— Вы верите в этого грабителя? — В газете… — начала она. На лбу у нее появились морщинки. — Значит, это неправда? — Я не уверен. Члены вашей семьи немногословны. — Я помню, как в моей юности иногда за целый вечер не произносилось и десяти фраз. Как выглядит моя невестка? — Довольно хорошенькая, насколько я мог заметить. — Правда ли, что она очень богата? — Очень. — Я прочла о ней все, что было написано в газетах в связи со свадьбой. Я видела фотографии. Сначала я очень жалела эту бедную девушку, а затем начала размышлять. — И к какому заключению вы пришли? — Если бы она была некрасивой, все это было бы легче понять. В конце концов биография ее отца дала мне ключ к разгадке. У него ведь были неприятности, не так ли? Он вышел из самых низов. Рассказывали, что вначале он ездил на своей тележке из одной деревни в другую и не умел ни читать, ни писать. Я не знаю, воспитывалась ли его дочь в монастырском пансионе, но независимо от того, в какой школе она училась, другие девчонки устраивали ей нелегкую жизнь. Конечно, имя Ляшомов звучит еще солидно, в особенности в Иври. Особняк на набережной все еще остается крепостью. Вы понимаете, что я хочу сказать? Эти Зюберы, отец и дочь, сразу вошли в круг большой буржуазии… Мегрэ самому все это уже приходило в голову. — Я подозреваю, что она за это дорого расплачивается, — продолжала Вероника. — Не хотите ли выпить стаканчик? — Благодарю. Вы не встречали никого из членов вашей семьи в последнее время? — Никого. — Вы ни разу туда не возвращались? — Я скорее сделала бы крюк, чтобы не проходить мимо дома, с которым у меня связаны слишком тяжелые воспоминания. Однако мой отец, вероятно, неплохой человек. Он не виноват в том, что родился Ляшомом и что его сделали таким, каким он стал. — А Леонар? — Леонар гораздо более Ляшом, чем отец. Именно Леонар хотел во что бы то ни стало выдать меня замуж за богатого промышленника, отвратительного типа, и он говорил со мной по поводу этого брака тоном короля, объясняющего принцу-наследнику, что его основной долг — обеспечить продолжение династии. — Вы знали вашу первую невестку? — Нет. Когда я жила дома, мой брат, несмотря на все свои усилия, еще не нашел выгодной партии. Я была первой, от которой потребовали самопожертвования. Что же касается Армана, то в это время он как раз болел. Он никогда не обладал крепким здоровьем. Совсем молодым он был уже плохой копией Леонара. Он старался подражать всем его жестам, походке, голосу. Я высмеивала его. По существу, он просто жалкий человек. — Вы не имеете никакого представления о том, что могло произойти прошлой ночью? — Никакого. Не забудьте, что я знаю меньше, чем вы. Это действительно не был грабитель? — Я все больше в этом сомневаюсь. — Вы хотите сказать, что преступление могло быть совершено кем-нибудь из домашних? Она задумалась, и вывод, который она сделала, был крайне неожиданным: — Занятно! — Почему? — Не знаю. Надо обладать определенным мужеством, чтобы убить человека, и я просто не представляю себе, кто в этой семье… — Где вы были прошлой ночью? Она не обиделась на этот вопрос. — Меня удивляет только, почему вы не задали мне этот вопрос раньше. Я находилась за стойкой бара «Амазонка». Полагаю, вы в курсе? Именно поэтому вы были так поражены, увидев меня в домашнем туалете, который модный журнал назвал бы воздушным. «Амазонка» — это работа. Смокинг черного бархата и монокль. Дома я снова становлюсь сама собой. Вам понятно? — Да. — Когда я нахожусь дома, я веду себя так, как будто мне нужно отомстить за то, что на работе я обязана изображать деловую, энергичную женщину. — А ваши братья или невестка никогда не заходили в «Амазонку»? — Прежде всего, они не знают, что я там работаю, потому что я никогда не давала им своего адреса, а известна я только в очень узком кругу. Затем, я сомневаюсь, чтобы у них явилось желание созерцать представительницу семейства Ляшом стоящей за стойкой бара в ночном кабаре. Однако… Она остановилась, неуверенная… — Я не знаю лично мою невестку Полет. Прошли уже годы с тех пор, как ее фотография была помещена в газетах в связи со свадьбой. Но однажды вечером мне показалось, что я увидела ее сидящей за столиком в нашем кабаре. Возможно, что мне это только показалось. Вот почему я колебалась и не рассказала вам об этом сразу. Меня поразило, как она смотрела на меня — так пристально, с таким любопытством. К тому же она была одна. — Когда это случилось? — Месяца полтора тому назад, возможно, уже два. — Вы ее больше не видели? — Нет. Простите, но мне надо сбегать на кухню, взглянуть на суп. Она довольно долго оставалась на кухне, и он сидел, прислушиваясь к стуку кастрюль и тарелок, звону ножей и вилок. — Я воспользовалась случаем, чтобы заодно поставить жаркое в духовку. Не надо об этом сообщать ни владелице «Амазонки», ни нашим клиентам, потому что меня перестанут уважать, и я рискую потерять свое место: я обожаю готовить. — Для одной себя? — Да, для себя одной, а иногда и для двоих. — Сегодня вечером для двоих? — Как вы догадались? — Вы только что упомянули про жаркое. — Да. Мой друг должен сейчас прийти. — На этот раз дело идет о серьезной связи? — Кто вам об этом сказал? Кто-нибудь из «Амазонки»? Неважно, раз я этого не скрываю. Ну что ж, господин комиссар? Представьте себе, что в тридцать четыре года я влюблена и задаю себе вопрос, не бросить ли мне все для того, чтобы выйти замуж. Я люблю заниматься хозяйством, ходить на рынок, к мяснику, в молочную. Я люблю сидеть дома и готовить изысканные кушанья. И все это бесконечно более приятно, когда ждешь кого-нибудь и накрываешь стол на двоих. Таким образом… — Кто он такой? — Уже не слишком молодой, сорок четыре года. Нельзя сказать, чтобы он был красавцем, но очень приятный. Со своей стороны, он тоже устал от меблированных комнат и ресторанов. Он работает в рекламе. Так как он занимается в основном кинорекламой, то ему приходится ежедневно бывать у Фукэ, у Максима, в клубе на Елисейских полях. У него было столько кинозвезд, сколько ему хотелось, но, как известно они тоже большей частью живут в меблированных комнатах и питаются в ресторанах. Тогда-то он и начал думать, что такая женщина, как я… Несмотря на столь явную иронию, чувствовалось, что она влюблена, возможно, даже страстно. — Я только что от него, и мы решили сегодня пообедать вдвоем. Мне уже пора накрывать на стол. Если вы еще хотите задавать мне вопросы, пойдемте со мной. Я могу одновременно работать, слушать вас и вам отвечать… — Я спрошу у вас только его имя и адрес. — Он вам нужен? — Не исключено. — Жак Сенваль, улица Понтье, 23. Жак Сенваль не настоящее его имя. В действительности его зовут Артур Бакэ, но это не слишком звучное имя для агента по рекламе. Вот почему он взял псевдоним. — Благодарю вас. — За что? — Вы меня так мило приняли. — Ну что вы! Вы даже отказались выпить стаканчик! Правда, у меня в доме не так уж много выпивки. С меня хватает, что я всю ночь вынуждена пить шампанское. Чаще всего я делаю вид, что пью, и выливаю остатки в мойку. Этой женщине было еще интересно жить. — Простите, что я не плакала. Возможно, это следовало сделать, но у меня не выходит. Мне не терпится узнать, кто убил Леонара. — Мне тоже. — Вы мне скажете? — Обещаю. Казалось, они уже стали сообщникам», потому что в конце концов на лице Мегрэ появилась такая же беспечная улыбка, как улыбка полной женщины в пышном, шуршащем пеньюаре. Выйдя на площадку лестницы, он задержался, поджидая лифт. Лифт поднимался снизу и остановился как раз на этой же площадке; из него вышел мужчина с темными волосами, уже редеющими на висках. На нем был светлый плащ, а в руке он держал коричневую шляпу.