В двух шагах от улицы Сен-Медар находилась пекарня, а над ней — окна мезонина. Дом был старый, узкий, с фасадом, выкрашенным в желтый цвет. Из глубины двора доносился звук молота, ударявшего по наковальне. Мегрэ поднялся по лестнице, снабженной шнуром вместо поручня, и через минуту постучал в дверь. За ней раздались тихие шаги. — Это ты? — послышался голос и одновременно стукнул засов. Старая женщина еще больше пополнела за это время. Плечи стали даже более узкими, лицо вытянулось, зато бедра разрослись до такой степени, что ей, должно быть, было трудно ходить. Захваченная врасплох, она бросила на входящего Мегрэ полный беспокойства взгляд, который он хорошо знал, взгляд, характерный для людей, живущих в постоянном страхе. — Ведь мы знакомы, правда?.. Вы сюда уже приходили… Минуточку… — Комиссар Мегрэ, — буркнул он, входя в комнату. В комнате было очень тепло и пахло чем-то вкусным: наверное, тушилось какое-то мясо, может быть, с овощами. Гуляш? Отварное мясо под соусом? — Да, да узнаю… Припоминаю… Что у вас к нему… на этот раз? В ее голосе не было враждебности, чувствовалась скорее покорность, фатальная покорность судьбе. Она пододвинула Мегрэ стул. На кресле, обтянутом вытертой кожей, единственном в комнате, лежала маленькая с рыжей шерстью собачка, она оскалила острые зубки и глухо ворчала, а сидевший на подоконнике кот, белый с кофейными пятнами, едва соизволил приоткрыть зеленые глаза. — Лежать, Тото!.. И тут же пояснила: — Она любит ворчать, но не злая… Это собачка моего сына… Мне кажется, сама не знаю почему, но она становится похожей на меня… Действительно, у собачки был небольшой лоб, острая мордочка, тоненькие ножки, но тело такое упитанное, толстое, что напоминало откормленного поросенка. Она, должно быть, уже очень стара. Зубы у нее были желтые, редко посаженные. — Лет пятнадцать назад Оноре принес ее с улицы; две лапки у нее были сломаны, наверное, под машину попала… Оноре устроил ей из двух дощечек лубки, и через несколько месяцев эта бедная собачка — хотя соседи советовали сразу же усыпить ее — начала нормально ходить… Комната была низкая, довольно темная, но поражающая чистотой. Она одновременно служила кухней и столовой, с круглым столом посередине, со старым буфетом у стены и с голландской плитой, такой, каких теперь почти нигде уже не встретишь. Кюэнде наверняка купил ее на Блошином рынке или у торговца старьем и сам привел в порядок; он любил мастерить. Плита была раскалена докрасна, и в лоснящейся медной кастрюле бурлило рагу, судя по запаху, баранье. С улицы доносились шум и гомон, и Мегрэ припомнил, что во время своего последнего визита застал старую женщину сидящей у окна, локтями она опиралась на подоконник: видимо, летом старуха так проводила время до темноты, всматриваясь в движущуюся по улице Муфтар толпу. — Слушаю вас, господин комиссар. Она сохранила протяжный акцент своей страны. Не села напротив него, а стояла, как бы готовясь защищаться. — Когда вы последний раз видели сына? — Скажите мне сначала: он снова арестован? После секундного колебания Мегрэ ответил, даже не солгав: — Нет. — А, значит, вы его ищете. Несмотря на это, сразу скажу: здесь его нет. Вы можете произвести обыск в квартире, когда-то вы это уже делали. Увидите, что тут ничего не изменилось, хотя прошло уже десять лет… Она указала через открытые двери на маленький салон, которым наверняка никогда не пользовались, загроможденный никому не нужными мелочами: салфетками, многочисленными фотографиями в рамках — как это часто бывает в мещанских домах, где одна комната должна быть напоказ: нежилой, для особо торжественных случаев. Комиссар помнил: в двух комнатах окна выходят во двор, одна из них, с железной кроватью посередине, принадлежала этой женщине, вторая, не менее скромно обставленная, может быть, только чуточку поудобнее — ее сыну. Из пекарни на первом этаже доносился запах горячего хлеба и смешивался с вкусным ароматом бараньего рагу. — Я не разыскиваю его, мадам Кюэнде, — сказал Мегрэ серьезно и с некоторым волнением в голосе. — Хотел бы только знать… Она поняла мгновенно, скорее даже почувствовала: в глазах ее блеснул страх. — Если вы его не разыскиваете и если вы не арестовали его, значит… Волосы на ее до смешного узкой голове были редкими. — С ним произошло… что-то плохое… Да?! Мегрэ молча опустил голову. — Я лично хотел сообщить вам об этом. — Несчастный случай? — Нет… Я… — Так что же? — Ваш сын мертв, мадам Кюэнде. Она смотрела на него твердым взглядом, в глазах ее не было слез, а рыжеватая собачка, как бы поняв, что что-то случилось, соскочила с кресла и, подбежав к ней, стала тереться о ее толстые ноги. — Кто это сделал? Слова со свистящим звуком вышли из ее зубов, расставленных так же редко, как у ее собаки. — Не знаю. Его убили. — Где? Когда? — Следствие установит. — Убит? — Его нашли уже мертвым сегодня под утро в Булонском лесу. Она недоверчиво повторила, как бы все еще опасаясь какой-нибудь ловушки. — В Булонском лесу? А что он делал в Булонском лесу? Ночью? Она недоверчиво повторила, как бы все еще опасаясь какой-нибудь ловушки. — В Булонском лесу? А что он делал в Булонском лесу? Ночью? — Именно там нашли тело. Он был убит, а потом его привезли в машине на это место. — Почему это сделали? Мегрэ был терпелив, ему не хотелось ее торопить, времени у него было много. — Именно это мы и хотим узнать. Каким образом он смог бы, например, объяснить судебному следователю Кажу, что его связывало с Кюэнде? Ведь он знал его и видел не только в своем кабинете на набережной Орфевр. Для того чтобы узнать его поближе, недостаточно было одного следствия. Необходимы были тридцать лет профессиональной деятельности и несколько визитов к нему домой, тщательное наблюдение за этим человеком, чтобы стала известна правда о нем. — Именно с этой целью — как можно раньше раскрыть преступника — мне нужна определенная информация. Поэтому спрашиваю вас снова: когда вы видели его в последний раз? — Я должна вспомнить… — Он не ночевал дома, правда? Сколько уже дней? — Он совершеннолетний и может делать все, что ему хочется… Ведь ему можно, не правда ли? Внезапно ее глаза наполнились слезами. Она спросила подавленно: — Где он… сейчас? Вы мне можете сказать? — Вы увидите его позднее. Наш инспектор приедет к вам. — В морге? — Нет. В прозекторской. — Он мучился? — Нет. — В него стреляли?