, надраенную до глянца палубу. — Сперва я поднялся сюда, чтобы выкурить папиросу и посмотреть, спит ли Аннеке. — В котором часу? — Около десяти, точно не помню. — Она спала? — Да, мосье. И малышка тоже. Дочурка иногда плачет ночью: у нее режутся первые зубки… — Потом вы снова спустились к двигателю? — Совершенно верно. — В рубке было темно? — Да, мосье, ведь жена спала. — На палубе тоже было темно? — Конечно. — Ну, а потом? — Прошло порядочно времени, потом я услыхал звук мотора — будто неподалеку затормозила машина… — И вы не вышли взглянуть? — Нет, мосье. Да и зачем? — Ну, а дальше… — Немного погодя слышу — бух! — Как если бы кто-нибудь упал в воду? — Да, мосье. — И тогда? — Я поднялся по трапу и высунулся из люка. — И что же вы увидели? — Двух человек, которые бежали к машине… — Так там стояла машина? — Да, мосье, красная машина, марки «Пежо-403». — Неужели было так светло, что вы могли ее рассмотреть? — Там, как раз над стеной, на набережной, стоит фонарь. — Как выглядели эти двое? — Тот, что пониже ростом, — широкоплечий, в светлом дождевике. — А другой? — Мне не удалось хорошенько его разглядеть, потому что он первым сел в машину и сразу же включил мотор. — Вы не запомнили номерной знак? — Какой знак? — Номер, обозначенный на табличке? — Помню только, что там было две девятки и кончался он на семьдесят пять… — Когда вы услышали крики? — Как только машина тронулась с места. — Иначе говоря, прошло некоторое время, прежде чем человек, которого бросили в воду, стал кричать? В противном случае вы, наверно, услышали бы его крики раньше? — Думаю, что так, мосье. Ведь ночью тише, чем днем.