— Аннеке была на палубе? — Да, мосье… — Когда вы его вытащили, он был уже мертв? — Я еще не знал… Только видел, что он весь синий. — А потом пришел доктор, полиция? — Да, мосье. У вас есть еще вопросы? — Где это произошло? — В Париже. Я же вам говорил… — В каком месте? — Мы погрузили вино в Маконе и выгружали его в Париже, на набережной Рапэ. Мегрэ удалось не выказать ни удивления, ни удовлетворения. Казалось, он вдруг превратился в добродушного человека, раздражение его улеглось. — Теперь, кажется, все. Итак, Виллемс утонул ночью, у набережной Рапэ. Вы в это время спали на барже. Дочь его тоже. Так? Жеф молча моргал глазами. — Примерно через месяц вы женились на Аннеке… — Не могли же мы жить вдвоем и не пожениться… — А когда вы вызвали брата? — Сразу же. Через три-четыре дня. — После свадьбы? — Нет. После несчастья. Солнечный диск уже скрывался за порозовевшими крышами, но было еще светло, правда, свет этот казался каким-то призрачным, тревожным. Хуберт, глубоко задумавшись, неподвижно стоял у руля. — Я полагаю, что вы ничего об этом не знаете? — обратился к нему Мегрэ. — О чем? — О том, что произошло в понедельник вечером? — Я был на танцах — на улице Лапп. — А о смерти Виллемса? — Я получил телеграмму… — Теперь уже все? — нетерпеливо перебил его Жеф ван Гут. — Можно садиться за ужин? Но Мегрэ очень спокойно ответил: — Боюсь, что еще нет… Казалось, разорвалась бомба. Хуберт вскинул голову и в упор посмотрел — не на комиссара, а на брата. Во взгляде Жефа зажглась ярость. — Может быть, вы все-таки скажете, почему я не могу сесть за стол? — спросил он Мегрэ. — Потому что я намерен отвезти вас в Париж. — Не имеете права. — Если понадобится, через час у меня будет ордер на привод, подписанный следователем. — А почему, скажите на милость? — Чтобы там продолжить допрос. — Я сказал все, что знал. — А еще для того, чтобы устроить вам очную ставку с бродягой, которого вы в понедельник вечером вытащили из Сены. Жеф повернулся к брату, словно призывал его на помощь: — Ты думаешь, Хуберт, что комиссар имеет право?.. Но Хуберт промолчал. — Вы хотите увезти меня в этой машине? — указал он рукой на набережную, где рядом с машиной стоял Невэ. — А когда мне позволят вернуться на баржу? — Может быть, завтра… — А если не завтра? — В таком случае, возможно, что и никогда. — Что?.. Что такое? Жеф вдруг сжал кулаки, и на какой-то миг Мегрэ подумал, что фламандец сейчас бросится на него. — А моя жена? А мой ребенок? Что это вы затеяли? Я сообщу своему консулу! — Это ваше право. — Вы что, смеетесь надо мной? Ему все еще не верилось. — Да разве можно ни с того ни с сего ворваться на судно и арестовать человека, который не сделал ничего дурного? — Я вас еще не арестовал. — А как же это тогда называется? — Я просто увожу вас в Париж, на очную ставку со свидетелем, которого пока нельзя перевозить. — Но я же совсем не знаю этого человека. Он звал на помощь, вот я и вытащил его из воды. Если бы я думал… На палубе появилась Аннеке и что-то спросила у мужа по-фламандски. Он долго ей что-то объяснял. Потом она по очереди оглядела трех мужчин и снова обратилась к Жефу. Мегрэ мог бы поручиться, что она советовала мужу поехать с ним. — Где вы собираетесь устроить меня на ночлег? — Вам дадут кровать на Набережной Орфевр. — В тюрьме? — Нет, в Сыскной полиции. — Могу я переодеться? Комиссар кивнул, и фламандец с женой спустился в каюту. Мегрэ остался наедине с Хубертом. Тот по-прежнему упорно молчал, рассеянно разглядывая машины и прохожих на берегу. Комиссару тоже не хотелось говорить. Он страшно устал от этого допроса, который вел на ощупь, не раз падая духом и думая, что он ничего не добьется. Первым заговорил Хуберт. — Не обращайте внимания на его грубость, — примирительно произнес он. — Парень он горячий, но неплохой. — Виллемс знал об его отношениях с дочерью? — На барже трудно что-нибудь скрыть. — Как вы думаете, отцу по душе был этот брак? — Не знаю, меня тогда не было…