Она ответила не сразу, проводила глазами санитаров, уносивших тело отца, и только, когда дверь снова закрылась, прошептала словно в забытьи: — Мне пришла в голову одна мысль... Постойте... Она подошла к стоявшему в простенке между окнами старинному комоду и выдвинула верхний ящик. — Что вы ищете? Ее губы дрожали, и она в упор посмотрела на Мегрэ: — Пистолет... — В этом ящике лежал пистолет? — Многие годы... Когда я была маленькая, ящик запирали на ключ... — Какой системы был пистолет? — Плоский, голубоватый, бельгийской марки... — Браунинг 6,35? — Кажется... Я не совсем уверена... На нем выгравировано слово «Эрсталь» и какие-то цифры... Стоявшие в комнате снова переглянулись, поскольку описание соответствовало пистолету калибра 6,35. — Когда вы видели его в последний раз? — Довольно давно... Несколько недель назад... Может быть, даже несколько месяцев... Кажется, как-то вечером, когда мы играли в карты... Карты лежали в том же ящике... Они и сейчас здесь... В этом доме у каждой вещи есть свое место. — Но пистолета на месте больше нет? — Нет. — Выходит, тот, кто им воспользовался, знал, где его искать... — Может быть, мой отец, чтобы обороняться... В ее глазах был страх. — У ваших родителей есть прислуга? — Была служанка, но полгода назад она вышла замуж. После нее они нанимали еще двух других, но они не подошли, и мама решила взять приходящую, мадам Маню, которая работает у них с семи утра до восьми вечера. Все это выглядело обычно, вполне естественно, не считая того, что безобидный человек, который недавно вышел на пенсию, был убит в своем кресле. Что-то в этой драме настораживало, казалось нелогичным. — Как чувствует себя мадам Жослен? — Доктор Ларю заставил ее лечь в постель. Она не произнесла ни слова и смотрит немигающим взглядом, словно в беспамятстве. Она даже не заплакала. Похоже, у нее провал в памяти. Доктор просит у вас разрешения дать ей снотворное... Он считает, что ей лучше заснуть... Вы разрешите? — Разумеется. Разве Мегрэ узнает правду, даже если задаст несколько вопросов мадам Жослен? — Я не возражаю, — добавил он. Сотрудники отдела судебной экспертизы все еще работали с присущей им методичностью и хладнокровием. Заместитель прокурора попрощался и спросил: — Вы идете, Госсар? Вы на машине? — Нет. Я приехал на такси. — Если хотите, я вас подвезу. Сент-Юбер тоже собрался уходить, не преминув шепнуть Мегрэ: — Я правильно сделал, что вызвал вас? Мегрэ кивнул и уселся в кресло. — Открой окно! — сказал он Лапуэнту. В комнате было душно, и комиссара внезапно поразило, что, несмотря на летнюю жару, Жослен просидел весь вечер в комнате с закрытыми окнами. — Позови зятя... — Сейчас, шеф... Доктор сразу же вошел. Он выглядел усталым. — Скажите мне, доктор, когда вы уходили от тестя, окна в комнате были открыты или закрыты? Он подумал, посмотрел на оба окна с опущенными шторами: — Постойте... Не могу сказать... Попытаюсь вспомнить... Я сидел здесь... Мне кажется, я видел огни... Да... Могу почти поклясться, что левое окно было открыто... Я отчетливо слышал шум улицы... — Перед уходом вы не закрывали окно? — С какой стати? — Не знаю. — Нет. Мне и в голову не пришло... Не забудьте, я ведь не у себя дома... — Вы часто здесь бывали? — Примерно раз в неделю... Вероника заходила к родителям чаще... Скажите, можно мне... Моя жена останется здесь на ночь, а я бы предпочел вернуться домой... Мы никогда не оставляем детей с няней на всю ночь... К тому же к семи утра я должен быть в больнице... — А что вам мешает уйти? Доктор был удивлен таким ответом. Вероятно, он уже считал, что находится под подозрением. — Благодарю вас... Было слышно, как доктор что-то сказал жене в соседней комнате, потом без шапки, с чемоданчиком в руке прошел через гостиную и смущенно попрощался. Глава 2 Когда трое мужчин ушли, в квартире остались лишь мадам Жослен и ее дочь. Младенец консьержки после бессонной ночи, должно быть, уснул, так как в привратницкой было темно, и Мегрэ даже минуту колебался, нажимать ли на кнопку звонка. — Что вы скажете, доктор, может быть, пойдем и выпьем по стаканчику? Лапуэнт было открыл дверцу черной машины, но застыл в ожидании ответа. Доктор Ларю посмотрел на часы, словно от этого зависело его решение. — Охотно выпью чашечку кофе, — произнес он значительно, чуть вкрадчивым голосом, каким, вероятно, разговаривал со своими больными. — Думаю, бар на перекрестке Монпарнас еще открыт. Рассвет еще не наступил. Улицы были почти безлюдны. Мегрэ поднял голову и увидел, что на четвертом этаже в окнах гостиной, одно из которых осталось открытым, погас свет. Наверное, Вероника Фабр разденется и ляжет спать в своей бывшей комнате, а может быть, останется сидеть у постели матери, уснувшей после укола. О чем она думает в этих вдруг опустевших комнатах, где только что побывало столько чужих людей? — Подгони машину! — сказал комиссар Лапуэнту. Нужно было пройти только по улице Вавен. Ларю и Мегрэ медленно шли вдоль тротуара. Доктор был небольшого роста, широкоплечий, слегка полноватый. Должно быть, ему никогда не изменяло чувство собственного достоинства и он всегда оставался добродушным и выдержанным. Чувствовалось, что он привык к богатой, респектабельной, хорошо воспитанной клиентуре, от которой перенял тон и манеру держаться, может быть даже чуть-чуть переигрывая. Несмотря на свои пятьдесят лет, в его голубых, по-детски наивных глазах угадывалась боязнь огорчить, а позднее Мегрэ узнал, что он ежегодно выставлял свои работы в Салоне врачей-художников. — Давно вы знаете Жосленов? — С тех пор, как живу в этом квартале, иначе говоря, уже лет двадцать. Вероника была еще совсем крошкой, и, если не ошибаюсь, впервые Жослены вызвали меня к ней из-за кори. Воздух был свежий, слегка влажный. Газовые фонари отбрасывали кольца света. Кафе на углу бульвара Распай было еще открыто, возле него стояло много машин. У входа портье в ливрее принял обоих мужчин за постоянных клиентов и распахнул перед ними дверь в зал, откуда донеслись громкие звуки музыки.