Она повернулась к мужу, хотела было что-то сказать, но так и не сказала. И, прощаясь с Мегрэ, пробормотала лишь обычное: — Рада была с вами познакомиться… Йонкер встал и, затушив сигару в пепельнице, сказал с легким поклоном: — Прошу извинить меня за непозволительную вспыльчивость. Мне ни на минуту не следовало забывать об обязанностях хозяина дома… Он не стал вызывать камердинера и сам проводил Мегрэ до двери. Прежде чем сесть в такси на углу улицы Коленкур, Мегрэ не удержался и зашел в знакомое бистро, где побывал еще утром. Он заказал две кружки пива и выпил их, смакуя каждый глоток. Глава 5 Босой пьяница В бистро на окраинах запоминают клиентов чуть ли не с первого раза, во всяком случае, хозяин в рубашке с засученными рукавами, казалось, удивился тому, что посетитель, утром заказавший грог, к вечеру перешел на пиво. А когда Мегрэ попросил жетон для телефона, он не выдержал: — Только один? Утром вы три просили! В кабине стоял густой запах яблочного спирта; кальвадосом пахло даже от телефонного диска; как видно, клиент, звонивший отсюда недавно, успел до этого изрядно накачаться. — Алло, кто у телефона? — Инспектор Неве. — Люка там? — Сейчас позову… Минуточку… Он разговаривает по другому аппарату… — Извините, шеф, что заставил вас ждать, — раздался в трубке голос Люка. — Ничего! Слушай, Люка, за домом некоего Норриса Йонкера, что на авеню Жюно, нужно установить слежку и как можно быстрее. Это напротив дома, откуда выходил Лоньон, когда на него напали. Нет, одним не обойтись, пошли двух, и с машиной! — Трудновато будет! Машины все в разгоне. — Хоть из-под земли добудь! Следить нужно не только за Йонкерами, если они куда поедут, но и за всеми, кто к ним приходит. Не теряй времени! Такси медленно пробиралось в потоке машин, то и дело останавливаясь перед светофорами. Еще в машине Мегрэ почувствовал вдруг какую-то неясную тревогу. С чего бы это? Казалось, сегодня он мог быть вполне доволен собой. Как ни старался Йонкер сбить его с толку — ничего не вышло. Не помогли голландцу ни надменный тон, ни окружавшая его роскошь, ни красавица жена. Так-то оно так! Но откуда же это чувство досады и смутного беспокойства? У Йонкера большую часть времени Мегрэ провел в его кабинете; обошел с хозяином дом сверху донизу; кульминацией всего визита, несомненно, был разговор в ателье на третьем этаже. И все-таки не это главное! А что же? Комната с рисунками на стенах и с незастланной железной кроватью! Вот что! …Фривольный портрет Миреллы Йонкер, нарисованный на стене, казалось бы, кое-как, несколькими небрежными взмахами кисти, был настолько выразителен и полон жизни, что Мегрэ, как ни старался, уже не мог себе ее иначе представить. Но кто же осмелился изобразить хозяйку дома в таком виде? Женщина? Вряд ли! Безумец? Пожалуй. Рисунки шизофреников, которые доводилось видеть комиссару, нередко отличались такой же выразительностью и силой воображения. В той комнате кто-то жил и совсем недавно — это факт! Иначе полы не стали бы мыть за несколько часов до его прихода, а стены давно бы побелили! Мегрэ неторопливо поднялся по широкой лестнице Дворца правосудия. Как часто бывало, он не прошел к себе в кабинет, а заглянул сначала в комнату инспекторов. На столах горели лампы, ребята корпели над бумагами — ни дать ни взять ученики вечерней школы. Он не подошел ни к кому, никого не окликнул, но сразу почувствовал себя в привычной деловой обстановке. И в комнате никто не поднял голову. — Жанвье здесь? — Иду, шеф. Мегрэ некоторое время молча раскладывал на столе свои прокуренные трубки, потом бросил: — Ну давай рассказывай. Сначала о Лоньоне… — Я звонил в Биша минут десять назад… Старшая медсестра уже рычит на меня… «Пока никаких изменений, — говорит, — и до завтрашнего утра не трудитесь звонить…» Его еще не вывели из комы — он, правда, открывает иногда глаза, но не понимает, где он и что с ним… — Экс-жениха Маринетты ты разыскал? — А как же! Застал его на работе. Он пришел в ужас, узнав, что я из полиции. «А вдруг, — говорит, — отцу доложат?» Отец, кажется, человек серьезный, перед ним все там на задних лапках ходят… Этот Жан-Клод молодой хлыщ, папенькин сынок, рыхлый и трусоватый… «Лучше, — говорит, выйдем на улицу», а перед секретаршей разыграл комедию, выдавая меня за клиента… Парень страшно боится отца и еще больше — всего, что может осложнить ему жизнь. Он с ходу стал исповедаться мне в своих грехах… Я сказал ему, что Маринетта неожиданно исчезла из дому, а нам совершенно необходимы ее показания… «Помогите ее разыскать, — говорю, — ведь вы у ней в женихах ходили больше года, помолвлены были с ней». — «Ну, какой я жених! Вы преувеличиваете!» — «Скорей наоборот, если учесть, что вы два-три раза в неделю у нее ночевали». Тут он совсем расстроился. «Ах, так вы и об этом знаете, — говорит, — но если она ждет ребенка, то я тут ни при чем. Мы разошлись более девяти месяцев тому назад…» Чувствуете, шеф, что это за фрукт! Спросил я его, как и где они проводили выходные дни: «Были ли у вас свои любимые места?» Он мямлит что-то. «Машина у вас своя?» — спрашиваю. «Конечно». — «Так куда же вы уезжали по субботам: к морю или за город?» — «За город, — отвечает, — в окрестности. В разные места. Останавливались в сельских гостиницах, поближе к воде. Маринетта увлекалась плаванием и греблей… Она не любила дорогих отелей и модных курортов, не терпела светского блеска, было в ней что-то плебейское, знаете ли!» Под конец я выудил из него с полдюжины адресов тех загородных гостиниц, где они чаще всего бывали. Это «Оберж дю Клу» в Курселе, «Шэ Мелани» в Сен-Фаржо, между Мелуном и Корбсом, и «Феликс и Фелисия» в Помпонне, на берегу Марны, недалеко от Лани… По словам Жан-Клода, она особенно любила это местечко, хотя там и гостиницы-то нет, а лишь захудалый деревенский трактир, где сдают при случае две комнатушки без водопровода… — Ты сам съездил, проверил все это? — спросил Мегрэ. — Нет, решил остаться здесь, чтобы все новые сведения шли ко мне. Хотел было обзвонить тамошние полицейские участки, но побоялся, что по телефону не сумею им толком объяснить что к чему и они только спугнут нашу девицу. — И что же ты надумал? — Направил людей по каждому адресу — Лурти, Жамина, Лагрюма… — И всех — на машинах? — Да, — Жанвье сразу сник. — Вот почему Люка сказал мне, что машины в разгоне. — Виноват, шеф. — Нет, нет, решение правильное. Сведения уже поступили? — Только из трактира «Оберж дю Клу». Там ничего… Остальные, по моим расчетам, должны вот-вот позвонить… Мегрэ долго раскуривал трубку, словно забыв об инспекторе. — Я вам больше не нужен? — Пока нет. Но никуда не уезжай, не предупредив меня. Скажи Люка, чтобы тоже не отлучался… Комиссар чувствовал, что надо спешить. С тех пор как он вышел из дома голландца, где провел несколько часов, ощущение неясной тревоги не покидало его. Он был уже совершенно уверен, что над кем-то из людей, причастных к этому делу, нависла смертельная угроза. Но над кем? Йонкер сделал все, чтобы замести следы. Мегрэ подумал, что в доме голландца можно было принять на веру лишь полотна великих мастеров, все остальное — сплошная ложь. — Соедините меня с бюро регистрации иностранцев… Не прошло и десяти минут, как ему сообщили, что девичья фамилия мадам Йонкер — Майян и по паспорту зовут ее не Миреллой, а Марселиной. — Соедините меня, пожалуйста, с уголовной полицией Ниццы… Если можно сразу с комиссаром Бастиани… Не в силах больше ждать, Мегрэ решил действовать наудачу, во всех возможных направлениях. — Это вы, Бастиани? Как дела, старина? Какая там у вас погода? Здесь три дня шел дождь, только сегодня после полудня немного распогодилось… Послушайте, нужно, чтобы ваши люди порылись немного в архивах… Если не найдете у себя, покопайтесь в суде… Речь идет о некоей Марселине Майян. Родилась она в Ницце, вероятнее всего, где-то в старых кварталах, неподалеку от церкви святого Репарата… Теперь ей тридцать четыре года. Ее первый муж — англичанин по фамилии Мьюир — владелец завода шарикоподшипников в Манчестере. С ним она некоторое время жила в Лондоне, потом разошлась и там же в Лондоне вышла замуж во второй раз за богатого голландца Норриса Йонкера. Сейчас проживает в Париже. Да… Я буду у себя в кабинете… Видимо, всю ночь… Так что звоните… Минут пять он, казалось, дремал за столом, потом его рука снова потянулась к телефонной трубке. — Дайте мне Лондон вне всякой очереди! Вызовите Скотланд-Ярд… Попрошу соединить с инспектором Пайком… простите, бога ради, со старшим инспектором Пайком. Со Скотланд-Ярдом его соединили через три минуты, но пока там разыскивали Пайка, прошло добрых десять. Еще несколько минут Мегрэ на ломаном английском языке поздравлял коллегу с повышением, а тот — на ломаном французском сердечно благодарил. — Майян… Говорю по буквам: Морис, Андре… Майян… Мьюир… — Мегрэ передал по буквам и эту фамилию. — О, это имя мне знакомо, — отозвался мистер Пайк. — Сэр Герберт Мьюир из Манчестера? Да. Три года назад ее величество пожаловала ему титул сэра. — Второй ее муж — Норрис Йонкер… — и Мегрэ снова передал по буквам, не забыв добавить о том, что голландец, дослужился в английской армии до полковника. — Возможно, что между двумя замужествами она жила и с другими. Ведь после развода некоторое время она оставалась в Лондоне и вряд ли была там одинока… Мегрэ не преминул и здесь подчеркнуть, что речь идет о покушении на инспектора полиции, на что мистер Пайк торжественно заявил: — У нас виновного повесили бы, будь то мужчина или женщина. Покушение на полицейского карается у нас смертной казнью[2]. Как и Бастиани, Пайк обещал позвонить. Мегрэ заглянул к инспекторам — в огромной комнате осталось всего четыре человека. Жанвье поднялся ему навстречу.