— Он пьет, но остается в форме. Совсем не опьянел, если вы это имеете в виду. Правда, у него мешки под глазами, понимаете? — Вы видели этого мужчину вместе с женщиной только один раз? — Один, насколько мне помнится. В другое время и смотреть некогда... Но у нас есть и другие официанты. Мегрэ заплатил по счету и вышел на улицу, точно не зная, что будет делать дальше. Можно было сразу же пойти на улицу Нотр-Дам-де-Шан, но ему вовсе не хотелось оказаться там сейчас, когда привезут тело и, вероятно, будут устанавливать гроб... Он предпочел пройтись еще, заглядывал в некоторые магазины и показывал фотографию, правда, без былой настойчивости. Так он познакомился с зеленщиком Жосленов, сапожником, который чинил им обувь, с кондитером, у которого они покупали сладкое. Дойдя до бульвара Сен-Мишель, он решил снова спуститься к главному входу в Люксембургский сад, повторяя таким образом ежедневную прогулку Жослена, только в обратном направлении. Около ограды стоял киоск, где Жослен покупал газеты. Фотография. Те же самые вопросы. Он ждал, что с минуты на минуту появится молодой Лапуэнт, который прочесывал сад. — Да, это он... Я откладывала ему газеты и еженедельники, он просил... — Он всегда бывал один? Старая продавщица задумалась: — Раз или два, мне кажется... Во всяком случае, один раз, когда кто-то возле него стоял, я спросила: «А что для вас?» И мужчина ответил: «Я с месье...» Он был высокий, темный, как ей кажется. Когда это было? Весной, потому что цвели каштаны. — А больше вы его не видели? — Не помню... Мегрэ нашел Лапуэнта в бистро, где размещался тотализатор. — Вам тоже сказали? — удивился тот. — Что сказали? — Что он часто сюда заходил. Лапуэнт успел расспросить хозяина. Тот не знал фамилии Жослена, но был абсолютно уверен: — Он приходил сюда два-три раза в неделю и каждый раз ставил на пять тысяч франков. Нет! Он не похож на завсегдатая скачек. У него никогда не было с собой бюллетеня скачек, он не следил за изменениями курса. Таких, как он, теперь много. Они даже не знают, из какой конюшни какая лошадь и что значит слово «гандикап»... Они выбирают цифры наугад, как те, кто участвует в национальной лотерее, просят билет с номером, оканчивающимся на какую-то определенную цифру. — Ему случалось выигрывать? — Раз или два... Мегрэ и Лапуэнт вместе прошли по Люксембургскому саду. Там на металлических стульях сидели студенты, погрузившись в свои конспекты, несколько парочек обнимались, рассеянно глядя на детишек, игравших неподалеку под присмотром матерей или нянек. — Вы полагаете, Жослен имел секреты от жены? — Мне так кажется. Скоро узнаем. — Вы спросите у нее? Мне пойти с вами? — Да, лучше, если ты будешь при этом. Фургон похоронного бюро уже стоял перед домом. Они поднялись на лифте, позвонили, и мадам Маню снова приоткрыла дверь, не сняв цепочку. — Ах это вы... Она провела их в гостиную, где все оставалось по-прежнему. Дверь в столовую была открыта, и там у окна сидела за вязаньем пожилая женщина. Наверняка сиделка или медсестра, которую привел доктор Фабр. — Мадам Фабр только что ушла к себе домой. Позвать мадам Жослен? — И служанка добавила вполголоса: — Месье здесь. Она указала на бывшую комнату Вероники, потом пошла к хозяйке. Мадам Жослен была не у гроба, а в своей комнате и вышла оттуда, одетая в темное, как и накануне, с бусами и серьгами из серого жемчуга. И опять казалось, что она не плакала. Взгляд был по-прежнему неподвижным, глаза блестели. — Вы, кажется, хотели со мной поговорить? Она с любопытством взглянула на Лапуэнта. — Один из моих инспекторов... — начал Мегрэ. — Простите, что снова вас беспокою. Она не предложила им сесть, словно полагала, что визит будет недолгим. Она не задала ни одного вопроса, а ждала, глядя прямо в глаза комиссару. — Мой вопрос, должно быть, покажется вам странным, но я хотел бы у вас спросить: ваш муж играл? Она не вздрогнула. Мегрэ даже показалось, что она почувствовала некоторое облегчение и, едва шевеля губами, произнесла: — Играл в шахматы, чаще всего с зятем, иногда, реже, с доктором Ларю. — Он не играл на бирже? — Никогда. Он терпеть не мог этого. Несколько лет назад ему предложили стать акционером одной анонимной фирмы, чтобы расширить дело, но он с негодованием отказался. — Он покупал билеты национальной лотереи? — Я никогда не видела у него таких билетов... — На скачках он тоже не играл? — Мне кажется, мы ездили в Лоншан или в Отей раз десять за всю жизнь, не больше, и то только чтобы посмотреть... Однажды, не так давно, он повез меня в Шантийи взглянуть, как разыгрывается приз Дианы, но он даже не подходил к кассам. — А может быть, он играл на тотализаторе? — А что это такое? — В Париже и в провинции существуют такие бюро, чаще всего они размещаются в кафе или барах... Там заключают пари... — Мой муж не ходил в кафе. В ее голосе послышался оттенок презрения. — Полагаю, вы тоже туда не ходили? Он раздумывал, стоит ли вести дальше этот допрос, пробуждать ее подозрения. Тишина становилась давящей, это почувствовали все трое. Сиделка или медсестра из деликатности встала и закрыла дверь столовой. За другой дверью находился покойник. Черные драпировки, наверное, горящие свечи, кусочек самшита, погруженный в «святую» воду... Стоявшая перед ним женщина была вдовой, и он не должен был об этом забывать. Она пошла в театр с дочерью, а в это время убили ее мужа. — Позвольте узнать, не случалось ли вам на этой неделе, во вторник или в среду, заходить в кафе... В вашем квартале... — Мы с дочерью зашли в кафе после театра... Ее мучила жажда. Но мы задержались там недолго. — В какое кафе? — На улице Руаяль. — Нет, я говорю о вторнике или среде и имею в виду бистро неподалеку от вашего дома... — Не понимаю, о чем вы... Мегрэ смущала роль, которую он вынужден был играть. Ему казалось, хотя точно он не был уверен, что удар тем не менее нанесен и что его собеседница должна призвать все свое хладнокровие, чтобы скрыть смятение. Но это продолжалось лишь долю секунды, и она не отвела взгляда. — Кто-то по какой-то причине мог назначить вам встречу неподалеку отсюда, например, на бульваре Монпарнас. — Мне никто не назначал встреч...