Планшон сказал, что вопросов она не задавала, но это не мешало Изабелле видеть все, что творится в доме. Что она думала о жизни любовников и о жизни своего отца? Пока Мегрэ ел рогалики, мадам Мегрэ принялась готовить обед. Время от времени супруги переговаривались через дверь в кухню. Вечерние газеты, которые комиссар так и не успел прочитать, лежали на столе рядом с еженедельными журналами. Он всегда оставлял их на воскресное утро. В полицейское управление он позвонил тоже по привычке. Но в этот раз он сделал это раньше, чем всегда, потому что его терзала тревога. Дежурил Торранс. Мегрэ узнал его по голосу и представил, как тот сидит в пустом кабинете. — Какие новости? — Ничего особенного, шеф. Сообщили об одной краже драгоценностей этой ночью. — Опять в «Крийоне»? — Нет, в «Плацце», на авеню Монтеня… Накануне комиссар распорядился послать в каждый из роскошных отелей на Елисейских полях по одному инспектору. — Кто там был? — Ваше. — Он ничего необычного не заметил? — Ничего. Метод ограбления тот же… Разумеется, был изучен список всех предполагаемых похитителей драгоценностей, включая карточки Интерпола. Способ похищения не походил ни на один из способов, известных полиции, и речь наверняка шла о грабителе, который хотел за несколько дней украсть целое состояние и скрыться. — Ты послал кого-нибудь в помощь Ваше? — К нему поехал Дюпё. Но сейчас они ничего не смогут сделать. Многие клиенты в отеле еще спят. Следующий вопрос показался, должно быть, Торрансу странным: — А в восемнадцатом округе ничего не произошло? — Ничего, насколько я помню. Подождите, я посмотрю записи. Так… Берси… Берси… Я просматриваю все Берси… На полицейском языке это означало задержание пьяниц, которые буянили в той или иной степени и которых отвозили провести остаток ночи в полицейском отделении. — Драка в четверть четвертого на площади Пигаль… Кража… Еще одна… Поножовщина после танцев на бульваре Рошешуар… Обычная сводка происшествий за субботний вечер. — Убийств не было? — В журнале об этом ничего не говорится. — Благодарю тебя. Желаю спокойного дежурства. Позвони мне, если будет что-то новое в «Плацце»… Как только комиссар положил телефонную трубку, в проеме двери появилась мадам Мегрэ и спросила: — Переживаешь за типа, что приходил вчера? Когда вчера они ложились спать, комиссар рассказал ей историю Планшона самым безразличным тоном, словно не принимал ее всерьез. — Ты не находишь, что он слегка чокнутый? — Не знаю. Я не психиатр. — Как ты думаешь, почему он пришел к тебе? Увидев его на лестничной площадке, я сразу поняла, что этот посетитель не похож: на других, и, признаюсь, он меня напугал… К чему тревожиться? Разве его это касалось? Пока еще нет, во всяком случае. Мегрэ дал жене уклончивый ответ и, удобно устроившись в кресле, углубился в чтение газет. Минут через десять комиссар встал, нашел телефонный справочник, а в нем — строчку с адресом Леонара Планшона, маляра-подрядчика, проживающего на улице Толозе. Маляр не схитрил и назвал свое подлинное имя. Минуту поколебавшись, Мегрэ набрал номер, и, пока в трубке звучали длинные гудки, он почувствовал, как у него от волнения перехватило дыхание. Вначале Мегрэ подумал, что ему никто не ответит, потому что трубку долго не брали. Наконец раздался щелчок, и чей-то голос спросил: — Вас слушают. Кто говорит? К телефону подошла женщина и чувствовалось, что у нее плохое настроение. — Я хотел бы поговорить с господином Планшоном… — Его здесь нет… — Это мадам Планшон? — Да, это я… — Вы не знаете, когда вернется ваш муж? — Он только что вышел из дома со своей дочерью… Мегрэ подметил, что она сказала «со своей дочерью», а не с «моей» или «нашей». Он догадался, что в комнате кто-то подсказывал женщине: — Спроси, кто звонит… И в самом деле, после короткой паузы, она спросила: — Кто со мной говорит? — Один клиент… Я позвоню попозже… Комиссар повесил трубку. Итак, Рене была жива, Роже Пру, наверное, тоже, а Планшон ушел погулять с дочерью. Значит, на улице Толозе, как и в других семьях, существовали свои воскресные традиции. Все оставшееся утро Мегрэ старался не думать о Планшоне. Прочитав без большого интереса газеты, он постоял немного у окна, разглядывая, как люди возвращались с воскресной мессы: они шли быстро, наклонившись вперед, и их лица посинели от холода. Затем комиссар принял ванну, оделся, ощущая, как приятные запахи готовящегося обеда проникали во все уголки квартиры. В полдень супруги пообедали, сидя напротив друг друга, так как телевизор они не включали. Они поговорили о дочери доктора Пардона, ожидавшей второго ребенка, потом о других мелочах, о которых Мегрэ уже не помнил. Около трех часов, когда посуда была вымыта, а квартира вновь приведена в порядок, он предложил: — Ты не желаешь прогуляться? Мадам Мегрэ надела каракулевую шубу. Комиссар выбрал себе самый толстый шарф. — Куда ты хочешь меня повести? — На Монмартр. — А ведь верно. Ты говорил мне об этом вчера. Мы поедем на метро? — Да, там потеплее… Они вышли на станции «Плас Бланш» и начали медленно подниматься по улице Лепик. Все лавки там были закрыты ставнями. Возле улицы Аббес улица Лепик сильно изгибалась, а улица Толозе продолжала идти круто вверх и пересекалась с ней возле «Мулен де ля Галет». — Он живет здесь? — Немного выше… прямо у подножия лестницы… Почти на полдороге, чуть левее, Мегрэ заметил выкрашенный в фиолетовый цвет фасад и на нем буквы, которые освещались вечером: «Бал приятелей». Трое молодых людей стояли на тротуаре и, казалось, кого-то поджидали, а изнутри доносились звуки аккордеона. Танцы еще не начались, и аккордеонист в глубине полутемного зала только разминался. Именно здесь девять лет назад страдавший от одиночества Планшон совершенно случайно повстречал Рене: в зале было слишком много людей, и официант в спешке посадил девушку за его столик. Супруги Мегрэ продолжали подниматься вверх по улице и немного запыхались. Между зданиями в пять-шесть этажей еще сохранились несколько низких домов, построенных в те времена, когда Монмартр был еще деревней. Наконец они достигли решетки, открывающейся в мощеный двор, в глубине которого возвышался каменный павильон, какие встречаются главным образом в предместьях. Это было одноэтажное строение, уже поблекшее, обветшалое. Стены вокруг окон были с чередованием выложены желтыми и красными кирпичами. Деревянные панели были выкрашены свежей краской голубого цвета, который не гармонировал со всем внешним видом здания. — Он живет здесь? Остановиться они не решились и осмотрели лишь то, что могли увидеть. Мадам Мегрэ позднее вспоминала, что занавески на окнах были очень чистыми. Комиссар же заметил стоящие во дворе малярные лестницы, тачку, деревянный сарай, за окнами которого виднелись бидоны с краской. Гаража во дворе не было, а грузовик куда-то исчез. Занавески на окнах не шевелились, внутри дома — никаких признаков жизни. Может быть, Планшон, его жена, дочь Изабелла и Пру поехали все вместе на прогулку? — А теперь куда пойдем?