— На следующий день. Часов эдак в десять-одиннадцать, когда горничная постучала в его дверь, чтобы убрать номер. Никто не ответил, поэтому она вошла и заметила, что постель не была разобрана на ночь. — Вы не сообщили в полицию, что жилец вышел и до сих пор не возвратился? — А зачем? Разве постоялец не может делать то, что ему нравится? Он заплатил. Всегда платил вперед. Часто случается, что жильцы выезжают и никого заранее не предупреждают… — Выезжают и оставляют свои вещи? — Чего там они стоят, эти вещи? — Проводите нас в его комнату. Владелец гостинички, шаркая туфлями, потащился за ними наверх. Он был еще не старым, но передвигался с трудом, и на лестнице почувствовал одышку. — Это на четвертом этаже, — выдохнул он. На лестничной площадке лежала целая гора постельного белья, двери нескольких комнат были открыты, видимо, на время уборки. — Это я, Роза! Иду с господами на четвертый этаж. Чем выше они поднимались, тем больше в воздухе чувствовалась затхлость. На четвертом этаже в коридоре не было даже дорожки. Из какой-то комнаты доносились звуки губной гармоники. — Это здесь… На двери виднелся номер 33, криво написанный черной краской. Воздух в комнате был спертым, как бывает в закрытых, непроветриваемых помещениях. — Здесь все так, как он оставил. — Вы ничего не трогали? — Я был уверен, что он вернется… Выглядел прилично… Я даже подумал, что за дело у него в таком районе! Он всегда был хорошо одет, и денег ему наверняка хватало. — Откуда вы знаете, что у него были деньги? — Два раза, когда он мне платил, я видел толстую пачку банкнот в его бумажнике. — Он не принимал гостей? — Не видели ни я, ни моя жена. А один из нас всегда внизу. — Сейчас, например, там никого нет. — Верно, так может произойти, но только на несколько минут, и, как господа слышали, я предупредил горничную… — Письма он никогда не получал? — Никогда. — Кто занимает соседнюю комнату? Соседняя комната была только одна. Номер 33 находился в самом конце коридора. — Ольга. Такая себе… уличная. Владелец маленького отеля знал, что крутить не следует: и так полиция знает обо всем, что тут происходит. — Она сейчас у себя в комнате? — В это время она наверняка спит. — Благодарим вас. Теперь нам бы хотелось остаться одним. Владелец гостинички вышел, шаркая туфлями, злой и нахмурившийся. От столкновения с полицией ничего хорошего не ожидалось. Мегрэ закрыл за ним дверь и начал осматривать вещи Кюэнде. Открыл убогий сосновый шкаф, плохо отполированный, с еле прикрепленным замком, из которого выпадал ключ. Здесь не было ничего достойного внимания: пара черных туфель, хорошо вычищенных, летние туфли, почти новые и серый костюм, старательно развешанный на плечиках. На верхней полке лежала шляпа — темная, фетровая, с этикеткой солидной фирмы. На нижней полке было семь рубашек — шесть белых и одна светло-голубая, кальсоны, носовые платки, шерстяные носки. На соседней полке две пижамы и книги: «Впечатления от путешествия по Италии», «Популярная медицина»[1] и какая-то современная приключенческая книжка… Меблировка состояла из железной кровати, круглого стола, накрытого скатертью из темно-зеленого плюша, одного кресла, сильно потертого, с выпирающими пружинами. Шторы не были задернуты, а занавески внизу окна пропускали скупой свет с улицы. Мегрэ стоял у окна. Прежде всего он увидел обширный двор перед не то патрицианским домом, не то маленьким дворцом, находящимся напротив. Рядом с подъездом с остекленным двойными дверями, к которым вели несколько ступенек, стоял большой черный «бентли». Фасад здания был старательно очищен и приобрел нежный жемчужный оттенок, окна были взяты в старинные наличники замысловатой резьбы. На втором этаже горела лампа, бросая свет на ковер с прекрасным сложным узором, на стоявшее у окна стильное кресло и овальный столик на изогнутых ножках. Окна на первом этаже были высокие, узкие, на втором — как бы косо обрезанные, будто в мансарде. Весь дом, в общем довольно низкий, не был, пожалуй, так велик, как могло показаться, глядя на его фасад. В нем было несколько больших комнат. Сквозь два открытых окна на втором этаже было видно, что происходит внутри: лакей в полосатом жилете убирал с помощью пылесоса большую комнату, наверное, салон. — Ты спал эту ночь, Фумель? — Да, шеф. Почти восемь часов. — Ты голоден? — Не очень. — Я пришлю кого-нибудь, чтобы тебя сменить. А сейчас ты должен усесться в это кресло и смотреть в окно. До тех пор, пока ты не зажжешь свет, оттуда тебя не будет видно. Разве не так вел себя Кюэнде во время последних пяти или шести недель? — Обращай внимание на то, кто входит и выходит, а если появится какая-нибудь машина, запиши номер. Минуту спустя Мегрэ постучал в дверь соседнего номера. Ему пришлось ждать какое-то время, пока он не услышал скрип пружинного матраса, а потом стук каблучков по полу. — Кто там? — спросил голос из комнаты. — Полиция! — Опять?! И со смирением этот женский голос добавил: — Войдите! Она широко раскрыла дверь. Одета в ночную рубашку, явно невыспавшаяся, веки у нее припухли. Грим, который не был смыт перед сном, размазался по ее лицу. — Я могу лечь? — Почему вы сказали «опять»? Сегодня здесь уже была полиция? — Здесь нет. Но меня останавливали на улице. Уже несколько недель подряд полиция не оставляет меня в покое. Раз шесть в этом месяце я ночевала в участке. Что на этот раз? — Надеюсь, ничего. Прошу только никому не говорить о моем визите. — Разве вы не из полиции нравов? Что-то мне кажется, что я где-то видела вашу фотографию. Если бы не этот размазанный грим и плохо покрашенные волосы, она была бы совсем недурна. Может быть, немного полновата, но тело у нее было упругое, глаза блестящие, с живым взглядом. — Я комиссар Мегрэ. — Что случилось? — Еще не знаю. Давно вы здесь живете? — С октября. Как только вернулась из Канн. Я всегда провожу лето в Каннах. — Вы знакомы с соседом? — С каким? — Из тридцать третьего номера.