— Кажется, это здесь «Ла-Режанс». Это была старомодная пивная, каких все меньше оставалось в Париже. С мраморной стойкой, с местом для кассирши возле нее, с зеркалами на стенах, с металлическими колечками вместо вешалки. Фирменным блюдом заведения, как сообщали вывески, было шакрю гарни[3]. Внутри уже светло, официант сгребал в совок мусор с пола. — Ты что-нибудь ел? — спросил Мегрэ. — Еще нет, — ответил Фумель. Фумель заказал себе кофе и булочку с маслом, Мегрэ же, который этой ночью и с самого утра выпил много кофе, — стаканчик коньяку. Странная пора… Уже не ночь, но еще и не день. Сквозь окно видны спешащие в школу дети. Они наклонялись, брали снег в руки, пробовали лепить снежки, но он таял у них на ладонях. — Скажите… — обратился Мегрэ к официанту. — Слушаю вас. — Вы знаете этого человека? Официант довольно долго вглядывался в комиссара, как бы с усилием стараясь припомнить, откуда он знает это лицо — Господин Мегрэ… господин комиссар Мегрэ, правда? Припоминаю. Вы уже бывали у нас — довольно давно, кажется, года два назад, вместе с инспектором Лоньоном. Он с готовностью и усердием рассматривал фотографию. — Да, этот господин сюда приходит. Не один. Всегда с одной такой… шляпницей. — Что значит «шляпницей»? — А она носит каждый раз новую шляпу, и все какие-то смешные. Чаще всего они приходят вместе поужинать, садятся вон там, в уголке. Она обожает шакрю. Они никогда не торопятся, сидят долго, попивают кофе, иногда заказывают рюмку коньяку. Смотрят в глаза друг другу или держатся за руки. Оба очень симпатичные. — Давно они к вам приходят? — О, уже пару лет. Сам даже не помню, с какого времени. — Она, наверное, живет где-нибудь поблизости? — Меня уже спрашивали. Я вижу ее каждое утро, когда она с сеткой выходит за покупками. Наверняка живет на этой улице. Почему Мегрэ был так доволен, что ему удалось раскрыть присутствие женщины в жизни Оноре Кюэнде? Полчаса спустя он в сопровождении Фумеля входил в первый от угла дом. Консьержка в своей комнате сортировала письма жильцам. — Вы знаете этого человека? Она рассматривала фотографию сосредоточенно и через минуту отрицательно покачала головой. — Кажется мне, что я где-то его видела, но не могу сказать, что его знаю. Во всяком случае, сюда он не приходил — А может быть, здесь живет… может быть, среди ваших жильцов есть женщина, которая часто меняет шляпки? Консьержка посмотрела на Мегрэ с удивлением, пожала плечами и пробормотала себе под нос что-то, чего он не расслышал. Точно также во втором и третьем домах поиски не увенчались успехом. В четвертом, в то время, когда они вошли, консьержка бинтовала мужу руку, которую он повредил, вынося мусорные баки. — Вы знаете этого человека? — А что? — Он живет в вашем доме? — Живет, не живет — трудно сказать. Приходит к даме с шестого этажа. — Какой даме? — К модистке. Мадемуазель Эвелине. — А мадемуазель Эвелина здесь давно живет? — О, лет десять — двенадцать. Она уже жила тут, когда я сюда переехала. — А он тогда бывал у нее? — Не знаю… Может, и бывал… Не помню. — Вы ее видели в последнее время? — Кого? Эвелину? Я ее каждый день вижу! — А его? — Не помню, — она повернулась к мужу: — Когда мы последний раз видели этого господина? — Не знаю. Не так давно. — Случалось, что он оставался ночевать у нее? Консьержка улыбнулась. Видимо, она сочла комиссара очень наивным человеком. — А если даже и так?.. Ведь они оба совершеннолетние, разве нет? — А не жил ли он у нее подольше… неделю, две? — Иногда даже и месяц. — А эта Эвелина сейчас дома? — Наверняка. — Как ее фамилия? — Шнейдер. Эвелина Шнейдер. — Она получает письма? — О, почти нет. Очень редко. — На каком этаже она живет? — Я же говорила. На шестом. — Налево или направо? — Направо. Мегрэ вышел на улицу, чтобы проверить, есть ли свет в окнах на шестом этаже. Свет горел. Лифта в этом доме не было. Пришлось подниматься по лестнице. Дом казался спокойным и опрятным, лестницы содержались в чистоте. Перед дверями квартир лежали соломенные коврики. Тут и там виднелись таблички с фамилиями, металлические или эмалированные. На третьем этаже жил зубной врач, на четвертом — акушерка. Мегрэ останавливался на каждой площадке, опасаясь одышки. Из-за запертых дверей доносились звуки радиоприемников. На шестом этаже они остановились перед дверью с правой стороны. Мегрэ долго колебался, прежде чем нажал на кнопку звонка. И отсюда также доносились звуки музыки, но спустя минуту кто-то выключил радио, послышались шаги, и в открытой двери на пороге показалась маленькая блондинка, одетая не в халат, а в свободную блузку и брюки, с тряпочкой, которой стирают, пыль, в руках. Она смотрела на них широко раскрытыми глазами. Мегрэ и Фумель чувствовали себя не менее смущенными, чем она. В ее глазах сначала отразилось удивление, а через мгновение беспокойство. Губы ее дрожали, когда она спросила: — Вы принесли мне… печальную новость? Жестом она пригласила их в комнату. Видимо, она занималась уборкой, поскольку пылесос еще рычал. Она выключила его и, проходя мимо, отодвинула ногой, чтобы он не заслонял дороги. — Почему вы так думаете? — Сама не знаю… Визит в такое время… И Оноре не приходит… Не знаю, что с ним случилось… Она выглядела еще молодо, но было ей, пожалуй, за сорок. Кожа у нее была свежей, лицо округлое, черты его твердые. — Господа… из полиции? — Комиссар Мегрэ. А это инспектор Фумель.