— И вам не разрешают открывать ящики гардероба? — Только после того, как белье приходит из прачечной, и его нужно положить туда. — Вы не помните, когда видели на нем последний раз серый костюм с голубыми прожилками? — Кажется, два-три дня тому назад. — Когда вы прислуживали за столом, вы не слышали разговоров о том, что костюм был прожжен сигаретой? Она посмотрела на своего хозяина, как бы спрашивая у него совета, и прошептала: — Не помню… Нет… Я никогда не прислушиваюсь к разговорам за столом… Они говорят о таких вещах, которые мне непонятны… — Вы можете заниматься своими делами. Марсель Монсин ожидал окончания разговора со спокойным видом и улыбался. Лишь капельки пота снова появились у него над верхней губой. — Прошу одеться и следовать с нами на набережную Орфевр. Инспектор проводит вас. — И в ванную тоже? — Извините, и в ванную. А я пока поговорю с вашей женой. Очень сожалею, господин Монсин, но не могу действовать иначе. Архитектор-декоратор махнул рукой: — Как вам угодно. Около самой двери он обернулся и спросил: — Могу я знать, чем обязан такой чести?.. — Нет, не сейчас. Потом, у меня в кабинете. Мегрэ подошел к двери в коридор, позвал мадам Монсин, находившуюся на кухне: — Мадам, не могли бы вы уделить мне несколько минут? Глава 6 Серый костюм — Ну, на этот раз настоящий? — насмешливо спросил маленький Ружин, когда в коридоре управления появились Лапуэнт и Мегрэ со своим пленником. Мегрэ довольствовался тем, что отметил время ареста, медленно повернул голову и мельком взглянул на репортера. Тот смущенно закашлялся, а фотографы сразу же поумерили свой пыл. — Присаживайтесь, господин Монсин. Если жарко, можете снять пиджак. — Спасибо, не имею такой привычки. Действительно, его трудно было представить неряшливым. Мегрэ снял пиджак и отправился к инспекторам отдать распоряжения. У него был потрепанный вид, голова втянута в плечи, блуждающий взгляд. Вернувшись в кабинет, комиссар перебрал свои трубки, набил две из них, потом сделал знак Лапуэнту остаться для ведения протокола допроса. Тот походил на пианиста-виртуоза, который нерешительно усаживается за инструмент, передвигая стул, несмело прикасается к клавишам, как бы привыкая к роялю. — Вы давно женаты, господин Монсин? — Двенадцать лет. — А сколько вам лет? — Тридцать два. Я женился в двадцать лет. Затем последовала долгая пауза, во время которой Мегрэ разглядывал свои руки. — Вы архитектор? Монсин поправил: — Архитектор-декоратор. — Это значит, что вы архитектор, специализирующийся на декорации интерьера? — Не совсем так, — собеседник немного покраснел. — Вас не очень затруднит объяснить мне? — Я не имею права делать проекты жилых домов, такое право дает диплом архитектора. — Какой же диплом у вас? — Я начинал с живописи. — В каком возрасте? — В семнадцать лет. — Вы сдавали на степень бакалавра? — Нет. В юности я хотел стать художником. Картины в гостиной мои. Мегрэ, только недавно созерцавший их в квартире Монсина, так и не мог понять, что они изображали. Картины содержали что-то печальное, извращенное. Ни линии, ни цвета не были четко выражены. Преобладал красно-фиолетовый тон, который причудливо смешивался с зеленым цветом, похожим на краски подводного мира, и можно было подумать, что вся эта масляная живопись сама появилась на картинах, подобно чернильному пятну на промокательной бумаге. — Итак, у вас нет диплома архитектора, а декоратором, если я вас правильно понял, может быть любой человек? — Я заметил вашу манеру уточнять. Думаю, вы хотели напомнить мне, что я неудачник. — Он горько усмехнулся. — Вы имеете право. Мне это уже говорили. — У вас много заказчиков? — Я предпочитаю иметь тех немногих, но таких, которые доверяют мне и предоставляют полную свободу действий, чем толпу, стоящую над душой. Мегрэ выбил трубку и зажег следующую. Редко допрос начинался так издалека. — Вы родились в Париже? — Да. — В каком квартале? Монсин немного помедлил с ответом. — На пересечении улиц Коленкур и Местр. То есть в самой середине района, где произошло пять убийств и это последнее неудачное покушение. — И долго вы там жили? — До самой женитьбы. — Ваши родители живы? — Только мать. — Она живет?.. — В том же доме, где я родился. — Вы в хороших отношениях с ней? — Моя мать и я всегда очень любили друг друга. — Кем был ваш отец, господин Монсин? На этот раз он опять заколебался, хотя ничего такого при вопросе о матери Мегрэ не заметил.