— Деньги? — Несколько тысяч франков в бумажнике, мелочь в кухонном ящике, а в письменном столе — чековые книжки банка Ротшильда. — Корешки были? — Да, были. Бедный старикан настолько не предвидел своей кончины, что десять дней тому назад заказал костюм у портного с бульвара Гаусман. — На подоконнике никаких следов? — Никаких. Они обменялись понимающими взглядами. Они уже давно работали вместе и не могли припомнить дела, когда, прибыв, как это пишут в газетах, на место преступления, они тут же не обнаружили бы детали, более или менее выбивающиеся из нормальной картины. А здесь всюду царил неукоснительный, непогрешимый порядок. Всему находилось логическое объяснение — кроме конечно же гибели старика. Можно было бы, протерев рукоятку пистолета и вложив его графу в руку, инсценировать самоубийство. Но тогда, естественно, следовало ограничиться первым выстрелом. Но зачем же было стрелять еще три раза? И почему так и не нашли автоматический пистолет старого посла? У него такой был. Старуха Жакетта призналась, что видела его несколько месяцев назад, в спальне, в ящике комода. Пистолета в спальне больше не было, и, судя по описанию служанки, он был того же размера и веса, что и калибр 7,65. Предположим, старый посол впустил кого-то к себе… Кого-то, хорошо ему знакомого, потому что он снова уселся за стол, как был, в халате… Перед ним стояла бутылка коньяку и бокал… Почему он не предложил гостю выпить? Как можно представить себе подобную сцену? Гость проходит в спальню, по коридору или через столовую; завладевает пистолетом, возвращается в кабинет, приближается к графу и стреляет в упор… — Не вяжется… — вздыхал Мегрэ. К тому же должен был существовать мотив, и мотив достаточно веский: ведь человек, совершивший это, рискует головой. — Думаю, ты не проверял Жакетту на парафиновый тест? — Не решился, не переговорив с вами. Когда используют огнестрельное оружие, особенно автоматический пистолет, при выстреле на определенное расстояние распространяются характерные частицы: они въедаются в кожу стрелявшего, особенно в ладонь, и остаются там какое-то время. Мегрэ подумывал об этом накануне. Но есть ли у него право подозревать старую экономку больше, чем кого бы то ни было другого? Ей, конечно, легче всего было бы совершить это преступление. Она знала, где взять оружие, могла, пока хозяин работал, свободно расхаживать по квартире, не возбуждая подозрений; могла подойти к нему, выстрелить — а когда тело соскользнуло на ковер, она вполне могла продолжать давить на гашетку. И она была такая чистюля, что не преминула тут же подобрать все гильзы. Но можно ли поверить в то, что она тут же спокойно улеглась спать, в нескольких метрах от своей жертвы? Что утром, направляясь на набережную Орсе, она остановилась где-нибудь, например на набережной Сены или на мосту Согласия, чтобы избавиться от оружия и гильз? У нее был мотив, — вернее, подобие мотива. Около пятидесяти лет она жила рядом с Сент-Илером, под его кровом. Граф ничего не скрывал от нее, и, по всей вероятности, когда-то их связывали более тесные отношения. Посол вроде бы не придавал этому особого значения. Изабель говорила об этом с улыбкой. А Жакетта? Не была ли она, в конце концов, истинной подругой старика? Она знала о его платонической любви к принцессе, отправляла его ежедневные послания к ней, она же как-то раз впустила Изабель в квартиру, когда хозяина не было дома. А что, если… Эта гипотеза претила Мегрэ, казалась слишком легкой. Он мог ее сформулировать, но не чувствовал ее. Принц де В. умер, Изабель обрела свободу, и старые влюбленные имели наконец полное право соединиться. Оставалось дождаться конца траура, затем посетить мэрию и церковь — и они заживут вместе на улице Сен-Доминик или на улице Варенн. — Послушайте, Мерс… Сходите-ка туда… Будьте с Жакеттой помягче… Не пугайте ее… Скажите, что это — всего лишь формальность… — Произвести тест? — Это разрешит мои сомнения… Когда чуть позже ему сообщили, что звонит месье Кромьер, Мегрэ велел сказать, что его нет и никто не знает, когда он вернется. Этим утром должны были огласить завещание принца де В. К старому нотариусу Обонне явятся Изабель и ее сын, и в этот же день принцесса вновь окажется в той же комнате, чтобы присутствовать при вскрытии другого завещания. Двое мужчин ее жизни — в один и тот же день… Он позвонил на улицу Сен-Доминик. Не без колебаний он вчера опечатал кабинет и спальню. Он предпочел бы подождать еще, иметь возможность лишний раз взглянуть на место преступления. Лапуэнт, который оставался там на посту, наверное, заснул в кресле. — Это вы, начальник? — Есть новости? — Нет. — Где Жакетта? — Сегодня утром, около шести, когда я дежурил в кабинете, я услышал, как она идет по коридору и тащит пылесос. Я бросился к ней и спросил, что она намеревается делать, — а старуха взглянула на меня совершенно ошарашенная: «Чистить, что же еще!» — «Чистить что?» — «Сначала спальню, потом столовую, потом…» Мегрэ прорычал: — И ты позволил ей? — Нет. Но она так и не поняла почему. «Что же мне тогда делать?» — спросила она. — И что ты ей ответил? — Попросил ее приготовить кофе, и она отправилась за круассанами. — Она не могла задержаться по дороге, чтобы позвонить или отправить письмо? — Нет. Я поручил агенту, дежурившему у двери, следовать за ней на порядочном расстоянии. Она в самом деле заходила только в булочную и оставалась там не более минуты. — Она в ярости? — Трудно сказать. Ходит туда-сюда, шевелит губами, будто разговаривает сама с собой. Сейчас она на кухне: понятия не имею, что она там делает. — Кто-нибудь звонил? Большое окно, выходящее в сад, было открыто, потому что Мегрэ было слышно, как посвистывают дрозды. — Через несколько минут приедет Мерс. Он уже в пути. Ты не устал? — Признаюсь вам, я поспал немного. — Чуть позже пришлю тебе смену. — Тут ему в голову пришла новая мысль. — Не вешай трубку. Пойди к Жакетте и попроси ее показать свои перчатки. Старуха была набожна, и Мегрэ готов был поклясться, что на воскресную службу она ходит в перчатках. — Жду у телефона. И он ждал с трубкой в руке. Ждал довольно долго. — Вы слушаете, начальник? — Ну что? — Она показала мне три пары. — Не удивилась? — Бросила на меня ядовитый взгляд, перед тем как открыть ящик комода у себя в комнате. Там я заметил молитвенник, двое или трое четок, почтовые открытки, медальоны, носовые платки и перчатки. Две пары белых нитяных. Мегрэ так и видел ее летом, в белых нитяных перчатках и, без сомнения, с белым бантиком на шляпке. — А третья пара?