Люди такого типа нередко встречаются на судах: коренастые, широкоплечие, с моржовыми усами. — Это ваш отец? — Нет, мосье. Это отец Аннеке. — Ваш отец тоже был речником? — Мой отец был грузчиком в Анвере. А это, сами понимаете, неподходящее занятие для доброго христианина, верно? — Потому вы и стали речником? — Я начал работать на баржах с тринадцати лет, и до сих пор никто на меня не жаловался… — Вчера вечером… Мегрэ рассчитывал расположить к себе собеседника вопросами, не имеющими прямого отношения к делу, но фламандец упрямо качал головой. — Нет, мосье!.. Я не темню… Вам стоит только перечитать бумагу, которую я подписал… — А если я обнаружу, что ваши показания не точны? — Тогда поступайте, как найдете нужным. — Вы видели, как те двое на машине выехали из-под моста Мари? — Прочтите, что я говорил… — Они уверяют, что не проезжали мимо вашей баржи. — Каждый может болтать, что ему взбредет в голову, верно? — Они еще утверждают, что на набережной не было ни души и, воспользовавшись этим, они бросили в Сену околевшую собаку. — Я здесь ни при чем, если они называют это собакой… Аннеке вернулась, но теперь уже без ребенка, которого, вероятно, уложила спать. Что-то бросив мужу по-фламандски, на что он кивнул, она стала разливать суп. Баржа замедлила ход. Сначала Мегрэ подумал, что они уже добрались до места, но, поглядев в окно, увидел буксир, а за ним — три баржи, тяжело поднимавшиеся вверх по течению. Они проходили под мостом. — Судно принадлежит вам? — Да, мне и Аннеке. — Ваш брат совладелец? — А что это такое? — Это значит, что ему принадлежит определенная доля в имуществе. — Нет, мосье, баржа принадлежит только мне и Аннеке. — Значит, брат служит у вас? — Да, мосье. Мегрэ начал привыкать к его выговору, к его «мосье» и бесконечным «верно?». По глазам фламандки было видно, что она понимает лишь отдельные французские слова и пытается угадать, о чем говорят мужчины. — И давно? — Почти два года… — А где он работал раньше? На другом судне? Во Франции? — Так же, как и я: то в Бельгии, то во Франции. Все зависит от грузов… — Почему вы взяли его к себе? — Нужен же мне помощник, верно? Сами видите, баржа не маленькая… — А как же раньше? — Что — раньше? — Как же вы обходились без помощи брата? Мегрэ продвигался вперед очень медленно, на ощупь, подыскивая самые безобидные вопросы — и все это из опасения, как бы его собеседник снова не заартачился. — Я вас не понимаю. — У вас были другие помощники? — Конечно… Прежде чем ответить, он покосился на жену, словно желая убедиться, что она ничего не поняла. — Кто же это был? Чтобы выгадать время и собраться с мыслями, Жеф опять наполнил стаканы. — Я сам, — наконец заявил фламандец. — Вы были матросом? — Нет, механиком. — А кто же был хозяином? — Я не уверен, имеете ли вы право задавать мне подобные вопросы… Частная жизнь есть частная жизнь. К тому же, мосье, я бельгийский подданный… — Он начинал нервничать, и его акцент сказывался теперь сильнее. — Так не годится! Мои дела касаются меня одного, и если я фламандец, это еще не значит, что всякий может совать нос в мою корзину с яйцами. Мегрэ не сразу понял последнюю фразу, но, поняв, с трудом подавил улыбку. — Я могу опять явиться сюда — на сей раз с переводчиком — и допросить вашу жену. — Я не позволю беспокоить Аннеке… — А придется… если я принесу вам бумагу, подписанную судьей! Вот только я думаю, не проще ли отвезти вас всех троих в Париж? — А что тогда будет с баржей?.. Уверен, что у вас нет никакого права на это! — Почему же тогда вы не отвечаете мне прямо? Ван Гут нагнул голову, глядя исподлобья на Мегрэ, будто школьник, готовящий какую-то каверзу. — Потому что это мои личные дела. До сих пор он был прав. У Мегрэ не было серьезных мотивов для подобного допроса. Он просто следовал своей интуиции. Его поразило поведение речника, когда он в Жюзье поднялся к нему на баржу. Это был совсем не тот человек, что в Париже. Он был явно озадачен появлением комиссара и не сумел это скрыть. С этой минуты он держался настороженно, замкнуто, и в глазах его уже не было того насмешливого блеска, того своеобразного юмора, как на набережной Селестэн. — Вероятно, вы хотите, чтоб я увез вас в Париж? — Для этого нужно основание. Ведь существуют же законы! — Основание — ваш отказ отвечать на самые обычные вопросы. По-прежнему тарахтел двигатель, снизу были видны длинные ноги Хуберта, стоявшего за рулем. — А все потому, что вы пытаетесь меня запутать. — И не собираюсь… Просто хочу установить истину. — Какую истину? Видно было, что Жеф, расхаживавший по каюте, то проникался уверенностью в своем неоспоримом праве, то, наоборот, казался явно встревоженным. — Когда вы купили эту баржу? — Я ее не покупал. — Однако она принадлежит вам?