Дым сигарет образовал нечто вроде пелены, колышущейся над головами, в зале стоял гул от разговоров. Одни выходили, другие входили. Игроки в домино невозмутимо продолжали свое занятие, как если бы вокруг никого не было. — У вас есть фотография мужа? — Нет. — Ни одной? — Нет. — А ваша? — Тоже нет. Только на удостоверении личности. Мегрэ знал по опыту, что такое встречается один раз из тысячи — чтобы у человека не было собственной фотографии. — Вы живете на верхнем этаже? Она кивнула. С улицы он отметил, что в доме всего два этажа. Над кафе и кухней были, наверно, две-три, скорее всего две, комнаты и туалет или кладовая. — Как вы туда поднимаетесь? — По лестнице, что на кухне. Она отправилась на кухню спустя минуту и на этот раз что-то мешала там ложкой на плите. Дверь с шумом распахнулась, и Мегрэ увидел разгоряченного, запыхавшегося Лапуэнта, который вел перед собой молодого парня. Малыш Лапуэнт, которого так называли на Набережной не из-за его роста, а потому, что он был самый молодой и по возрасту, и по стажу, еще никогда не был так горд собой. — Ну и погонял же он меня! — провозгласил он со смехом, протягивая руку к оставленному на стойке стакану. — Несколько раз я уже думал, что он улепетнет. Хорошо, что в лицее я был чемпионом в беге на пятьсот метров. Парень тоже выбился из сил и шумно дышал. — Я ничего не сделал! — заявил он, повернувшись к Мегрэ. — Значит, тебе нечего бояться. Комиссар посмотрел на Лапуэнта: — Документы у него взял? — Его удостоверение личности у меня в кармане. Он работает разносчиком-велосипедистом в торговой фирме Пенсемайль. Это он сегодня утром был на набережной и удирал во весь дух. — Почему? — спросил Мегрэ у парня. Тот казался упрямым, как многие юнцы, которые хотят прослыть отпетыми ребятами. — Не хочешь отвечать? — Мне нечего говорить. — Ты ничего не вытянул из него по дороге? — спросил Мегрэ у Лапуэнта. — Мы чересчур запыхались, чтобы много говорить. Его зовут Антуан Кристен. Ему восемнадцать, и он живет с матерью на улице Фобур-Сен-Мартен. Некоторые из посетителей наблюдали эту сцену, но чрезмерного любопытства не обнаруживали: в этом квартале полиция появлялась достаточно часто. — Что ты делал на тротуаре? — Ничего. — Он прилип лицом к стеклу, — объяснил Лапуэнт. — Как только я его заметил, я вспомнил, что нам рассказал Жюдель, и бросился на улицу. — Почему ты убегал, раз ты не сделал ничего плохого? Он поколебался, удостоверился, что по крайней мере двое из окружающих людей слушают, и произнес дрожащими губами: — Потому что не люблю шпиков. — Но следишь за ними через дверь? — Это не запрещается. — Откуда ты знал, что мы здесь? — Я не знал этого. — Тогда почему же ты пришел? Он покраснел и прикусил толстую губу. — Отвечай. — Шел мимо. — Омера знаешь? — Никого я не знаю. — И хозяйку тоже? Та снова была за стойкой и смотрела на них, причем на лице ее нельзя было прочесть ни малейшего страха или опасения. Она была более сильной натурой, чем любой из обвиняемых или свидетелей, которых приходилось встречать Мегрэ. — Ты не знаешь ее? — Только в лицо. — Ты никогда не приходил сюда выпить стаканчик? — Может, и приходил. — Где твой велосипед? — У хозяина. Я кончил работу в пять часов. Мегрэ сделал Лапуэнту знак, который тот понял: это был один из условных знаков, принятых в уголовной полиции. Инспектор вошел в телефонную кабину, вызвал полицейский участок, находившийся напротив, по ту сторону канала, и услышал в трубке голос Жюделя. — Мальчишка здесь, у Каласа. Через несколько минут шеф его отпустит, но нужно, чтобы кто-нибудь пошел за ним. Ничего нового? — Все следы сложные или такие, которые никуда не ведут: драки в четырех или пяти кафе в воскресный вечер; кому-то показалось, что он слышал звук тела, падающего в воду; одна проститутка утверждает, что какой-то араб украл у нее сумочку. Мегрэ невозмутимо стоял рядом с парнем. — Чего выпьешь, Антуан? Вина? Пива? — Ничего. — Ты никогда не пьешь? — Не со шпиками. И вам придется меня отпустить. — А ты выглядишь уверенным в себе. — Я знаю закон. У него была широкая кость и свежее крепкое тело молодого крестьянина, которого Париж еще не лишил здоровья. Сколько раз Мегрэ приходилось встречать вот таких ребят, которые однажды вечером приканчивали торговку табаком или старуху бакалейщицу из-за каких-то нескольких сот франков. — У тебя есть братья и сестры? — Нет, я один. — Отец живет с вами? — Он умер. — Мать работает?