— А который был час? — За полночь. — Вы не заметили кого-нибудь на мосту? — Я не смотрел вверх. На набережной, как раз над стеной, начали останавливаться прохожие, с интересом наблюдая за этими людьми, что-то обсуждавшими с хозяином баржи. Мегрэ показалось, что бродяги тоже подошли ближе. Кран по-прежнему черпал песок из трюма «Пуату» и ссыпал его в грузовики, подъезжавшие один за другим. — Он громко кричал? — Да, мосье. — А как он кричал? Звал на помощь, что ли?.. — Просто кричал… Потом крики стихли… — Что же вы сделали? — Спрыгнул в ялик и отвязал его… — Вам удалось сразу же разглядеть тонущего? — Нет, мосье, не сразу. Хозяин «Пуату», должно быть, тоже услышал крики: он бежал по палубе и пытался зацепить что-то багром… — Продолжайте. Фламандец, как было видно, старался изо всех сил, рассказывая о происшедшем, но давалось это ему не легко — недаром на лбу у него проступили бусинки пота. — Вы все время видели тонущего? — То видел, то не видел. — Потому что тело скрывалось под водой? — Да, мосье, и его уносило течением. — Так же, как и ваш ялик? — Да, мосье… Сосед спрыгнул в него… — Владелец «Пуату»? Жеф вздохнул, очевидно подумав, что собеседники его не слишком понятливы. Для него-то все было очень просто, и, вероятно, он не в первый раз переживал подобные происшествия. — И вы вдвоем вытащили его из воды? — Да. — В каком он был состоянии? — Глаза у него были открыты… В ялике его начало рвать… — Он ничего не говорил? — Нет, мосье. — Он казался испуганным? — Нет, мосье. — А как он выглядел? — Да никак. Он лежал неподвижно, а вода все лилась и лилась изо рта… — Глаза у него все время были открыты? — Да, мосье, я уже думал, что он умер. — Вы звали на помощь? — Нет, мосье. Звал не я… — Ваш приятель с «Пуату»? — Нет. Нас окликнули с моста. — Значит, кто-то был на мосту Мари? — В ту минуту — да. Он спросил нас, не утонул ли кто. Я подтвердил. Тогда он крикнул, что сейчас сообщит полиции. — И он это сделал? — Да. Немного погодя на велосипедах приехали два ажана. — Дождь уже шел? — Гроза началась как раз в то время, когда мы втаскивали этого человека на палубу. — Вашего судна? — Да. — Ваша жена проснулась? — В рубке горел свет. Аннеке набросила на себя пальто и смотрела на нас. — Когда вы обнаружили кровь? — Когда его положили возле руля; она текла из трещины в голове. — Из трещины? — Ну, из дырки… Я не знаю, как вы это называете… — Полицейские приехали сразу? — Почти сразу. — А прохожий, который их вызвал? — Больше я его не видал. — Вам не известно, кто он? — Нет, мосье. В это солнечное утро нелегко было представить себе ночную сцену, о которой Жеф ван Гут рассказывал так подробно, тщательно подбирая слова, словно переводя их с фламандского. — Вам, конечно, известно, что бродягу ударили по голове, а потом уже бросили в воду? — Так сказал доктор. Ведь один из полицейских сам сбегал за доктором. Потом приехала «скорая помощь». Когда раненого увезли, мне пришлось вымыть палубу — там натекла здоровенная лужа крови… — Что же, по-вашему, произошло? — Не знаю, мосье. — Вы сказали полицейским… — Сказал то, что думал. Разве я поступил не так? — Что же вы им сказали? — Этот малый, наверно, спал под мостом. — Но вы прежде его не видели? — Что-то не помню… Под мостами всегда спят люди…